Страница 10 из 15
Адская плюшка меж тем проглотила угощение и застыла с деланно равнодушным видом, стараясь не коситься на оставшиеся конфеты. А старик-цветочник все еще разворачивал обертку, медленно и аккуратно, словно она была ценностью, которую непременно надо сохранить. Наконец справился и осторожно положил белый шарик, обсыпанный кокосовой стружкой, в рот. Некоторое время прислушивался к ощущениям, потом расплылся в улыбке.
– Я такие у внучки на дне рождения ел. Очень вкусно!
– Значит, надо повторить, – решительно сказала женщина-амазонка. И вложила в его руки еще одну конфету. И толстухе выдала. И вдруг заговорщически подмигнула – дескать, ну хоть тебя-то не надо уговаривать, правда?
Правда. Взял конфету и съел. Спросил свою благодетельницу:
– А почему вы не вызвали такси? Ну, чтобы отсюда до машины…
Она ответила ему растерянным взглядом.
– Слушайте, просто не сообразила. А ведь точно! Вот что значит всегда сама за рулем, отвыкла уже от идеи, что кто-то другой может меня куда-нибудь отвезти.
Дозвониться в такси оказалось практически невыполнимой миссией. Женщина-амазонка снова и снова нажимала кнопку своего телефона, кривилась:
«Занято», – и начинала сначала. Неудивительно, можно вообразить, какая толпа народу пытается сейчас добраться до дома, не одни мы такие умные, увы. Решил прийти ей на помощь, стал набирать все хранившиеся в телефонной памяти номера такси, по очереди. Бесполезно: короткие гудки, снова короткие гудки, наконец у аппарата сдали нервы, и на все попытки дозвониться он стал отвечать гробовым молчанием – да что с ним такое?
Никогда не умел чинить приборы, но одно золотое правило все же знал: когда что-то не работает, попробуй его выключить, а потом включить снова. Это помогает примерно в половине случаев. Но, к сожалению, не на этот раз. Ну то есть как – телефон благополучно включился, но значок в левом верхнем углу экрана, демонстрирующий качество связи, отсутствовал вовсе. А при попытке набрать номер, появлялась угрожающая надпись: «Только SOS».
Растерянно констатировал:
– Похоже, нет связи.
– И у меня уже нет, – кивнула амазонка. – Сперва у них хотя бы просто занято было, а теперь совсем кирдык. У вас какой оператор? Случайно не Omnitel?
Отрицательно помотал головой.
– Bite. Как это они дружно, а.
– И интернета тоже нет, – неожиданно сообщила барышня в черном. Вид у нее был совершенно потерянный.
Предположил:
– Из-за дождя, наверное. Замкнуло у них там что-нибудь, у всех сразу. Или наоборот разомкнуло. Техника часто выходит из строя из-за погоды.
– Три года назад летом так же лило, даже хуже, громче шумело, – вдруг сказал старик-цветочник. – У моего соседа тогда машину затопило. Выше дверцы вода поднялась. Он до сих пор со страховкой воюет, хочет деньги за ремонт получить. А у них это называется «форс-мажор» – раз, и никто никому ничего уже не должен. Хитро придумали! Но телефоны тогда работали, я точно помню. Мне внучка несколько раз звонила, беспокоилась.
Подумал: «Надо же, а я совершенно не помню того потопа, хотя вроде все лето двенадцатого в городе просидел. Как же быстро все забывается. Не только сны».
Амазонка достала из пачки очередную черную сигарету. И вдруг спросила:
– Слушайте, а вам не кажется, что там, через дорогу все стало как-то не так?
– Как – «не так»?
Впрочем, тут же сам понял, о чем она говорит. Куда-то подевалась афишная тумба, всегда стоявшая возле «зебры» пешеходного перехода, почти на самом углу Майронё и Барборы Радвилайте. Что в общем не так уж удивительно, все афишные тумбы рано или поздно убирают или переносят на другое место. А вот дом…
– Этот угловой дом на моей памяти всегда был светло-коричневый. И как минимум трехэтажный, – сказала женщина в камуфляже. – Скорее даже четырех, точно не помню; факт, что довольно высокий. Не такой приземистый, голову на отсечение даю! И уж точно не красный.
– Слушайте, а ведь да. Если бы вы не сказали, я бы не обратил внимания. Когда смотришь сквозь такую стену воды…
– Все что угодно можно объявить оптическим обманом и успокоиться, – кивнула она. – Я и сама сперва так решила. Если бы у меня была с собой читалка, или хоть пара игрушек в телефоне, даже думать об этом не стала бы. Но читалка осталась в багажнике, а игрушки я как раз недавно снесла, все до единой, когда поняла, что голове они совсем не на пользу. Поневоле приходится смотреть по сторонам и размышлять об увиденном, других-то развлечений нет. Так вот, этот дурацкий дом. Что с ним стряслось? Цвет – ладно, предположим, дождь, освещение, с утра перекрасили, чего только не бывает. Но исчезновение как минимум двух этажей никаким дождем не объяснишь.
– Про дом ничего сказать не могу, – вмешался старик-цветочник. – Я его не вижу. Но слышу я, слава богу, хорошо. И теперь не могу понять, почему все машины стоят?
– А разве они стоят? – переспросили растерянным хором.
Даже удрученная разлукой с интернетом барышня оставила тщетные попытки восстановить пропавшую связь и уставилась на проезжую часть. Никаких машин там не было, не ехало и даже не стояло, то есть, вообще ни одной, даже платная парковка, в выходные всегда забитая под завязку, была сейчас совершенно пуста. Куда все подевались?
– Машины не то чтобы стоят, – наконец сказала старику женщина-амазонка. – Их вообще нет! И это совсем странно. В центре, в субботу, тем более, в такой дождь…
– А. Значит, поэтому шума от них не слышно, – кивнул старик.
Он явно обрадовался. Это можно понять. Когда ничего не видишь, очень страшно обнаружить, что теперь еще и глохнуть начал. Так и чокнуться недолго.
Подумал: «На его месте я бы и без всякой глухоты уже давным-давно чокнулся».
Всегда боялся потерять зрение – без каких-то особых причин, просто в детстве, классе, кажется, в третьем поставил эксперимент, попробовал провести день с завязанными глазами. Исследовательского азарта хватило всего на час, потом избавился от повязки. Но состояние охватившей его тогда полной беспомощности запомнил навсегда. Внезапно оказалось, что жизнь почти целиком состоит из того, что видишь, остальные впечатления не так уж важны. И крошечная царапина в воображении становится огромной раной, и привычный уличный шум за окном кажется угрожающим, и даже вкус почти пропадает, если не видишь, что именно ешь. А когда заходишь в ванную, не включив там свет, вдруг выясняется, что темнота ощущается буквально кожей, и как же страшно стало тогда в этой двойной темноте! Походом в ванную эксперимент, собственно, и завершился. И даже не стыдил себя, что не продержался хотя бы до возвращения родителей. Есть вещи, которых лучше не делать, сколько бы народу ни записало тебя за это в трусы и слабаки. А тогда и записывать было некому, никто же не знал.
…– Этот чертов дом через дорогу уже не красный, а почти белый, – растерянно сказала амазонка. – И снова высокий, даже выше, чем был. И посмотрите, какие там башенки, такие только в мультфильмах пририсовывают к королевским дворцам. В Вильнюсе ничего подобного отродясь не строили. И, по-моему, вообще нигде. Уму непостижимо. Вы это тоже видите? Или все-таки чокнулась я одна?
– Да-а-а, башенки, – тоненьким голосом повторила девица в черном. Лицо у ней сейчас было совершенно пятилетнее. Гладкое, щекастое, с круглыми глазами и удивленно распахнутым ртом.
Амазонка адресовала ему вопросительный взгляд: ты тоже видишь?
Кивнул:
– Если чокнулись, то все вместе. Но скорее всего, мы сейчас просто наблюдаем какое-нибудь редкое неизученное природное явление. Миражами в пустыне никого не удивишь, а про дожди с миражами лично я никогда не слышал. Но я о многом никогда не слышал, это точно не показатель.
– Нннууу… Может быть, – согласилась амазонка. – Я мало помню о природе миражей, но вроде бы там все дело в большой разнице температур в разных слоях атмосферы и каком-то особом преломлении света. А в такой дождь… Ну ладно, предположим. Вполне может быть, что со слоями атмосферы сейчас творится что-то неладное. Вариант.