Страница 65 из 66
Писатель вытащил пачку «Golden Light», стащил пленку, ногтем разорвал акцизную наклейку.
— Ты знаешь, окончание романа особо важно по достаточно простой причине. Лучше всего, если в нем будет какой-нибудь трюк. Нечто, что или застанет читателя врасплох, или предложит ему читать не просто так, а между строк. Особенно важно самое последнее слово.
— Одно слово?
— Да. Хотя, иногда такое не удается, и какую-то проблему бывает необходимо подсказывать чуточку раньше.
— Хорошо, предположим, что это я был бы героем твоего романа. Как бы ты его закончил?
— Прежде всего, если бы ты был моим героем, ты должен был бы больше походить на меня. А окружающие тебя персонажи должны были бы больше походить на моих знакомых. Я никогда не описываю вещей, высосанных исключительно из пальца. Всегда это чуточку измененные события, которые случились со мной на самом деле.
— Но серьезно… Как бы ты закончил?
— Хммм… — Земский выдул клуб дыма. — Сейчас у нас замечательная погода, светит солнышко, давление высокое, я еду на хороший конвент. Настроение у меня превосходное. Знаешь… Если бы ты был моим героем, то сейчас я дал бы тебе возможность выбора окончания.
— Например, какого? — спросил неожиданно заинтригованный Сташевский.
— Ну, не знаю. — Писатель прикусил губу. — Может, так: по причине того химического средства, объединенного с воздействием цветочной пыльцы, ты погиб там, на внутреннем дворе монастыря. В предсмертном бреду тебе казалось, будто бы ты видел Грюневальда и Мищука, и даже что разговаривал с ними. По мере агонизирующей деструкции мозга, тебе даже начало казаться, что ты сделался литературным героем и…
— Нет, нет, — перебил его Сташевский. — Такое мне не нравится. Кроме того, подобное ты уже сделал в «Ванильных плантациях»[113]. Я твое творчество проработал… — улыбнулся Славек писателю.
— Это факт. Все равно, никто из читателей не догадался, так что можно и повторить.
— Да ладно.
— Так может, воспользуемся Стефаном Грабиньским?
— Кто это такой?
— Довоенный автор рассказов ужасов. У него были такие железнодорожные новеллы: «Глухое пространство», «Поезд-призрак», «Тупиковая линия»… По-моему, это из тома «Демон движения».
— И как бы это было по Грабиньскому?
«Сташевский очнулся, когда кто-то открыл двери в купе. Протирая глаза, он подал кондуктору билет. Небольшой прямоугольник, сделанный из толстого картона, с дыркой в средине. Он помнил подобные билеты из детства. Кондуктор, впрочем, тоже выглядел странно. В старинном мундире, с золотой цепочкой от часов, лежащих в кармашке жилета. Сташевский глянул на чернильную темноту за окном.
— Что, я так долго спал? Уже ночь?
— Нет, проше пана. Проезжаем через туннель.
— Господи! Ведь между Вроцлавом и Берлином нет ни одного туннеля.
Кондуктор подкрутил пламя газовой лампы, висящей над дверью. Затем прикрыл окно, чтобы в купе не влетали искры от паровоза.
— А кто вам сказал, что мы едем в Берлин? — Он задумался. — Это очень странный поезд. Никто не знает, куда он едет…»
— Нет, нет, — реальный Сташевский прервал рассказ. — Это мне тоже не нравится.
— Ладно, — согласился Земский. — Тогда, может так:
«Сташевский очнулся, когда кто-то открыл дверь в купе. В отделение вошла высокая, красивая женщина. Обтягивающий жакет подчеркивал ее большие, высокие груди. Когда она уселась напротив и закинула ногу за ногу, на мгновение под мини-юбкой Славек увидел кружевной верх ее чулок. Он сглотнул слюну. Женщина всхлипывала, протирая шелковым платочком глубокие как океан глаза.
— Прошу прощения, — сказал он, могу ли я вам в чем-то помочь?
Та расплакалась в полный голос.
— Меня бросил жених. — Она вытерла нос. — Господи, хоть раз в жизни узнаю ли я настоящую любовь?
Сташевский склонился к ней с улыбкой на….»
— Перестань, — сказал реальный Сташевский. — Потому что сейчас все это переродится в порнуху. Я же тебя знаю. Сейчас или она меня побьет, или я ее побью, а потом на тридцати страницах мы будем заниматься сексом, вибрации от которого введут состав в резонанс, и мы сойдем с рельсов, по ходу уничтожив какой-то городок.
Земский поднял на него глаза, явно заинтригованный.
— Здорово. Надо будет записать. — Он рассмеялся. — По-настоящему классно. Герой, подсказывающий, чего он хотел бы пережить.
— Может, ты бы выдумал чего-нибудь такого, знаешь… С двусмысленным завершением и обязательно с последним словом, которое наведет читателя на новый путь размышлений.
Писатель только пожал плечами.
— Невозможно.
Какое-то время он морщил лоб, затем сказал:
— Слушай, как-то раз я размышлял над одним таким романом, которую мог бы закончить первого ноября. Чтобы даже сама дата была значащей. Но такое невозможно. День завершения романа невозможно предугадать. Это должен был быть роман про людей, которые, возможно, являются одним и тем же человеком, возможно, и нет, а может и…
Он подпер рукой подбородок и замолчал.
Сташевский очнулся, когда кто-то открыл дверь в купе. Боже! Краткая дремота и такая вот бредь!? По-видимому, слишком много чего случилось за последние несколько дней. Он глянул в бок. Вовнутрь протиснулась навьюченная словно верблюд Мариола.
— Я взяла только самые необходимые вещи, — сообщила она, ставя двухэтажный рюкзак на сиденье. Второй поставила рядом. — Это только товары первой необходимости.
Две дорожные сумищи она разместила наверху, а плетеную из лозы корзину у себя на коленях. Из нее она вынула огромный термос. Искусно налила им обоим кофе в две фарфоровые чашки, которые, естественно, тоже были с ней.
— А ты как думаешь? — бросила она совершенно утратившему дар речи Сташевскому. — Будто я такая полная дуреха? Будто не знала, к чему все идет? Будто я позволю рисковать тебе самому?
Славек вспомнил тот самый момент, когда во время «поединка», он с убийцей глянул в сторону. На кусты, растущие над бывшим крепостным рвом. Убийца ретировался, увидав Мариолу с нацеленным в него 22-ым. Он предпочел не проверять, хорошо ли девушка стреляет. И правильно сделал.
В нескольких сотнях километров, в собственной конторе, Витек Мюллер созвал весь свой персонал в кабинет. Секретарше он приказал принести коньяк и рюмки.
— Дорогие друзья! — поднял он руку в тосте. — Сегодня к нам приедет следователь. Настоящий. Пускай кто-нибудь снимет для него квартиру. Потом поищем для него виллу в приличном квартале.
— Он и вправду настолько хорош? — спросил Гюнтер, заместитель Витека.
— Самый лучший.
Золотистая жидкость обжигала горло.
— Кроме того, уже на завтра я хочу иметь для него хороший автомобиль и весь набор снаряжения. Ха! Мы начинаем действовать шире и глубже.
Когда сотрудники вышли, он, все еще возбужденный, продолжал наматывать круги по кабинету. Остановился перед картой Европы. И начал напевать на мелодию польского гимна:
Потом прибавил, уже тише:
— Только пускай последний из спецов погасит свет, потому что остальные уже не будут знать, где находится выключатель.
Он взял свою рюмку, стоящую на стол.
— Налей-ка мне еще коньячку, — попросил он секретаршу.
Когда та исполнила его просьбу, он одарил ее улыбкой.
— Спасибо, Хельга.
Конец
Ну вот, перевод закончен. Он занял у меня ровно месяц + 1 день. Значит ли это что-то? Было очень приятно переводить эту книгу, еще видя перед глазами здания и улицы сказочного Вроцлава. Как всегда, перевод посвящаю Люде; девчатам, подарившим нам отличную поездку; Сереже Т. и всем тем, кто станет это читать. С пожеланиями, уже не раз высказанными мною в примечаниях, самим познакомиться со Вроцлавом.
113
«Ванильные плантации Вроцлава» — хороший рассказ… — Прим. перевод.