Страница 102 из 153
— Ну, да! Понимаете, если просто натыкать иголок, куда попало — это ничего не даст. В человеческом теле есть определенные точки, отвечающие за различные функции организма — всего их 418, — и определенное расположение игл в комбинациях этих точек может ускорить или, наоборот, замедлить жизнедеятельность наших внутренних органов.
Интересно, подумала Кэнди, и где они располагаются, все эти точки, в таких же вот неприличных местах? Или все-таки — не только? Но вслух она ничего не сказала, потому что была занята другим: искала глазами свою юбку и трусики.
Кранкейт ослабил металлические зажимы и освободил Кэнди руки, — теперь Кэнди увидела, что эта конструкция представляла собой необычный наклонный операционный стол. Кэнди прошла через комнату, чтобы забрать с кушетки свою одежду. Она уже опустила руку, чтобы стыдливо прикрыть свое восхитительное потайное местечко, но потом рассудила так: в конце концов, он же врач и голых женщин он видел, наверное, тысячу раз — и если она сейчас станет перед ним скромничать, это, наверное, будет смотреться до ужаса глупо.
— А долго я пробыла без сознания? — Кэнди очень старалась, чтобы ее голос звучал уверенно и спокойно.
— Где-то с полчаса. А как вы теперь себя чувствуете? Потому что мне нужно, чтобы вы мне помогли. Я сейчас буду осматривать вашего папу, и ваше присутствие может быть очень полезным. Он так до сих пор и не вспомнил, кто он такой, и, может, когда он увидит вас, это как-то его подстегнет, и его амнезия пройдет.
— А вы думаете… его умственные способности восстановятся? — спросила Кэнди, внутренне сжавшись, потому что боялась услышать вполне определенный ответ.
— Трудно сказать. Я еще точно не знаю, какие именно области мозга повреждены и насколько серьезно. Собственно, я и собираюсь его осмотреть, чтобы все это выяснить. Конечно, мы делаем все возможное, но только время покажет, насколько все это серьезно. Но вы уверены, что вы сейчас в состоянии пойти на осмотр? Понимаете, вас это может расстроить.
— Да, я все понимаю, — сказала Кэнди, надевая трусики и юбку, и хотела еще добавить, что сейчас, когда она оделась, она себя чувствует значительно лучше, именно потому, что оделась, но потом поняла, что доктора Кранкейта это ни капельки не интересует. Она встретилась взглядом с Кранкейтом — взгляд у него был встревоженный и напряженный, — и подумала, злясь на себя: Господи Боже, о чем я думаю?! Нам сейчас надо о папе тревожиться, а не обо мне!
Она расправила блузку и решительно проговорила:
— Я готова, доктор Кранкейт.
Глава 9
Кэнди очень старалась не отставать от доктора Кранкейта, когда он шел по коридору решительным шагом, слегка наклонившись вперед, а его ястребиный нос рассекал воздух, словно ядерная боеголовка самонаводящейся ракеты средней дальности.
Она украдкой поглядывала на доктора и думала про себя, что вот они вместе идут на осмотр, и это, наверное, символично. Может быть, это ее судьба: быть рядом с ним? На взлете его медицинской карьеры и в минуты отчаяния, когда он будет терзаться мучительными сомнениями и ему станет казаться, что все его усилия не дадут никаких результатов, — она будет рядом, и пойдет с ним вместе, плечо к плечу, вот как сейчас, на очередное сражение с Врагом, и поддержит его, и утешит, если ему будет трудно, и отдаст ему все тепло своей женственности.
Кэнди Кранкейт, проговорила она про себя, и сердце забилось в горько-сладком восторге — да, она станет его женой! Все ее грезы о будущем, все размышления о том единственном и неповторимом… каким будет этот мужчина, любовь всей ее жизни, который разбудит в ней женщину… и вот однажды, в самый что ни на есть обыкновенный день, она открывает дверь и видит мужчину… и понимает, что это он. Вот так все просто.
И это значит, что и она, в свою очередь, тоже откроет в нем скрытый потенциал, хотя он, конечно, об этом еще не знает. И то, что Кранкейт еще ничего не почувствовал, что он пока не увидел, что они предназначены друг для друга самой судьбой, и что у них будет большая — большая-большая — любовь… от этого Кэнди любила его еще больше. Бедный мой, бедный, думала она, он пока еще не понимает, как сильно я ему нужна. Такой хороший, и такой глупенький… как все мужчины. Кэнди едва не рассмеялась вслух. Вот он, идет рядом с ней, весь поглощенный мыслями о работе, и пока еще даже не представляет, что у него в сердце уже поселилась любовь. Любовь, предначертанная судьбой. Ей хотелось его ущипнуть или игриво пихнуть локтем в бок, чтобы пробиться сквозь это нелепое — и такое мужское — бесчувствие. Но она понимала, что не стоит торопить события, да и вообще, сейчас его лучше не отвлекать. Сейчас он будет осматривать ее отца, и ему надо сосредоточиться.
Бедный папа, подумала Кэнди. И это все я виновата! Ну, то есть, если б не я… если б не я…
Кранкейт резко свернул в боковой коридор, и Кэнди даже слегка опешила от неожиданности, потому что увидела там такое… такое…
Коридорчик был маленький, в смысле, короткий, и выводил к лестнице вниз, и где-то на полпути к лестнице, прямо на полу, растянувшись на животе, лежала какая-то пожилая женщина.
Услышав шаги, тучная женщина с трудом поднялась на колени и принялась яростно натирать пол мокрой щеткой. Надо думать, она прилегла отдохнуть на минуточку, и тут как раз вошли Кранкейт и Кэнди. Когда они подошли ближе, женщина подняла голову и взглянула на Кэнди с такой неприкрытой злобой, что та едва не запнулась. Но Кранкейт спокойно прошел мимо и даже сказал, обращаясь к уборщице:
— Добрый день, Одри.
Одри, однако, демонстративно отвернулась, как бы давая понять, что она не то что здороваться — видеть их не желает, и что-то сердито пробормотала себе под нос. Она продолжала яростно натирать пол и даже и не подумала остановиться, чтобы их пропустить, так что Кэнди пришлось перешагнуть через ее вытянутую руку. Но как только они прошли, толстая тетка схватила ведро с мыльной водой и выплеснула чуть ли не половину прямо под ноги Кэнди…
А Кэнди как раз смотрела на Кранкейта, пытаясь понять, как он отнесся к такому явному проявлению недружелюбия. Судя по всему, его это нисколечко не задело. Он, похоже, вообще не заметил, что его, в сущности, обхамили… но она не успела додумать последнюю мысль, потому что предательский мыльный поток уже добрался до ее высоких каблучков, и она поскользнулась. Кэнди с ужасом осознала, что падает — причем, скорее всего, упадет на лестницу и скатится вниз по ступенькам, хорошо, если шею себе не свернет, — и в это мгновение громкий, раскатистый смех, от которого кровь стыла в жилах, разорвал больничную тишину.
Звуки этого жуткого смеха все-таки вырвали Кранкейта из глубокой задумчивости. Он увидел, что происходит, и успел подхватить Кэнди в самый последний момент, когда она уже падала в пустоту. Он обернулся и с отвращением взглянул на уборщицу, «Одри», которая даже и не пыталась скрывать своего злорадства и продолжала смеяться.
— Господи! — прошептала Кэнди, когда они благополучно спустились по лестнице, и дородная тетка-уборщица уже не могла слышать их разговор. — Это кто?
— Эээ? — Кранкейт, похоже, уже позабыл о случившемся.
— Эта женщина… которая мыла полы. Это кто?
— Ну, просто женщина, которая мыла полы, — голос у доктора Кранкейта был спокойным и ласковым, как у психоаналитика, обращающегося к нервному, легко возбудимому пациенту.
— Да, но вы назвали ее «Одри».
— А как мне еще ее называть, если ее так зовут? — теперь в его голосе появилось легкое раздражение.
— Вот я об этом и говорю. Кажется, вы ее знаете… ну, то есть, знаете, кто она. Какая-то она странная, такая…
— Самая обыкновенная. Не вижу в ней ничего странного. Равно как и в том, что я знаю, как ее зовут. Я тут, в больнице, почти всех знаю по имени.
Похоже, он начинал сердиться, и Кэнди дипломатично решила, что эту тему лучше оставить. Бедный мой, бедный, такой сердитый, подумала она. Просто он слишком много работает, нервы уже на пределе.