Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 17



Афанасий Николаевич, в отличие от своего достойного деда, обладал «особенным талантом»: сумел промотать состояние, оцененное в три с половиной миллиона, да еще оставить огромный долг. Много позже он доставил немало хлопот и беспокойств Пушкину: и во время сватовства поэта, и в первые годы семейной жизни.

…Афанасий Николаевич скончался уже после свадьбы своей любимицы-внучки. В июне 1832 года он крестил свою правнучку Машу Пушкину. Через три месяца, там же, в Петербурге, Афанасий Гончаров умер… Ясным сентябрьским днем сотни окрестных крестьян пришли проститься со своим «милостивым» барином. И последний путь владельца Полотняного Завода, столь блистательно его разорившего, был обставлен с той же помпезной роскошью, что сопровождала его всю жизнь: многочисленные слуги в траурных кафтанах и в широкополых, с флером, шляпах величаво, с зажженными факелами шествовали за гробом…

Надежда Платоновна Гончарова, урожденная Мусина-Пушкина

Дочь майора Платона Ивановича, полного тезки и дальнего родственника всесильного графа в царствование Анны Иоанновны, родилась в 1765-м. Принадлежала к одной из обедневших ветвей аристократической русской фамилии, не раз упоминаемой Александром Сергеевичем:

Кстати, Пушкины и Мусины-Пушкины возводили свои родословия от общего предка Ратши, «мужа честна», по свидетельству летописца, и, как принято было считать, прибывшего на Русь в княжение Святого князя Александра Невского.

Любопытно одно обстоятельство: Надежда Платоновна приходилась шестиюродной сестрой (в восемнадцатом веке родство считалось не столь уж и далеким!) графу Алексею Семеновичу Мусину-Пушкину. Женат он был вторым браком на немке Шарлотте Амалии Вартенслебен, в крещении нареченной Елизаветой Федоровной. И доводилась та немецкая графиня бабушкой (правда, двоюродной)…Жоржу Дантесу!

Видимо, молодой Дантес, отправляясь на поиски счастья в северной стране, надеялся, помимо рекомендательного письма принца Вильгельма, и на покровительство родственницы графини Мусиной-Пушкиной…

Исторический парадокс: бабушка будущего убийцы Пушкина и бабушка избранницы поэта носили одну, весьма звучную русскую аристократическую фамилию!

Вероятно, в юности барышню Мусину-Пушкину звали Надинькой или, на французский манер, — Надин. Как и при каких обстоятельствах встретилась она (вовсе не красавица, но миловидная скромница) с Афанасием Гончаровым, наследником дедовских капиталов, вотчин, чугунолитейных заводов и бумажных фабрик?

Верно, не одна из бойких калужских красавиц, да и московских невест, мечтала стать госпожой Гончаровой! Но выбор пал на нее. Ведь пленила она чем-то сердце завидного жениха, и уж точно, не красотой и богатством.

«В народе еще сохранилась память о Надежде Платоновне; молва говорит, что она была царского рода (?), а крестница она была самого митрополита Платона», — разговоры о необычной барышне долго еще не стихали в окрестностях Полотняного…

Возможно, помимо незнаемых ныне достоинств невесты, молодому Гончарову лестно было породниться с древнейшим родом Мусиных-Пушкиных, давшим России много славных и достойных имен.

Вот она, первая супружеская пара, словно в зеркальном отражении:

Гончаров — Пушкина!

Портрет Надежды Мусиной-Пушкиной создавался как парный миниатюре ее жениха либо уже молодого супруга.

Изображал он, по описанию Средина, «бледную женщину с довольно красивым, надменным и своенравным лицом, со жгучими, немного тоскливыми, темными глазами. Прихотливо разметались кудри, чуть тронутые пудрой. Шея тонет в складках тончайшего батистового воротника; ее облегает красивое платье «пюсоваго» цвета, а фоном служат растрепанные кущи деревьев с беспокойным небом. Миниатюра тонко написана и красива по фону».



Как странно, портрет Надежды Мусиной-Пушкиной вновь явлен миру более чем через два столетия «семейного заточения». Какой она была? И какою силою «воскресла» из восемнадцатого века — в двадцать первом?

Причем она — единственная бабушка, которую знала маленькая Таша. Ведь другая бабушка, Эуфрозина Ульрика фон Поссе, умерла совсем молодой, задолго до рождения внучки. «Бедная моя бабушка!» — как-то воскликнула Наталия Николаевна, зная о горькой участи красавицы баронессы, что была обманом привезена ее дедом Загряжским из Лифляндии и оставлена им в Яропольце.

При всей несхожести судеб, и у Ульрики фон Поссе, и у Надежды Мусиной-Пушкиной общий удел — обе они были обмануты и покинуты мужьями.

…Молодая жена родила сына Николая. Единственного наследника. Николенька Гончаров рос в роскоши и богатстве. Но воспитание получил прекрасное. Его матушка Надежда Платоновна если и обучалась, то у домашних учителей, образование ее можно назвать весьма скромным: в грамоте была не сильна. Может, это обстоятельство и стало побудительной силой — дать любимому Николеньке все то, чем была обделена сама?

Ей довелось стать хозяйкой огромного гончаровского имения, и с этой своей ролью, судя по сохранившимся воспоминаниям, она справлялась отменно:

«Характера она была твердого и держала в руках своего ветреного и расточительного супруга. Пока она не покинула мужа, — в десятых годах прошлого (девятнадцатого. — Л. Ч.) столетия, — всё в имении дышало порядком: хотя деньги щедро лились, но огромных доходов хватало на жизнь».

Сколько длилось ее супружеское счастье? Судя по разрушительным страстям, что бушевали в сердце ее любвеобильного мужа, недолго.

Обстановка в семействе Гончаровых складывалась далеко не лучшим образом. Глава фамилии дед Афанасий Николаевич по-прежнему жил бесшабашной и расточительной жизнью. Супруга Надежда Платоновна, устав от мужниных сумасбродств, разъехалась с ним. Она покинула Полотняный Завод и поселилась в Москве, в собственном доме. Полученный от мужа капитал в двести тысяч рублей предоставил ей полную независимость. Да и ветреный супруг Надежды Платоновны, обретя желанную свободу, не преминул ею воспользоваться: тут же уехал в Австрию, затем во Францию.

Случилось это в 1808 году. Годом ранее ее Николай женился на фрейлине императрицы Елизаветы Алексеевны, красавице Наталии Загряжской.

А в том же, несчастливом для нее 1808-м, родился ее первый внук Дмитрий, ангелоподобный кудрявый мальчик. (Его младенческий образ запечатлен на старинной миниатюре.)

Еще двоих внуков и трех внучек подарил ей сын. Но семейные неурядицы, в числе коих были и любовные похождения ее бывшего супруга (в Полотняном жила тогда и некая француженка, вывезенная Афанасием Николаевичем из Парижа, которую за глаза домочадцы называли «парижской прачкой»), не позволяли видеться Надежде Платоновне с семьей сына.

Семейные невзгоды отозвались душевным нездоровьем бабушки Натали. Одна встреча с бабушкой глубоко врезалась в память девочки, и много позже она рассказала о ней дочери Азиньке, записавшей воспоминания матери:

«В чудный ясный день выехали они в четырехместном экипаже цугом, с гайдуками на запятках, как вдруг завидели ехавший навстречу рыдван бабушки Надежды Платоновны… Старуха Гончарова зычным голосом приказала остановиться и принялась ее (невестку Наталию Ивановну) во всеуслышание отчитывать, заодно с мужем… взводя на обоих всевозможные обиды и напраслины, которые ей подсказывал ее больной мозг.

Одно из самых тяжелых оскорблений было, что по злобе на нее ее негодный сын собрал в коробку тараканов со всей Москвы и скрытно напустил их на ее дом! Толпа прохожих и зевак густым кольцом окружили экипажи, громким смехом отвечая на болезненный бред старухи; барышни растерянно прижимались друг к другу…»

Видимо, Наталия Николаевна поведала о той памятной встрече с бабушкой и мужу-поэту. Отзвуки тех ее детских впечатлений обратились несколькими строками в рукописи незавершенного пушкинского романа «Пелам»: