К звёздам! (сборник)

Ян допил шерри и оставил бокал; помахав рукой, отказался от повторения. Быстрая смена событий сбивала его с толку; ум устал, пожалуй, не меньше, чем тело, мысли прокручивались в голове вновь и вновь. Что за жалкое существование влачили здесь люди! Пролы в Британии, по крайней мере, были накормлены и защищены, как домашний скот — до тех пор, пока играли роль домашнего скота. Но пусть люди в черных гетто Америки и не знают таких удобств, им все же известно, кто они и что они. И, кроме того, существовал факт, что они вынуждены жить в состоянии постоянного восстания.

— Не могу даже сказать, в какой системе хуже жить, — сказал Ян. — В вашей или моей.

— Никакую систему угнетения нельзя предпочесть. И обе они — самое худшее в мире. Великий социалистический эксперимент в Советском Союзе всегда тормозился наследием царизма, с его явным безумием в форме внутренних паспортов и трудовых лагерей. Когда государство придет к концу, как предрекал Маркс, нам знать не дано. Ко времени Ретроспективы они все еще не индустриализировали свою, в основном крестьянскую, экономику. Легко было скатиться назад, к почти феодальной культуре. Комиссары и верхний эшелон партийных лидеров заняли место аристократии. Титулы в то время могли быть иными, но любые цари, перемещенные вперед по времени, чувствовали бы себя дома.

— Восстание должно распространиться на Землю, — сказал Ян.

— Полностью согласен. Мы должны трудиться ради этого дня.

Дверь внезапно распахнулась, и за ней оказался Уилли, задыхающийся от бега, с пистолетом в каждой руке.

— Плохо дело, — сказал он, — очень плохо. Хуже, чем когда-либо раньше.

9

— Что случилось? — спросил Монтье, быстро переходя на жаргон.

— Шпики кругом. Столько легавых я еще ни разу не видел. Оцепили Нью-Уоттс, стреляют во все, что шевелится. Большие тепловые пушки, все могут здесь спалить…

Его слова были прерваны дальним ревом теплового орудия, перекрытым резкой трескотней ружей. Это было уже ближе, громче. Твердый комок ужаса заполнил Яну горло, он поднял глаза и увидел, что оба мужчины смотрят на него.

— Это меня ищут, — сказал он. Преподобный Монтье кивнул.

— Весьма возможно. Не могу припомнить, когда в последний раз они устраивали налет с такими силами.

— Больше нет смысла бежать. Тепловые орудия опалят эти старые хижины до земли. Я пойду сдаваться.

Монтье покачал головой.

— У нас есть места, где ты можешь спрятаться. Когда они приблизятся, они прекратят огонь. Они им пользуются только чтобы прожечь дорогу.

— Простите. Нет. Я видел слишком много умерших раньше срока. Я не хочу отвечать за новые смерти. Я выйду к ним. Я не переменю свое решение.

Монтье постоял мгновенно, затем кивнул.

— Вы храбрый человек, — сказал он. — Мне жаль, что мы ничего не можем для вас сделать, — он повернулся к Уилли. — оставь пушки здесь и отведи этого джентльмена к легавым.

Два пистолета стукнулись об пол. Ян взял учителя за руку.

— Я вас не забуду, — сказал он.

— И я вас. — Монтье извлек из нагрудного кармана белоснежный платок. — Советую взять. Они стремятся выстрелить первыми.

Уилли шел впереди, сердито бормоча про себя, по проходам и соединенным зданиям. Они отодвинулись в сторону, когда мимо пробежали два стрелка, волоча третьего в одежде, запачканной кровью. Нет конца, подумал Ян, не видать конца.

— Легавые там, — сказал Уилли, показывая на дверь, затем повернулся и заторопился обратно.

Ян расправил складки платка и, встав рядом с дверью, распахнул ее. Тут же дверной проем заполнил рой ракетных пуль, с визгом пронесшихся по коридору.

— Прекратите стрелять! — крикнул он, махая в проеме платком. — Я выхожу.

Раздался пронзительный свист, и стрельба стала стихать. Чей-то голос закричал в мегафон:

— Медленно открыть дверь. Выходить по одному. Руки на голову. Если руки не на голове, если пойдете не по одному, я открою огонь. А теперь — пошли!

Ян сцепил пальцы на макушке и распахнул дверь носком ботинка, затем двинулся вперед, к цепочке полицейских офицеров. Под защитными масками и щитами они выглядели безликими как роботы. Каждый ствол был наведен на него.

— Я совсем один, — крикнул он.

— Это он! — крикнул кто-то.

— Молчать! — скомандовал сержант. Он сунул свое оружие в кобуру и кивнул Яну. — Ну-ка, полегоньку, вот сюда. Эверсон, подгоните машину.

Он отработанным движением схватил Яна за руку, заломил ее за спину и защелкнул на запястье наручник. Затем — второй наручник на другом запястье. Пальцы глубоко впились в руку Яна, и он потащил его вперед.

Почерневшая земля была еще горяча. Они прошли в отверстие в проволочной изгороди к поджидавшей патрульной машине. Сержант наклонил Яну голову и втолкнул его в машину, затем сам забрался на сидение. Послышался визг покрышек, и водитель погнал машину вперед.

Они ехали в молчании. Ян был подавлен, не хотел ни о чем спрашивать, прекрасно зная, что ждет впереди. Поскольку он был землянином. Безопасность определенно сочтет его одним из лидеров восстания. В поисках доказательств они разберут его разум на части. Он знал, на что становятся похожи люди после таких пыток. Смерть по сравнению с ними — облегчение.

Когда машина подъехала к офицерскому зданию, распахнулась дверца. Сержант вытащил Яна наружу. Офицер в форме держал его на всякий случай за обе руки, пока его гнали по коридору в поджидавший лифт. Ян был слишком измотан, чтобы замечать или интересоваться, куда они идут. Слишком много было убийств, слишком долго он бежал. Теперь, наконец, все кончилось. Его втащили в комнату, швырнули в кресло. Медленно приоткрылась дверь напротив него, и он поднял ничего не выражающие пустые глаза.

Вошел Сергуд-Смит.

Отчаяние, усталость, все прочее было смыто красной волной ненависти.

— Устроил же ты нам гонку, милый шурин, — сказал Сергуд-Смит. — Если ты пообещаешь держать себя в руках, я сниму наручники. Нам предстоит серьезный разговор.

Ян сидел, опустив голову, закрыв глаза и дрожа от ярости. Горло его перехватило от чувств так, что он не мог говорить и только кивнул.

— Отлично, — сказал Сергуд-Смит, принимая ошибочно его состояние за страх. — Я не хочу тебе зла, можешь мне в этом поверить.

Наручники раскрылись, и Ян помассировал отметины на запястьях, прислушиваясь, когда стихнут тяжелые шаги. Но долго он ждать не смог. Из его горла вырвался хриплый рев, и он бросился на своего палача. Их тела ударились друг о друга, Сергуд-Смит был опрокинут, и Ян боролся с ним, стремясь дотянуться до горла. Но Сергуд-Смит схватил его за руки и сопротивлялся. Ян давил своим весом, ногти его терзали лицо Сергуд-Смит, большие пальцы утонули в глазницах. Сергуд-Смит хрипло закричал, и тут же Яна схватили за плечи, ботинок сильно ударил по шее и отбросил его, а другие ботинки принялись крушить тело.

— Хватит, — сказал Сергуд-Смит. — Посадите его в кресло и убирайтесь. — Он пошарил за спиной, нашел кресло и уселся. Теперь в руке он держал пистолет, неподвижно глядевший на Яна. В течении нескольких долгих секунд в комнате не слышалось других звуков, кроме их хриплого дыхания. — Я не стану повторять, — сказал, наконец, Сергуд-Смит. — Я должен рассказать тебе кое-что важное, важное для всех нас, но я не замедлю тебя пристрелить, если ты сделаешь хоть одно движение в мою сторону. Понимаешь?

— Я понимаю, что убил моих друзей, убил Сару, прежде чем меня…

— Что было, то было. Твое нытье или жалость к себе этого не изменят…

— Убей меня, и давай с этим покончим. Игра в кошки-мышки меня не интересует. Когда мы расставались, ты сказал, чтобы я работал, иначе буду уничтожен. Я предпочел работать, но работать над тем, чтобы не стало тебя и тебе подобных…

— Как он жаждет смерти!.. — улыбнулся Сергуд-Смит и вытер струйку крови из уголка рта. Лицо его было в ссадинах, глазницы заплыли кровью. Он не обращал внимания на боль и не отводил пистолета. — Это тебе не свойственно.