Страница 24 из 91
Что же, пусть так. Это лучше. И более надежно. Вон совсем рядом гудят вражеские самолеты. Отсюда они несут смерть туда, на восток, на головы его братьев. Он сам не в силах остановить эту смерть. Но сведения, которые он собирает, будут использованы для разгрома врага.
Мать очень удивлялась, что это он так рано просыпается: чуть зорька — уже на ногах. То ремонтирует совсем еще новые сани, то меняет в хлеву подгнившее бревно.
Раннюю тишину обрывало скрипение фашистских сапог. Вскоре начинали гудеть моторы самолетов. Когда к аэродрому шли немецкие летчики, Иван незаметно следил за ними и считал их. Запоминал, прикидывал, сколько здесь примерно стоит самолетов.
Днем, притворяясь веселым, беззаботным хлопцем, у которого на уме одни лишь девчата, он между прочим расспрашивал у своих односельчан и о летчиках, и о самолетах, и о дорогах, ведущих к аэродрому, и об охране — обо всем, что могло понадобиться подпольному горкому партии.
Приближалось время расставания с матерью.
— Останься, сыночек, — горячо просила она, — хоть на три дня еще! Коляды начинаются. Никто не попрекнет, если скажешь, что мать задержала. Да и жизнь теперь такая, что один бог знает, увидимся ли...
Чувствовало материнское сердце, что это их последняя встреча и последнее прощание. Даже на войну с белофиннами посылала она с меньшей болью и страхом.
— Прошу тебя, останься хоть на один день...
— Нет, мамочка, не могу. Меня ждут. Не могу!
А спустя несколько дней вместе с Дедом Иван вернулся в Минск, где их уже ждал Ватик. Старательно записав сведения, собранные разведчиками, он сказал на прощанье Ивану Кабушкину:
— Молодчина, Жан, благодарю. Сведения твои очень ценные.
Сумрак уже сгущался над городом, когда Жан подходил к своей квартире. По привычке он не сразу открыл калитку, а сначала прошел мимо нее, — ведь надо же убедиться, что нигде нет ничего подозрительного. Перешел на другую сторону улицы и, чтобы хоть немного изменить свой вид, высоко поднял воротник кожушка и надвинул шапку на лоб. Когда уже во второй раз подходил к своей квартире, заметил, как от сарайчика отделилась фигура дюжего парня и пошла ему наперерез. Жан ускорил шаг, и незнакомец также зашагал быстрей. Улучив момент, Жан перемахнул через невысокий забор и нырнул в густые кусты ягодника. Позади послышалось несколько выстрелов. Пули прозвенели над самой головой.
Жану показалось, что он ощущает их горячий след в воздухе.
Круто повернув налево и перескочив еще один забор, он огородами вышел на другую улицу и, минуя квартал, вышел на третью. Теперь уже нельзя оставаться в районе Червенского рынка. Нужно быстрей пробираться к центру города. Там его, наверно, искать не будут. Кстати, в маленьких деревянных домиках, что прилепились внизу, за Домом правительства, у него есть надежные люди. Они могут временно спрятать. Тогда можно будет и обдумать, что делать дальше.
«И кто же это подкараулил меня? — думал Жан. — Или, может, выслеживал еще кого?»
В голове одно за другим всплывали события последних дней перед поездкой в Барановичи. Вспомнился один небезопасный случай. Но, казалось, след тогда он замел удачно...
А было оно так.
Вечером Жан шел со своим другом по улице. Неподалеку от вокзала они почувствовали «хвост».
— Что делать? — спросил друг.
— Нужно убрать, — оглянулся и твердо сказал Жан. — Нож у тебя есть?
— В кармане.
— Хорошо. Сейчас минуем канализационный колодец и пойдем обратно, навстречу шпику. Если он не шпик, мы ничем не рискуем. Если же убедимся, что это шпик, — стукнем и... в колодец.
— Согласен. Только давай сначала проверим его. Обойдем квартал и снова вернемся сюда. В случае чего приберем. А то как бы не ошибиться.
— Правильно. Пошли!
Они зашагали медленней, и тот, сзади, тоже пошел тише. Они повернули за угол — и он за ними. Еще раз повернули — уже совсем на пятки наступает. Видно, осмелел, ведь совсем рядом — СД. Верно, считал уже свои жертвы в западне и потому смело приближался. А может, в темноте плохо видел и боялся потерять добычу...
Но произошло неожиданное. Дойдя до колодца, Жан и его товарищ вдруг повернули назад и пошли на сближение со шпиком. Он не ожидал такого маневра и по инерции шел им навстречу, растерянно замедляя шаг. Вдруг он начал судорожно вытаскивать из кармана пистолет, который, видно, за что-то зацепился. Однако его опередили хлопцы. Жан успел схватить руку, которая доставала пистолет, а его друг зажать рот. Тут же он ударил гестаповца ножом.
Все произошло мгновенно. Сильным рывком открыли люк колодца и бросили туда труп.
Улица была совсем безлюдная, темная.
— Теперь, братец, быстрей, — закрыв люк, сказал Жан. — Пойдем в разные стороны, а то еще какой-нибудь прицепится... Пока!
И все же Жану в тот вечер показалось, что кто-то наблюдал за ним, когда он подходил к своей квартире.
«Это, видно, нервы расходились...» — успокоил он сам себя.
Однако после этого случая ни разу не выходил на улицу через калитку, а всегда пробирался огородами. И вот, несмотря ни на что, выследили, подкараулили, гады... Теперь на старую квартиру дорога закрыта. Нужно искать приют в другом районе города.
Но обосноваться в городе ему не пришлось. Через неделю из отряда Ничипоровича за ним приехала связная Надя Голубовская. С нею перебрался Иван Кабушкин в партизанский лагерь.
Январский мороз вошел в силу. Он щедро развесил иней на старых ветвистых вербах и тополях, рассыпался снежным пухом по закованной льдом Свислочи, серебром сверкал в прозрачных облаках, щипал за носы прохожих. В такое утро и на впалых щеках выступает яркий румянец.
Борис Бывалый то и дело потирал свой нос мягкой пуховой перчаткой. Он ехал по знакомым улицам и с любопытством присматривался ко всему, что попадалось на глаза. Чувствовал он себя свободно, уверенно. Одежда на нем была хорошая, как у зажиточного человека: богатый кожух, теплая шапка, новые валенки. Документы сработаны безукоризненно. Живая, гладкая лошадка резво перебирала ногами и весело екала: видно, не только сеном кормлена, но и овсом лакомилась. Возок также был отменный, красивый, сработанный руками опытного мастера. Вряд ли кому могло прийти в голову, что по городу едет партизан из самых глухих лесных чащоб.
Путь его лежал на Лавскую набережную. Этот уголок города, хотя и находился рядом с центром, имел вид обыкновенной деревни. Домики все деревянные, строились когда-то дедами без всякого порядка. Видимо, каждый хозяин заселял берега Свислочи, как ему нравилось. По берегу проходило нечто похожее на улицу. Улица эта высоко поднята над водой, так как тихая, ласковая Свислочь иногда бурно разливалась весной и затопляла все кругом. Случалось, вода доходила до самых крыш.
Зато растительность здесь, в затишке, на сыром берегу реки, росла буйно, почти совсем закрывая отдельные домики.
Остановился Бывалый около восемнадцатого дома, в котором жила Софья Гордей. Бывалого и прежде, до ухода в партизаны, соседи часто видели здесь и считали родственником Софьи Антоновны. Никого не удивило, что он снова появился.
Гость чувствовал себя как дома. Но засиживаться не было времени. Владимир Ничипорович прислал его, секретаря парторганизации отряда, как своего уполномоченного за помощью, обещанной подпольным горкомом партии.
На второй же день Бывалому сообщили, что его ждёт Славка. Связной, пришедший на Лавскую набережную, повел его за собой.
Славка был не один. Собрался весь подпольный горком: Григорьев, Заяц, Омельянюк, Семенов, Никифоров. Присутствовали люди, которых Бывалый не знал. Поздоровавшись, он сел возле порога, но Славка пригласил его поближе к себе.
— Садитесь здесь, возле стола. Мы все хотим послушать ваши новины.
— Новин у меня пока небогато, — начал докладывать Бывалый. — Делаем налеты на небольшие гарнизоны. Больше всего работы у минеров. Раз пять устраивали большие крушения поездов. Но пока что пополняемся слабо. Владимир Иванович просил передать вам, товарищи, что нужно направлять в партизаны больше рабочих. Они цементируют отряд... Очень нужны нам медикаменты, сахар или сахарин. В лесу ведь живем, морозы собачьи, а шубы — на рыбьем меху, ни валенок, ни теплых шапок. Раненым хотя бы чаю с сахарином дать.