Страница 133 из 177
Что касается самых крупных наследственных состояний, исчисляемых десятками миллиардов долларов и евро, то можно предположить, что эти активы в значительной степени размещены в семейной компании (как активы семьи Беттанкур в компании L’Orcal или семьи Уолтон в Wal-Mart в Соединенных Штатах): в этом случае их так же легко обнаружить, как и состояния Билла Гейтса или Стива Джобса. Однако так происходит далеко не на всех уровнях: когда мы опускаемся на уровень нескольких миллиардов долларов (согласно «Forbes», ежегодно в мире появляется несколько сотен новых состояний такого размера) и в еще большей степени на уровень нескольких десятков или сотен миллионов евро, то значительная часть наследственных состояний, вероятно, принимает форму довольно диверсифицированных портфелей, которые журналистам довольно трудно проследить (тем более что эти люди намного меньше горят желанием попасть на страницы прессы, чем предприниматели). Вследствие этой статистической погрешности рейтинги состояний неизбежно недооценивают размер наследственных капиталов.
Впрочем, некоторые журналы, такие как «Challenges» во Франции, уточняют, что стремятся указывать лишь так называемые «профессиональные» состояния, т. е. те, что вкладываются в конкретную компанию, и что имущество, принимающее форму диверсифицированных портфелей, их не интересует. Проблема в том, что от них трудно добиться точного определения того, что они хотят этим сказать: должен ли предприниматель преодолеть определенный порог во владении капиталом компании для того, чтобы его состояние считалось «профессиональным», зависит ли этот порог от размеров компании и если да, то по какой формуле он рассчитывается? На самом деле критерий, которого придерживаются журналы, очень прагматичен: в рейтингах фигурируют те состояния, о которых журналисты знают и которые соответствуют фиксированному параметру (больше одного миллиарда долларов в случае журнала «Forbes» или же пребывание в числе пятисот самых крупных обнаруженных состояний данной страны в случае «Challenges» и многих других журналов в других странах). Такой прагматизм можно понять. Однако ясно, что столь неточный отбор приводит к серьезным проблемам, если пытаться проводить сравнения во времени или между странами. Если добавить к этому тот факт, что рейтинги, кем бы они ни составлялись — «Forbes», «Challenges» или другими журналами, никогда не придерживаются четких единиц наблюдения (в принципе речь идет об индивидах, но иногда в одно состояние включают целые семейные группы, что создает перекос в другую сторону, поскольку приводит к преувеличению масштабов крупных состояний), то становится очевидным, насколько эти материалы ненадежны для изучения щекотливого вопроса о доле наследства в формировании имущества или в эволюции имущественного неравенства[443].
Следует добавить, что в этих журналах зачастую имеется довольно очевидное идеологическое предпочтение в пользу предпринимателей и прослеживается плохо скрываемая тяга к их превозношению и даже к преувеличению их значения. Для журнала «Forbes» не будет оскорблением, если мы отметим, что часто в нем можно усмотреть — да он и сам так себя представляет — гимн предпринимательству, а также полезному и заслуженному имуществу. Стив Форбс, владелец журнала, который сам является миллиардером и дважды неудачно выставлял свою кандидатуру на должность президента от республиканской партии, еще и наследник: знаменитый журнал, положивший начало состоянию Форбсов, основал в 1917 году его дед, который также скопил немалую часть семейного капитала. Публикуемые журналом рейтинги иногда предлагают делить миллиардеров на три группы: чистых предпринимателей, чистых наследников и людей, которые унаследовали состояние и приумножили его. Согласно данным, публикуемым «Forbes», на каждую из этих групп обычно приходится примерно по трети общего имущества миллиардеров; при этом в журнале отмечается, что прослеживается тенденция к снижению доли чистых наследников и к увеличению доли частичных наследников. Проблема состоит в том, что «Forbes» никогда не давал точных определений этим разным группам (и не проводил четкой границы между чистыми и частичными наследниками) и не приводил никаких сумм, относящихся к наследствам[444]. В этих условиях довольно трудно прийти к какому-либо точному выводу относительно этой вероятной тенденции.
Что можно сказать, с учетом всех этих трудностей, о том, какие доли в числе крупных состояний приходятся на наследников и на предпринимателей? Если принять в расчет и чистых, и частичных наследников из рейтинга «Forbes» (предположив, что у последних на наследство приходится половина состояния) и добавить к этому методологические погрешности, приводящие к недооценке наследственных состояний, то будет вполне естественным сделать вывод о том, что последние представляют собой более половины самых крупных состояний в мире. Оценка на уровне 60–70 % кажется довольно реалистичной; она заметно уступает уровню, наблюдавшемуся во Франции в Прекрасную эпоху (80–90 %), что, возможно, обусловлено сегодняшними высокими темпами роста в мировом масштабе, которые приводят к быстрому пополнению рейтингов новыми состояниями из развивающихся стран. Однако речь идет лишь о гипотезе, а не об установленной истине.
Нравственная иерархия состояний. В любом случае, необходимо как можно скорее выйти за рамки этих порой карикатурных и, на мой взгляд, плохо сформулированных дебатов вокруг личных достоинств и состояний. Никто не отрицает важность предпринимателей, изобретений и инноваций для общества: в Прекрасную эпоху, например, появились автомобили, кинематограф, электричество; немало изобретений совершается и сегодня. Просто предпринимательский аргумент не позволяет обосновать все виды имущественного неравенства, какими бы крайними они ни были, вне зависимости от фактов. Проблема в том, что выраженное формулой r> g неравенство, которое усиливается неравенством в доходности, определяемым размером начального капитала, зачастую приводит к чрезмерной и постоянной концентрации имущества. Каким бы обоснованным оно ни было в начале, состояния сохраняются и растут иногда в неограниченных масштабах, которым невозможно дать никакого рационального обоснования с точки зрения общественной пользы.
Предприниматели также склонны превращаться в рантье не только со сменой поколений, но и в течение своей жизни, тем более что ее продолжительность непрерывно растет. Если удачные идеи приходят человеку в голову в 40 лет, то это не значит, что они будут приходить ему и в 90 лет или что они будут осенять следующие поколения. Однако состояние никуда не девается, напротив, иногда оно увеличивается более чем в 10 раз за 20 лет, как показывают примеры Билла Гейтса и Лилиан Беттанкур.
Это ключевая причина, оправдывающая введение ежегодного прогрессивного налога на самые крупные состояния в мире, который представляет собой единственный способ установить демократический контроль над этим потенциально взрывоопасным процессом и при этом сохранить предпринимательский динамизм и открытость экономики в международном масштабе. Эта идея и ее недостатки будут исследованы в четвертой части настоящей книги.
На данном этапе мы лишь отметим, что налоговый подход позволяет также выйти за рамки бесперспективных дебатов о нравственной иерархии состояний. Любое состояние отчасти обосновано и, вместе с тем, может стать чрезмерным. Банальное воровство встречается редко, равно как и безупречные личные достоинства. Прогрессивный налог на капитал обладает тем преимуществом, что предлагает гибкий, последовательный и предсказуемый подход к различным ситуациям и обеспечивает демократическую и финансовую прозрачность в вопросах, касающихся имущества и его эволюции, а это уже немало.
Очень часто мировые общественные дебаты по вопросу о состояниях сводятся к нескольким безапелляционным — и по большей части произвольным — утверждениям относительно сравнительных достоинств того или иного человека. Например, довольно часто противопоставляют нового мирового лидера в рейтинге состояний Карлоса Слима, мексиканского магната в области недвижимости и телекоммуникаций, выходца из ливанской семьи, о котором в западных странах часто пишут, что своим состоянием он обязан монопольной ренте, полученной благодаря вмешательству правительства его страны (сильно коррумпированного), и бывшего мирового лидера Билла Гейтса, обладателя всех возможных добродетелей, образцового и достойного предпринимателя. Иногда возникает ощущение, будто Билл Гейтс лично изобрел информатику и микропроцессор и был бы в 10 раз богаче, если бы был по заслугам вознагражден за свою предельную производительность и за свой вклад в благоденствие мира (к счастью, население планеты получило доступ к внешним проявлениям широты его характера). Безусловно, этот настоящий культ объясняется неистребимым стремлением демократических обществ наделять неравенство смыслом. Скажем прямо: я почти ничего не знаю о том, каким именно образом обогатились Карлос Слим и Билл Гейтс, и не могу пускаться в рассуждения об их личных достоинствах. Однако, на мой взгляд, Билл Гейтс так же извлек выгоду из своей фактической квазимонополии в области операционных систем (равно как и многие другие состояния, созданные благодаря новым технологиям, от телекоммуникаций до Фейсбука). Кроме того, я полагаю, что его вклад основывался на труде тысяч инженеров и специалистов в сфере электроники и фундаментальной информатики, без которых было бы невозможно сделать ни одного изобретения в этих областях и которые не патентовали свои научные статьи. В любом случае, мне кажется чрезмерным столь полярное противопоставление этих двух случаев, за которым не стоит сколько-нибудь серьезный анализ фактов[445].
443
Представляется, что в случае «Challenges» состояния в размере от 50 до 500 миллионов евро слишком малочисленны по сравнению с количеством деклараций по налогу на состояния, попадающие в соответствующую категорию (тем более что значительный объем профессионального имущества не учитываются в имуществе, облагаемом налогом на состояния, и в соответствующих статистических данных), что, возможно, обусловлено тем фактом, что в рейтинге «Challenges» не принимаются в расчет диверсифицированные состояния. В конечном итоге оба источника недооценивают реальное количество крупных состояний, но по противоположным причинам (источники журнала «Challenges» переоценивают профессиональные состояния, а налоговые источники их недооценивают, при этом в обоих случаях используются меняющиеся и непостоянные определения), что вызывает у граждан впечатление неясности и озадачивает их. См. техническое приложение.
444
Впрочем, с концептуальной точки зрения, не так просто определить, какая доходность является нормальной для наследственного состояния. В определении, приведенном в предыдущей главе, одна и та же средняя доходность применяется ко всем состояниям, в результате чего Лилиан Беттанкур мота бы выглядеть частичной наследницей (учитывая очень высокую доходность, которую приносит ее состояние) — еще более частичной, чем сам Стив Форбс, который тем не менее относит ее к чистым наследницам, а себя причисляет к «приумножателям» состояний. См. техническое приложение.
445
Особенно громкие заявления о сравнительных достоинствах Карлоса Слима и Билла Гейтса, не основанные на каких-либо точных сведениях, см., например: Acemoglu D. Robinson J. Why Nations Fait. The Origins of Power, Prosperity and Poverty. Crown Publishers. 2012. P. З4-41. Суровый тон тем более удивляет, что эта книга не посвящена вопросу об идеальном распределении состояний. Ее авторы отстаивают значение систем прав собственности, возникших в ходе британской, американской и французской революций, в процессе развития (при этом налоговые и социальные институты более близкого к нам времени мало затрагиваются).