Страница 47 из 56
Ну прояви же смекалку, старый дурак. Найти способ выбраться отсюда. Тебе удавалось выбираться из мест и похуже.
Сетракян снова вспомнил сцену, свидетелем которой стал, когда его регистрировали в участке. Дежурный офицер спросил имя, фамилию, адрес, объяснил суть предъявленных обвинений – «нарушение общественного спокойствия, преступное нарушение режимной территории», – дал подписать бумагу о сохранении за Сетракяном трости («Для меня эта вещь очень дорога», – объяснил он сержанту) и сердечных пилюль, и тут в участок привели мексиканца лет восемнадцати-девятнадцати. Его руки были схвачены за спиной наручниками. Парню, похоже, досталось: исцарапанное лицо, порванная рубашка…
Внимание Сетракяна привлекли обгорелые дыры на брюках и рубашке.
– Это все чушь собачья, чел, – говорил парень.
Он шел, откинувшись назад, потому что его руки были скованы очень крепко, и патрульным приходилось подталкивать его.
– Тот puto
[48]
просто псих. Loco
[49]
. Бегал голым по улицам. Нападал на людей. Он и на нас накинулся!
Патрульные силой усадили парня на стул.
– Ты же не видел его, чел. Из этого козла текла белая кровь! И во рту у него была какая-то гребаная… какая-то гребаная хрень! Это вообще был не человек, мать твою!
Один из патрульных, вытирая лоб бумажным полотенцем, подошел к дежурному сержанту, который записывал показания Сетракяна:
– Паршивый мекс. Уже дважды сидел в колонии для несовершеннолетних. Ему только-только исполнилось восемнадцать. На этот раз убил человека. В драке. Он и его дружок, должно быть, набросились на парня, сорвали с него всю одежду. И где – прямо на Таймс-сквер!
Сержант закатил глаза, продолжая тюкать пальцами по клавиатуре. Он задал Сетракяну очередной вопрос, но тот его не услышал. Сетракян не чувствовал под собой стула, не чувствовал своих старых сломанных рук. При мысли о том, что ему опять предстоит столкнуться лицом к лицу с тем, у чего лица нет вовсе, Авраама охватила паника. Он увидел будущее. Увидел разрушение семей. Истребление человечества. Агонию. Апокалипсис. Увидел, как мрак побеждает свет. Увидел ад на Земле.
В этот момент Сетракян почувствовал, что превратился в самого старого человека на планете.
Но внезапно острая паника уступила место не менее острому желанию: отомстить. Он получил второй шанс. Сопротивление, борьба… грядущая война… Положить начало всему этому мог только он.
Итак, стригой объявился.
Пришло время чумы.
Инфекционное отделение Медицинского центра Джамейки
Джим Кент, в той же одежде, что и был, лежал на больничной койке.
– Это нелепо! – выкрикивал он, едва не брызжа слюной. – Я прекрасно себя чувствую!
Возле койки стояли Эф и Нора.
– Назовем это предосторожностью, – сказал Эф.
– Ничего же не произошло! – яростно метался Джим. – Он, должно быть, врезал мне, когда я входил в дверь. Просто я на минуту отключился. Ну, может, легкое сотрясение мозга.
Нора кивнула:
– Просто дело в том… В общем, ты – один из нас, Джим. И мы хотим быть уверены, что у тебя все в порядке.
– Да, но почему изолятор?
– А почему бы нет? – Эф выдавил из себя улыбку. – Мы все равно уже здесь. И посмотри – весь изолятор в полном твоем распоряжении. В Нью-Йорке никого не устраивают с такими удобствами.
Кривая ответная улыбка Джима показала, что они его не убедили.
– Ладно, – наконец смирился он. – Мне могут отдать мобильник, чтобы я хоть какую-то пользу приносил?
– Думаю, мы это устроим, – кивнул Эф. – После того как у тебя возьмут анализы.
– И пожалуйста, скажите Сильвии, что я в порядке. А то она будет паниковать.
– Конечно, – заверил его Эф. – Скажем, как только выйдем отсюда.
Они покинули палату, потрясенные происшедшим. Остановились, прежде чем покинуть изолятор.
– Мы должны сказать ему, – заявила Нора.
– Сказать что? – спросил Эф чуть более резко, чем ему хотелось бы. – Сначала необходимо выяснить, с чем мы имеем дело.
За порогом изолятора они увидели женщину с вьющимися волосами, забранными под широкую ленту. Она тут же вскочила с пластикового стула, который притащила сюда из вестибюля. Это была Сильвия, подруга Джима, с которой он делил квартиру в доме где-то на Восточных Восьмидесятых улицах. Сильвия составляла гороскопы для «НьюЙорк пост». Она привезла в квартиру пять кошек, а Джим – амадину, поэтому в их домашнем хозяйстве сразу возникла нешуточная напряженность.
– Могу я зайти к нему? – спросила Сильвия.
– Извини, Сильвия, в изолятор пускают только медицинский персонал. Но Джим просил передать тебе, что прекрасно себя чувствует.
Сильвия схватила Эфа за руку:
– А что скажешь ты?
– Он выглядит совершенно здоровым, – тактично ответил Эф. – Но мы хотим сделать кое-какие анализы – так, на всякий случай.
– Мне сказали, он отключился, у него немного закружилась голова. Но зачем изолятор?
– Ты знаешь, как мы работаем, Сильвия. Сначала надо убедиться, что нет ничего плохого. Будем двигаться шаг за шагом.
Сильвия повернулась к Норе в ожидании женского участия.
– Мы вернем его тебе, как только сможем, – кивнула Нора.
В подвале больницы, у двери морга, Эфа и Нору поджидала администратор.
– Доктор Гудвезер, то, что вы затеяли, идет вразрез с действующими инструкциями, – заявила она. – Эта дверь никогда не запирается, и администрация больницы настаивает на том, чтобы ее информировали…
– Извините, миссис Грэм, – Эф прочитал ее фамилию на нагрудной карточке, – но это дело находится исключительно в компетенции Центра по контролю и профилактике заболеваний.
Он не любил изображать из себя бюрократа, однако иногда статус федерального чиновника давал определенные преимущества. Эф достал ключ, открыл дверь и прошел в морг, пропустив Нору вперед.
– Благодарю за содействие, – вежливо улыбнулся он администратору, после чего закрыл и запер за собой дверь.
Свет включился автоматически. Тело Редферна лежало под простыней на стальном столе. Из коробки, стоявшей возле выключателя, Эф достал две пары перчаток, затем открыл тележку с инструментами для вскрытия.
– Эф, – сказала Нора, натягивая перчатки, – у нас даже нет свидетельства о смерти. Ты не можешь просто взять и вскрыть его.
– Времени на формальности у нас тоже нет. Особенно после случившегося с Джимом. А кроме того… я даже не знаю, как мы вообще объясним эту смерть. Получается, что я убил человека. Убил своего пациента.
– Это была самозащита.
– Я знаю. И ты знаешь. Но я категорически не хочу тратить время, объясняя это полиции.
Он взял большой скальпель и сделал Y-образный надрез: рассек тело по двум косым линиям от правой и левой ключиц к грудине, а потом по прямой до лобковой кости. Раздвинул кожу и мышцы, обнажив грудную клетку и брюшину. У Эфа не хватало времени на полное вскрытие, но ему было невероятно важно подтвердить то, что они увидели на снимках, сделанных при неполной магнитно-резонансной томографии Редферна.
Из резинового шланга Эф смыл белую, похожую на кровь жидкость, которая натекла в разрезы, и оглядел главные органы грудной клетки. Грудную полость заполняла какая-то темная плотная масса, питаемая тоненькими сосудами, отводки которых тянулись к сморщенным внутренним органам.
– Господи боже, – выдохнула Нора.
Эф разглядывал новообразования, раздвигая ребра:
– Эта штука все взяла на себя. Посмотри на сердце. Сердце потеряло форму, скукожилось. Изменилась и структура артерий, кровеносная система упростилась, сами артерии покрылись какой-то черной слизью.
– Невероятно, – вырвалось у Норы. – После посадки самолета прошло только тридцать шесть часов.
Эф вскрыл шею Редферна, обнажив гортань. Там появился новый орган, выросший из складок преддверия. Этот вырост – именно он выступал в роли жала – был сейчас втянут внутрь. Он соединялся непосредственно с трахеей, даже сливался с ней, словно раковая опухоль. Эф решил не резать дальше, не отделять этот мускул… или орган… в общем, чем бы он ни был, – надеясь сделать это позднее, когда изучит более тщательно и определит его функцию.