Страница 3 из 15
– Да, – кивает Нёхиси, – эта зима будет теплой. Твоя взяла.
Теплый весенний ветер вылетает из моего рукава, по-хозяйски оглядывается и принимается за дело. Завтра утром от всего этого белого безмолвия не останется и следа.
А мне того и надо.
…Но пока снег еще не растаял, только стал мокрым и рыхлым, из такого здорово лепить снежки. В другое время именно этим я бы, пожалуй, и занялся, но сейчас ничего не выйдет, для игры в снежки нужен хотя бы один партнер. А Нёхиси отправился в Бернардинский парк с томиком Борхеса под мышкой. Меня немного смущает его выбор, невозможно предсказать, как отразится подобное чтение на характере тамошних деревьев; с другой стороны, доживем до лета – узнаем. А мы, несомненно, доживем.
Но лето будет когда-нибудь потом, так нескоро, что сейчас, пока я иду вдоль берега реки Вильняле, почти по колено проваливаясь в снег, трудно думать о нем как о чем-то возможном и принимать эти мысли всерьез. Я и не думаю. Я достаю из-за пазухи книгу, выбранную специально для яблонь Бельмонтаса, к которым я питаю особую тайную слабость, открываю ее и начинаю читать прямо на ходу: «Первый снег пал на Муми-дол хмурым утром. Он подкрался, густой и безмолвный, и за несколько часов выбелил всю долину»[2].
Улица Базилиону
(Bazilijonų g.)
Живой человек Валентин
Вел себя отвратительно.
Ну то есть на самом деле просто как всегда. Бранил осыпающуюся штукатурку старых зданий, критиковал неумелый новодел, неодобрительно комментировал провинциальную эклектичность архитектурного ансамбля, яростно бичевал граффити, демонстративно морщил нос при виде мусорных баков и синих туалетных будок, язвительно рассуждал о менталитете местных жителей, заперших чуть ли не все проходные дворы, с притворным умилением называл «милой деревенской» каждую вторую улицу и предрекал скорое появление пасущихся коз. И только в самом конце экскурсии, когда уселись на веранде кафе над рекой, и официант принес два полулитровых бокала сидра, запоздало сообразил, что так было нельзя. Люси – не старинная подружка, которая в любой момент может ласково сказать: «Заткнись, мое сердце» или просто развернуться и уйти, наскучив его ворчанием. То есть пока гуляли, ощущалось именно так, а теперь опомнился: на самом деле, Люси – просто наемный специалист. Когда человек проводит экскурсии за деньги, разумно предположить, что деньги человеку очень нужны. Вряд ли она могла себе позволить вот так сразу послать клиента подальше.
А в таких обстоятельствах непрерывное брюзжание – это уже свинство. Словно и правда считаешь, будто за деньги можно купить право безнаказанно доставать кого угодно.
Стыдно-то как, господи.
Сказал:
– Будете смеяться, но я только сейчас вспомнил, что на самом деле мы с вами знакомы не с детства, а только с полудня. И я не старинный друг, а просто клиент. Теперь, задним числом, понимаю, что вам было довольно неприятно выслушивать мои комментарии. Это конечно не дело. Можно я вам хотя бы вдвое больше заплачу? За вредность. За мою.
Люси нахмурилась.
– И речи быть не может. Наоборот, я как раз собиралась сказать, что возьму с вас вдвое меньше. Судя по вашей реакции, я плохо сделала свою работу. Мне не удалось по-настоящему вас увлечь. Так бывает. Не то чтобы часто, но бывает. На самом деле, это нормально. Не всем должен нравиться город, не всем должным быть интересны мои байки. Ничего страшного. Но брать с вас полную цену за время, потраченное без особого удовольствия – грабеж среди бела дня.
Яростно замотал головой.
– Это было огромное удовольствие! Правда. Совершенно не похоже на просто экскурсию, как я их себе до сих пор представлял. Просто я – вот такой неприятный тип. У меня язвительный ум и слишком длинный язык, чтобы держать его за зубами. И все осколки зеркала тролля, не израсходованные бесхозяйственными персонажами Андерсена, засели в моих глазах. Будьте снисходительны к инвалиду сказочных войн.
– Ладно, – кивнула Люси. – Принято. Тогда платите, как договаривались, упираться не стану. Но вдвое – это правда перебор. Не настолько вы противный, чтобы вас за это штрафовать.
Невольно улыбнулся. «Не настолько противный» – это она молодец. Одним словом за все свои муки расквиталась. И да, она совершенно права. Деньгами не извиняются.
А извиниться очень хотелось. Не формально, а по-настоящему. То есть исправить причиненный ущерб. Как минимум, поднять ей настроение. И удивить. И наконец-то понравиться. Или хотя бы остаться в памяти занятным чудаком, о котором можно рассказывать знакомым. Тоже, собственно, вариант оплаты.
Сказал:
– На самом деле ваш Вильнюс не нравится мне ровно по одной причине: я представлял его совсем другим. Сами наверное знаете, что такое обман ожиданий. И как это иногда бесит.
Люси удивленно подняла бровь:
– Другим – это каким? Более опрятным и праздничным? Этаким разноцветным пряничком, как старая Рига? Ну надо же.
– Нет, что вы. Совсем нет. Не опрятным, не пряничным. Просто совершенно другим. Штука в том, что Вильнюс мне несколько раз снился. Обычно я не придаю значения снам, но впечатление было настолько сильным, что я, честно говоря, и приехал сюда только из-за них. Так-то я не большой любитель путешествий по Восточной Европе, мне северо-запад подавай.
– Вот как, – протянула Люси.
Одобрительно, надо сказать, протянула. Похоже, нашел все-таки способ ей понравиться. Ну, то есть будем честны, на то и рассчитывал после всех этих вдохновенных баек о якобы спящем князе, в чьем сновидении мы все сейчас имеем удовольствие обретаться, что сердце экскурсовода сразу растает при слове «сон». Если бы на самом деле никогда не видел никаких снов про Вильнюс, выдумал бы их непременно. А так совсем здорово вышло, врать не пришлось.
Сказал:
– Я даже фотографии в интернете перед поездкой не смотрел. Нарочно. Догадывался, что разочаруюсь, и не хотел, чтобы это случилось заранее. Разочаровываться следует лицом к лицу. Гораздо более неприятно, зато честно.
– Ну вы даете! – изумилась Люси. – Я бы точно не удержалась, сразу полезла бы смотреть фото. Я любопытная.
– А я, наверное, нет. По крайней мере, не искать фотографии Вильнюса в интернете мне было очень легко.
– А какой Вильнюс вам снился? – спросила Люси. – Как он выглядел? Помните? Можете рассказать?
Еще бы не помнил. Но вот рассказывать было особо нечего. Никогда не умел конвертировать сны в слова; впрочем, этого никто толком не умеет. Бормочут какую-то утомительную бессвязную чушь. Раньше думал, это от недостаточной дисциплины ума и скудости лексикона, но на практике выяснилось, просто из-за драматического несовпадения логических систем и образных словарей сна и бодрствования. Сон следует пересказывать в другом сне, тогда все отлично получится.
Вздохнул.
– Довольно мало на самом деле. Только какие-то детали: длинные крытые галереи, красные стены с рисунками, большое здание с фонтаном на крыше; о нем говорили: «храм», – хотя совершенно не похоже. На некоторых улицах зеркальные тротуары, на других вполне обычные. И большой стеклянный сад на площади возле центрального проспекта; что-то подобное я однажды видел на Мурано – вы там были? Неважно, я только и хотел сказать, что даже сад муранских стеклодувов ни в какое сравнение не идет с вашим, в смысле, с тем, который мне снился.
– А еще? – нетерпеливо спросила Люси. – Что там было еще?
– Очень густые вечерние туманы, молочными реками стекающие с холмов. И другие, прозрачные, как пар над кастрюлей, поднимающиеся снизу, от воды. Разноцветная черепица крыш, по большей части, синяя, иногда зеленая. Проходные дворы невероятной красоты – скульптуры в нишах, солнечные часы, цветники, лампы какие-то невероятные, почему-то на арабский манер, дровяные сараи в стиле ар-нуво, и все это, представьте, нараспашку, открыто целыми днями, ходи сколько хочешь, не то что наяву Ладно, я не о том. И вот, кстати, трамваи. В Вильнюсе, который мне снился, было много трамвайных маршрутов, всюду проложены рельсы, разноцветные и блестящие, как елочные игрушки. И вагоны такие интересные, снаружи суровое ретро, внутри вполне современные и удобные. И улицы по ночам освещаются живым огнем факелов и костров на площадях – ясно, что просто для красоты и привлечения туристов, а не из практических соображений, электричество-то в городе есть. Но все это, конечно, совершенно не передает общую картину идеально продуманного и спланированного города. И атмосферу царящей там радости – подлинной, не вымученной, не фальшивой, потому что в фундаменте ее – глубокая, осознанная и очень спокойная печаль смертного существа, ненадолго остановившегося на краю бездны… Но это меня, конечно, уже в дебри какие-то занесло. Раньше надо было остановиться.
2
Туве Янссон «Шляпа волшебника», перевод В. А. Смирнова.