Страница 25 из 26
Вспомни, как ты ярился, когда читал в прессе военно-политические отчеты Константина Шумского, — поверь ему, так кругом тишь и гладь да божья благодать! Или сплошные успехи, или временные неудачи — как предтеча окончательной победы… Ну и что? Пристыдил ты его? Да. Публично. А тому как с гуся вода — продолжал свое, тонко вынюхивая, что будет угодно прочесть августейшей семейке. А можно было б Шумского этого перекупить, на худой конец! Но ведь нет! — "Не хочу мараться с гадостью"… Ах, боже, боже, как был прав Пушкин: "Мы ленивы и нелюбопытны!" Как я был потрясен, прочитав Сергея Есенина, мальчика тогда еще, не про кого-нибудь, про меня:
Он тогда сел к столу — написать этому гениальному мальчику, поблагодарить его, открыться в сокровенном, предложить срочно издать его книги у Сытина, но кто-то позвонил, пришел, вызвал — суета, безделица; после Машенька позвала к завтраку — и уж время ехать в Думу, а там все мозги за день отшибет, до постели б доковылять…
Правда, вспомнил он, однажды, бессильно упав на мягкие перины — Машенька мигом расшнуровала башмаки, сняла носки, одела теплые, шерстяные, — и он заколыхался своим добродушным, чарующим смехом. "А все же мы их прищучили, — говорил он тогда, — загнали в тупик, не посмели с нами не посчитаться…"
Он приехал измученно-счастливый оттого, что выиграл долгую драку с министерством финансов, которое готовило закон о подоходном налоге. Князь Шаховской стоял на обычной для всех российских министров жесткой позиции: "Довольно цацкались, пора наводить железный порядок и крепить бюджет!" (Эх, коли б финна какого протащить в министры или чухонца, у тех деловая хватка в крови, не отчеты пишут, а дело делают, оттого и живут лучше нас, а коли в чем горят, так в себе вину ищут, а не в жидах с масонами!)
Гучков трижды выступал против министра; сначала обратился к здравому смыслу и Священному писанию: неразумно обирать и без того бедный народ; грех отбирать у человека то, что он получил за труды свои.
Министр ответил, что доводы звучат ярко и впечатляюще, но при этом спросил, как же государство, не взимая налоги, может создать бюджет?! Причем для того лишь, чтобы служить подданным, заботясь об их же благе?
Гучков предполагал, что ответ будет именно таким, он затаенно ждал такого ответа — повод к конкретному разбирательству всех параграфов и внесению корректив.
Поэтому второе свое выступление он посвятил тому, чтобы доказать неразумность столь высокого подоходного ценза: "Я могу жить на проценты с капитала, жить безбедно, как и Рябушинский с Мамонтовым, Морозовыми и Демидовыми; не тревожит меня и судьба спекулянтов Рубинштейна и князя Андроникова с Манусом и Бадмаевым. Когда впервые подоходный налог был введен в Америке, возмущение общественности было так велико, что Верховный суд признал этот закон неконституционным и отменил его. Казну создавали единственно за счет громадных таможенных пошлин на ввозимые товары: "Учитесь все делать сами, сограждане!" Триста тридцать миллионов долларов, то есть миллиард рублей, получила американская казна с таможенного налога — им бы и жить! Но их бюрократия все же протащила подоходный налог, однако сколь он взвешен и разумен! С тех, кто получает не более двух тысяч в год, взымают доллар с тысячи, кто зарабатывает более двадцати, — десять долларов с каждой тысячи, а уж кто взял сто — плати сверх этого тринадцать процентов от заработанного… А вы что предлагаете? Задушить предпринимательство на корню? Погубить истинно русскую промышленность и торговлю? Открыть ворота иностранному экономическому вторжению, которое налоговому обложению не подлежит? Да у нас и так в дни войны гонорею лечат лекарствами Деламуре, носки вяжет Томас Виттик-Конау, своих бастующих рабочих отправляет в армию заводчик Мюллер, продает презервативы Войт-Стар, укрепляет нервную систему Горашио-Картер, а спасает от седины герр Кальтоко!
Князь Шаховской грустно улыбнулся:
— Нет на Руси человека более бесправного, чем министр финансов… Давайте коррективы, будем обсуждать параграф за параграфом…
Налоги удалось сбить: с тех, кто получал восемьсот пять рублей, налог установили в шесть рублей, а министр требовал пятнадцать; с двенадцати тысяч казне надо отдавать — декларируя полученные деньги собственноручно — четыреста восемь. Ну а уж с тех, кто брал более четырехсот тысяч, — отдай сорок восемь тысяч и не греши. Против этого Гучков не возражал, получая триста пятьдесят, зато добился, чтобы армия и казачество подоходный налог вообще не платили, — бил в одну точку, перетягивая на свою сторону тех, кто владел оружием: а они все малоимущие, кто винтовку таскает за плечом, откуда у него деньги, каждая копейка на счету?! Добился он освобождения от налогов и всех благотворительных, ученых, культурно-просветительных, инородческих организаций — это была, пожалуй, главная победа; шквал оваций вызвала заключительная фраза: "Не убивайте русских Третьяковых, князь!"
…А как он негодовал, прочитав вирши Георгия Иванова — в обществе называли талантом, восходящей звездой… И вдруг такое:
Гучков ярился: при чем здесь кувшин? И кто сказал, что мы намерены дать им мир? Государыня? Как можно печатать такое?!
И снова не отреагировал так, как надо бы; ах, эта засасывающая российская текучка, когда пустяки мешают сделать то, что только кажется малым, а на самом-то деле, по-божески, и есть главное: наравне с Богом только Принцип…
А как беззубо он вел себя, встречая на вокзале Московско-Виндаво-Рыбинской дороги наследника румынского престола принца Кароля! Великий князь Михаил Александрович, по протоколу приветствовавший принца, дружески кивнул Гучкову, но руки не протянул, знал, что за Александром Ивановичем следят повсеместно, но тем не менее, проходя мимо, произнес, не глядя: "Очень надо увидаться".
А я обиделся, видите ли! Какие же мы все обидчивые, сил нет! На что угодно готовы обидеться, сами же себя накручиваем, а после сладостно себя же и жалеем…
А ведь говорить с великим князем надо было о том, что сукин сын Шумский, так называемый публицист, а на самом деле не иначе как агент Протопопова, крайне хитро писал в своем очередном журнальном обозрении, что, мол, Германия — через нейтральные страны — вновь предлагает мир, готова к разумным переговорам и что из Франции немецкие войска уйдут и Россию покинут, разве что останутся в издревле принадлежавших им Литве и Курляндии… Жал, сукин сын, что, мол, Германия может сделаться стомильонной за счет союзничества с Австрией, Болгарией, Турцией и Польшей, которой они дали суверенную автономию, они, немцы, а не Россия — как ни молил он, Гучков, об этом Двор, сколько можно держать в кабале народ католической веры и вертикального характера?!