Страница 24 из 32
Шанхай представляется ему подобием колосса Родосского на непрочном глиняном цоколе. Город оказался в плену у презренной шайки грабителей-временщиков, которых ожидает неминуемое возмездие. Поэт предрекает:
Все чаще и настойчивей Вертинский публично заявляет: существует один, только один путь для русской эмиграции — покаяние перед своим народом и Возвращение. Артист становится активным сотрудником организованного в Китае Советского клуба. То и дело он печатается в газете «Новая жизнь», агитировавшей русскую эмиграцию работать на победу советской страны в развязанной фашистами кровопролитной войне. Все это вызывало бешеную злобу реакционеров. Во время одного из концертов Вертинского группа хулиганов рассыпала в зале нюхательный табак, в результате чего концерт был сорван.
С 1941 года постепенно сокращается число выступлений артиста на концертной эстраде и в ресторанах. Репутация человека, который «продался большевикам», отпугивала хозяев. Вертинский лишился привычных источников дохода. Жить стало не на что. В этих обстоятельствах он пустился в рискованную финансовую авантюру, которая могла ему дорого обойтись. Все началось с того, что он сошелся с некой Буби, дамой полусвета, писавшей стихи, влюбленной в него и в его песни. Буби, по-видимому, вышедшая из среды «девочек из бара», выглядела уже немолодой и мечтала прочно устроить свою жизнь подле выдающегося артиста. Она была невысокой, миниатюрной, «работала» под скромную, застенчивую девушку. Это о таких, как она, Вертинский писал:
Буби, имевшая некоторые сбережения, подала артисту идею открыть что-то вроде «уголка Вертинского». Речь шла о предприятии типа ночного кабаре, в котором рабочие, официанты, кухня, винный погреб находились бы в ведении Буби и еще какого-то предпринимателя, знакомого Буби, а входная плата поступала бы в распоряжение Вертинского, обеспечивавшего концертную программу. Естественно, «гвоздем» программы должен был стать он сам. Певец принял предложение своей поклонницы и придумал название кабаре: «Гардения». Он очень любил белые с золотистым оттенком цветы китайской гардении, их неповторимый дурманящий аромат.
Спустя некоторое время состоялось праздничное открытие кабаре. Вертинский встречал гостей с видом вполне преуспевающего человека. Он беззаботно смеялся. На нем был прекрасный костюм, и грудь его украшала гардения.
В течение нескольких месяцев все шло так, как задумала Буби. Кабаре приобрело популярность, и ничто не предвещало грозы. А потом поставщики продуктов и вин неожиданно для Вертинского подали в суд, жалуясь на неуплату по счетам. Выяснилось, что содержание кабаре принесло крупные убытки. Предприятие обанкротилось. И хотя Вертинский лично не имел никакого отношения к оплате за поставки товаров, он оказался одним из подследственных. С него была взята подписка о невыезде вплоть до выяснения всех обстоятельств дела. Как раз в эти неприятные и тревожные дни Александр Николаевич получил официальное извещение о том, что советское правительство разрешило ему вернуться на родину. Пока тянулась судебная волокита, срок визы истек. Состоялось судебное разбирательство. В конечном итоге Вертинский был признан невиновным, но все это было для него малоутешительно. В силу стечения обстоятельств Возвращение, мечтой о котором он жил последние двадцать лет, вновь откладывалось. Казалось, произошло непоправимое.
К счастью, сила жизни и любовь к родине сумели смести все преграды.
В 1942–1943 годах артист деятельно сотрудничает на радиостанции ТАСС «Голос Родины». В эфир несутся его песни «Куст ракитовый», «Чужие города», «Сказание о граде Китеже». Он выступает с чтением отрывков из своих воспоминаний, с многочисленными стихами, основная тема которых — неизбежность поражения фашизма, ожидание «погребальной мессы» в Берлине, Риме и Токио, и праздничных торжеств в Москве, Лондоне, Нью-Йорке.
…Тем временем произошли большие изменения в личной жизни певца. Состоялось решение шанхайского гражданского суда о разводе Александра Вертидеса, грека, с Иреной Вертидес[33]. Обе стороны дали согласие на развод. А в марте 1943 года в шанхайском консульском отделу Посольства Союза ССР в Японии был оформлен брак уже не Вертидеса, а Вертинского Александра Николаевича с девятнадцатилетней Циргвава Лидией Владимировной, дочерью служащего Китайско-Восточной железной дороги, советского подданного.
После женитьбы и рождения первой дочери артист буквально утроил усилия в своем стремлении как можно скорее добиться вторичного разрешения на въезд в СССР. Позднее он будет рассказывать, что однажды, отчаявшись получить положительный ответ, он послал большую телеграмму прямо в Кремль на имя Сталина.
Он, впрочем, не только бомбардировал телеграммами советских руководителей, но и пытался заслужить возвращение работой, то есть соответствующей концертно-исполнительской деятельностью. Клуб граждан СССР в Шанхае организует концерты Вертинского в Летнем театре на авеню Фош. В их программу, наряду с такими известными вещами, как «Над розовым морем», «Желтый ангел», «Матросы», артист включил произведения на слова советских поэтов. Только в первом концерте прозвучали «Ее письмо» (сл. И. Уткина), «Девушка в шинели» (сл. А. Суркова)[34], «Сумасшедший маэстро» (сл. В. Маяковского), «Юность мира» (сл. П. Антокольского). Во втором он исполнил «Редкие письма» (сл. К Симонова)[35], а также — впервые — симфоническую балладу «Степан Разин» на текст М. Цветаевой (партия рояля — Г. Зингер, дирижер — Г. Ротт). Второй концерт в Клубе граждан СССР состоялся незадолго до отъезда на родину.
Наступил столь желанный и тревожный день прощания с эмиграцией и встречи с Россией. Как сильно билось, наверное, его сердце! Примет ли родина его покаяние? Узнает ли в нем сына? Будет ли внимательна к нему в страшную эпоху смерти, голода, массового героизма простых людей на фронте и в тылу? Он снова и снова вчитывался в строки стихов советских поэтов.
Они писали о людях почти неведомой ему страны, но все же он находил в этой поэзии какие-то глубоко созвучные ему интонации и каждый раз привычно пытался положить стихи на музыку. Не всегда выходило удачно, но сердце подсказывало: его союз с советским искусством возможен. Получится. А это было главное.
В неопубликованной статье Р. Б. Рыбакова «Об Александре Вертинском» (1962) заявлено, что в 1943 году артист привез с собой в СССР «вагон ценных медикаментов для советских госпиталей»[36]. Данное утверждение ничем не доказано и не соответствует действительности. Материальное положение Вертинского было если не плачевно, то и не блестяще. Знакомые и друзья артиста в один голос отрицают саму возможность закупки им сколько-нибудь значительной партии медикаментов. Вертинский ехал на родину без каких-либо корыстных намерений, и она, в свою очередь, не ждала от него материальных даров. Стучали колеса поезда, мелькали за окном вагона заснеженные дальневосточные леса, черные дома редких станций, и пожилой поэт, пытаясь разобраться в буре охвативших его чувств, стал дописывать стихотворение, начатое в Шанхае:
33
Этот брак был заключен в 1924 году в Берлине. Спустя шесть лет супруги фактически разошлись. Тем не менее Ирена приехала в Шанхай через месяц после прибытия туда Вертинского, возможно, в расчете на возобновление супружеской жизни, которая все же вновь не сложилась.
34
У Суркова, насколько мне известно, нет стихотворения с таким заглавием. Вероятно, за основу был взят текст стихотворения 1942 года «Таня» («Расстались они у лесного костра…»).
35
ЦГАЛИ, ф. 2418, оп. 1, ед. хр. 180, с. 7.
36
ЦГАЛИ, ф. 2418, оп. 1, ед. хр. 180, с. 7.