Первая встречная

– Это серьезно?

– Почти! – в тон ему улыбнулся Марков.

Американец согнал с лица улыбку, перегнулся через стол, похлопал Маркова по рукаву:

– Мы знаем, кто вы.

– Так же, как и я, – спокойно отпарировал Сергей.

– Ого! Что ж, если так, легче будет говорить.

– Все зависит от моих возможностей… и условий…

– Пусть вас это не беспокоит! – заверил Кемминг. – Вы имеете дело с солидной фирмой.

– Фирмой? – удивился Марков. – Вы представитель фирмы?

– Так же, как вы представитель этого НИИ, – усмехнулся американец.

Марков наклонился над столом. Машинально это движение повторил его собеседник.

– Я знаю, кто вы, вы знаете, кто я. Если разговор серьезный – говорите! Но прямо. Что вам нужно?

– Вы слишком форсируете события, – насторожился Кемминг.

– Может быть, все же выпьем? – вмешалась Ирина и, не ожидая ответа, наполнила рюмки. Поведение Маркова пугало, разговор становился слишко резким. Еще вчера они договорились о другом – пусть говорит канадец, задает вопросы, пусть «прощупывает». Недомолвкой, коротким ответом можно «вытянуть» его на разговор… Да и вопросами он выдаст себя.

Сергей поддержал предложение, поднял рюмку, примирительно сказал:

– Верно, выпьем!

Выпили, повторили, выпили еще и снова повторили. Женщина не отставала. Ей стало страшно. Встречаясь с Бреккером раньше, она ни о чем не думала – знала, что каждый раз он даст деньги или принесет с собой сверток с какой-нибудь безделушкой: туфли, чулки, перлоновую кофточку, флакон «Герлена» или «Шанеля», ночную рубашку, мало ли в мире пустяков, делающих женщину счастливой. Ирина, смеясь и болтая, в глубине души побаивалась этого несдержанного, часто подвыпившего человека, выполняла, как ей казалось, несложные, но неприятные поручения. И даже, когда он бывал груб, терпела, чтобы не потерять права на деньги и подарки. В какую-то минуту, в самом начале их знакомства, ей показалось, что она ему нравится, но, когда он накричал, грубо упрекнул, что ей не удалось выполнить какое-то поручение, успокоилась.

Сейчас, глядя на Бреккера, она вспоминала все это, и ей хотелось уйти; чтобы никогда больше не видеть этого человека. Но уходить было нельзя. Если бы ей приказали оставить их – она не подчинилась бы.

Она смотрела на Маркова, переводила взгляд на американца, нет, нет, не сравнивала. Одного она ненавидела, другого… Другого такого не было и не могло быть. Рядом с ним хотелось быть чище самой. Единственный, первый, кому после всех разочарований она верила по-настоящему… Это было и радостно, и одновременно горько, потому что потерять его, разочароваться в нем она не могла… В этой схватке за столом, уставленном вкусной едой и вином, под приглушенные звуки музыки, Марков не имел права на ошибку, и ей казалось, что своим присутствием она помогает ему. Победа Маркова была ее победой. Поражение – крушением всех надежд, ее концом.

Ей хотелось забыть прошлое. Ненависть к Бреккеру была огромной, всеобъемлющей, но в то же время, где-то очень далеко, внутри, в ней таился страх.

Она знала его разным – любезным и пренебрежительным, ласковым и грубым, но всегда развязным и требовательным, диктующим свои желания. Сейчас она впервые видела его другим – равным. Ей показалось, что насторожен не Марков, а именно он, Бреккер, и это радовало, но в то же время и тревожило. Радовало, потому что было расплатой за прежнее. Пугало своей новизной.

– Работа удовлетворяет вас? – обратясь к Маркову, поинтересовался Кемминг.

– Вполне, – кладя на тарелку ломтик телятины, ответил Марков.

Оказывается, Ирина и не знала, какой он лакомка. Первый раз видела, с каким аппетитом он ел, не забывая ни одной из стоявших на столе закусок.

– Интересная? – не отставал американец.

– Очень! – Марков вилкой подцепил ярко-красный помидор.

– Не понимаю вас, русских, с вечным вашим засекречиванием всего, что только можно.

– Ну уж и всего! – улыбнулся Марков. – Только того, что нужно. У вас ведь тоже открыты не все двери.

Кемминг не ответил и продолжал:

– Не слишком оперативна и ваша пресса. То, что пишут в газетах, не представляет интереса.

– Смотря для кого. Мы, например, довольны.

– Я говорю о мировой общественности.

– Вы полномочны представлять ее здесь? – спросил Марков.

Но, не обратив внимания на иронию, Кемминг продолжал:

– Уж очень различны наши представления о демократии…

– Несомненно! Кстати, Эйзенхауэр – демократ, – стараясь не улыбаться, перебил Марков.

– О, вы кусаетесь! – недовольно ответил американец и с плохо скрытой издевкой окончил: – И несмотря на различие взглядов, мы все же нашли возможность встретится.

– Это не имеет связи. Мои взгляды не должны интересовать ни вас, ни вашу фирму. Я могу быть вам полезным. Что ж, надеюсь, это взаимовыгодно. Но я рискую и хочу иметь гарантии.

– Слово джентельмена…

– Моральные обстоятельства ничего не стоят, – сухо оборвал Марков.

– Риск взаимен…

– Конечно, – перебил Марков, – с небольшой разницей. В случае провала – вас вышлют, меня – расстреляют.

– Не будем ссориться, – примирительно сказал Кемминг, – риск исключен. Важно одно – желание быть полезным друг другу. – И, глядя в упор на собеседника, поинтересовался, – верно?

Марков кивнул.

– Мне все же непонятно, почему вы выбрали это место, – выдержав взгляд, спросил он. – Сознайтесь, оно неудачно! И вряд ли подходит для серьезного разговора.

– Черт возьми! – повеселев, воскликнул американец. – Конечно, вы правы!

– Раз так – давайте расходиться. Мы уйдем сейчас, вы немного позже, – доставая блокнот, продолжал Марков. – Вот мой телефон. Позвоните, встретимся! Только не в таком месте. И не тяните. Время – деньги, кажется, так говорят у вас. Кемминг рассмеялся:

– Верно!

– А насчет взглядов и убеждений не будем говорить. Я не разделяю ваших, вы – моих, – Марков усмехнулся. – К сожалению, в жизни иногда приходится делать противоположное тому, что должно. Но, делая это (для кого – вы догадываетесь, надеюсь), хочется знать, ради чего! До свидания!

Все оказалось сложным и непонятным. После встречи в ресторане прошло безумно много дней. Неделя… Сергей исчез. Было не до гордости. Ирина звонила домой, на работу – нигде его не было. Теряясь в предположениях, она не знала, что и думать. Дошло до того, что бегала в парк культуры к той скамейке. Глупо, но что делать, я вдруг?.. Потерять его теперь она не могла… Да, да, сейчас она не боялась признаться себе в этом. Видимо, изменилась она и внешне, потому что старая тетка встревожено наблюдала за ней. Осторожные попытки выяснить причину наталкивались на упорное молчание, а иногда и слезы… Совсем недавно ее любимица была весела, по-ребячьи тормошила старуху, смеялась, а в глазах светилась такая синева и радость, что тетка, знавшая о любви только из книг, все же поняла – влюбилась. Но как недолго продолжалось это. Сейчас, видя понурую фигурку и потухшие глаза племянницы, старуха терялась в догадках.

По старой привычке всех утешителей осторожно высказывала предположение, что человек-то, видимо, недостойный, а то и просто плохой. Вроде того, крымского. Может, еще лучше, что исчез! Сказала и пожалела – Ирина, как тигрица, вступилась за Сергея. Что только не пришлось слушать тетке! Совсем, совсем потеряла девочка голову!..

И вдруг случилось то, о чем мечталось, – встретила! В голове мелькнули десятки мыслей, сотни вопросов, тысячи невысказаных упреков – бросилась к нему, как безумная. А он, заметив бегущую, трусливо юркнул в машину, и остались перед глазами только легкий дымок сгоревшего бензина, да забрызганый грязью знакомый номер автомобиля… Бреккера. В это же мгновенье из-за угла выскочила машина и, заскрипев на повороте тормозами, пошла вслед.

Ирина, ничего не понимая, оторопело смотрела перед собой…