Страница 151 из 177
Чтобы завершить построение этой системы, в 1872 году только что родившаяся Третья республика решила ввести налог на доход с ценных бумаг. Это был пропорциональный налог, которым облагались проценты, дивиденды и другие финансовые доходы, быстро росшие во Франции в те годы и практически освобожденные от налогов, хотя британская шедулярная система их охватывала. Однако и в этом случае ставка была установлена на очень низком уровне (3 % с 1872 по 1890 год, 4 % с 1890 по 1914 год), по крайней мере по сравнению со ставками, введенными в начале 1920-х годов. Вплоть до Первой мировой войны во всех развитых странах считалось, что «разумный» уровень налогообложения никогда не должен превышать 10 %, какими бы высокими ни были доходы.
Вопрос прогрессивного налога при Третьей республике. Интересно отметить, что это касается и прогрессивного налога на наследство, который, после подоходного налога, представляет собой второе важное налоговое новшество начала XX века и ставки которого также оставались относительно умеренными до 1914 года (см. график 14.2). Пример Франции в эпоху Третьей республики и здесь показателен: страна, которая, казалось бы, страстно привержена идее равенства и где всеобщее избирательное право для мужчин было восстановлено в 1871 году, тем не менее упорно в течение полувека отказывалась перейти к прогрессивному налогообложению; такое отношение изменила лишь Первая мировая война. Конечно, налог на наследство, введенный Французской революцией и бывший строго пропорциональным с 1791 по 1901 год, стал прогрессивным согласно закону от 25 февраля 1901 года. Однако в действительности это мало что изменило: самая высокая ставка составляла 5 % с 1902 по 1910 год, затем 6,5 % с 1911 по 1914 год и ежегодно применялась лишь к нескольким десяткам состояний. Такое налоговое изъятие казалось запредельным тогдашним состоятельным налогоплательщикам, которые часто считали, что «сын, наследующий отцу», на самом деле лишь исполняет «священный долг» сохранения семейного достояния и не должен облагаться никакими налогами[555]. Однако в действительности это не мешало передавать самые крупные состояния почти целиком от одного поколения другому. Средняя реальная ставка на уровне верхней центили в иерархии наследства не превышала 3 % после реформы 1901 года (при пропорциональном режиме, действовавшем в XIX веке, она равнялась 1 %). Если анализировать эту ситуацию с высоты сегодняшнего дня, очевидно, что такая реформа не могла повлиять на процесс накопления и на сверхконцентрацию имущества, происходившую в то время, что бы об этом ни думали современники.
График 14.2
Верхняя ставка налога на наследство в 1900–2013 годах.
ордината: маржинальная ставка, по которой облагаются самые крупные наследства.
Примечание. Верхняя маржинальная ставка налога на наследство (по которой облагаются самые крупные наследства) в Соединенных Штатах уменьшилась с 70 % в 1980 году до 35 % в 1988 году. Источнини: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
В целом поразительно, насколько часто и с известной долей неискренности противники прогрессивного налогообложения, заметно преобладавшие среди французской политической и финансовой элиты Прекрасной эпохи, прибегали к аргументу о естественной эгалитарности Франции, которой был совершенно не нужен прогрессивный налог. Особенно показателен пример Поля Леруа-Болье, одного из самых влиятельных экономистов того времени, автора знаменитого «Исследования о распределении богатств и о тенденции к уменьшению неравенства условий», которое постоянно переиздавалось вплоть до начала 1910-х годов[556]. На самом деле Леруа-Болье не располагал никакими данными и источниками, которые свидетельствовали бы о «тенденции к уменьшению неравенства условий». Ему это было неважно: он принялся выдумывать сомнительные и малоубедительные доводы на основе совершенно неподходящих данных, стремясь любой ценой доказать, что неравенство в доходах сокращалось[557]. Иногда кажется, что он сам отдавал себе отчет в том, что его доводы не годятся: в этом случае он указывал, что такая эволюция не заставит себя ждать и что в любом случае нельзя вмешиваться никоим образом в чудесный процесс торговой и финансовой глобализации, который позволяет французскому вкладчику инвестировать и в Панамский, и в Суэцкий каналы, и в царскую Россию. Леруа-Болье был явно в восторге от глобализации своего времени, и его ужасала мысль о том, что брутальная революция может все поставить под сомнение[558]. Такой восторг, в принципе, не предосудителен, при условии, что он не мешает спокойному анализу проблем своего времени. Ключевой проблемой для Франции в 1900-1910-е годы была не неизбежная большевистская революция (не больше, чем сегодня), а, скорее, введение прогрессивных налогов. Леруа-Болье и его коллеги, относившиеся к «правому центру» (по контрасту с правыми, придерживавшимися монархических идей), считали, что им следовало противодействовать любой ценой, и выдвигали несокрушимый довод: Франция — эгалитарная страна благодаря Французской революции, которая перераспределила небольшое количество земель и установила равенство перед лицом Гражданского кодекса, равенство в праве на собственность и в праве свободно заключать договоры. Поэтому Франции не нужны грабительские прогрессивные налоги. Конечно, добавляли они, такие налоги были бы полезны в классовых, аристократических обществах, таких как соседняя Великобритания, но не у нас[559].
В данном случае Леруа-Болье было бы достаточно ознакомиться с новой обработкой данных по наследству, изданной налоговыми властями вскоре после реформы 1901 года, для того, чтобы обнаружить, что в Прекрасную эпоху имущественная концентрация в республиканской Франции была почти столь же высокой, как и в монархической Великобритании.
К тому же во время парламентских дебатов 1907–1908 годов сторонники подоходного налога часто ссылались на эту статистику[560]. Это интересный пример, который показывает, что налог; пусть даже взимаемый по низкой ставке, может быть источником знаний и демократической прозрачности.
В других странах также обнаруживается, что Первая мировая война стала неким переломом в истории налога на наследство. В Германии вопрос введения минимального налога на передачу самых крупных состояний широко обсуждался в парламенте в конце XIX — начале XX века. Представители социал-демократической партии, начиная с Августа Бебеля и Эдуарда Бернштейна, подчеркивали, что налог на наследство позволил бы снизить тяжелые косвенные налоги, выплачиваемые рабочими и другими наемными работниками, благодаря чему у последних появилось бы больше средств и они смогли бы улучшить свое существование. Однако дебаты в рейхстаге провалились: реформы 1906 и 1909 годов привели к введению небольшого налога на наследство, однако передача имущества по прямой линии и между супругами (т. е. подавляющее большинство случаев) осталась свободной от налогообложения вне зависимости от его размеров.
Лишь в 1919 году немецкий налог на наследство был распространен на передачу имущества между членами семьи, а его ставка была сразу поднята с 0 до 35 % для самых крупных наследств[561]. Решающую роль здесь сыграли война и последовавшие за ней политические потрясения: без них трудно представить, как и почему удалось бы преодолеть сопротивление этим переменам, проявившееся в 1906–1909 годах[562].
Тем не менее на графике 14.2 можно отметить небольшой скачок вверх в Великобритании в Прекрасную эпоху, более заметный для налога на наследство, чем для подоходного налога. Великобритания, где с момента проведения реформы 1896 года уже применялась более высокая ставка в 8 % для самых крупных наследств, перешла к 15 %, что уже было существенным показателем. В Соединенных Штатах федеральный налог на наследства и дарения был введен лишь в 1916 году, однако его ставка очень быстро превзошла ставки, применявшиеся во Франции и в Германии.
555
Одна из многочисленных парламентских комиссий XIX века, которая высказалась против прогрессивного налога на наследство, так сформулировала свою точку зрения: «Когда сын наследует отцу, то происходит не просто передача собственности; это лишь продолжение ее использования, как говорили авторы Гражданского кодекса. Если бы эта доктрина была расширена в абсолютном смысле, она бы исключала любой налог на наследство по прямой линии; по меньшей мере она требует крайней умеренности в установлении сборов». Ibid. Р. 245.
556
Профессор Свободной школы политических наук, а затем Коллеж де Франс с 1880 по 1916 год, восторженный глашатай колониализма среди либеральных экономистов своего времени, Леруа-Болье также был директором «Французского экономиста» — влиятельного журнала, сравнимого с «The Economist» в наши дни. особенно в том, что касается его способности безгранично и зачастую бездумно защищать интересы власть имущих.
557
Например, он с удовлетворением отмечает, что во Франции число бедняков, получавших пособие, выросло всего на 40 % с 1837 пo 1860 год. тогда как число благотворительных бюро почти удвоилось. Помимо того, что нужно быть большим оптимистом для того, чтобы на основании этих цифр делать вывод о том, что реальное количество бедняков уменьшилось (что Леруа-Болье делает не колеблясь), вероятное снижение общего количества бедняков в условиях экономического роста ничего не может нам поведать об эволюции неравенства в доходах. Ibid. Р. 522–531.
558
Иногда возникает впечатление, что именно он стал автором рекламной компании, которой HSBC завешивает стены аэропортов на протяжении нескольких лет: «Мы видим мир возможностей. А вы?».
559
Классический аргумент того времени заключался в том, что «инквизиторский» подход декларации о доходах подходит лишь «авторитарным» странам вроде Германии, но был бы немедленно отвергнут таким «свободолюбивым народом», как народ Франции. Ibid. Р. 481.
560
Так. Жозеф Кайо. тогдашний министр финансов, говорил, — «Нас заставили поверить и говорить, что Франция — это страна небольших состояний, до бесконечности раздробленного и рассеянного капитала. Статистика, которую обеспечивает новый режим налогообложения наследства, избавила нас от этих иллюзий. <…> Господа, я не могу скрыть, что эти цифры изменили во мне некоторые из этих предубеждений. Факт заключается в том, что очень небольшое число людей владеет большей частью богатства страны». См.: CaillauxJ. L'lmpot sur te revenu. Berger, 1910. P. 530–532.
561
Об этих дебатах см.: Beckert J. Inherited Wealth… P. 220–235. Ставки, которые мы указали на графике 14.2, касаются передачи по прямой линии (от родителей к детям). Ставки, по которым облагались другие формы передачи, всегда были выше и во Франции, и в Германии. В Соединенных Штатах и в Великобритании ставки, как правило, не зависят от личности наследника.
562
0 роли войны в изменении отношения к налогу на наследство см. также: Scheve К, Slasavadge D. Democracy, war, and wealth: evidence of two centuries of inheritance taxation // American Political Science Review. 2012.