Страница 4 из 129
— Может быть, следовало выбрать для защиты что-нибудь другое?
— А что же еще? Улик было слишком много. Все элементы преступления: и повод, и средство, и удобный случай — все.
— Можно было бы утверждать, что все они подстроены.
— Нет, она созналась почти во всем… И это было бы явно притянуто за волосы. Вы подразумеваете, как я понимаю, что убийство совершил кто-то другой и подстроил все таким образом, чтобы улики были против нее?
— Вы находите такое положение нелогичным?
— Боюсь, что да. Вы намекаете на таинственного X. Но кто это мог быть?
— Несомненно, член этого тесного кружка. Ведь их было пятеро, не так ли? Пять заинтересованных лиц.
— Пять? Дайте вспомнить… Какой-то старый дурак, который вечно возился с настойками разных трав… Очень опасный вид хобби. Он был довольно приятный человек, но со странностями. Не представляю себе его в роли X. Потом — девушка… Она, наверное, охотно отправила бы на тот свет Каролину, но зачем же Эмиса? Потом — биржевый маклер, старый друг Крэля… Вот — только эти люди. Ах да, еще ее сестренка… Но ее никто не считал действительно заинтересованным лицом. Значит — четверо.
— Вы забыли про гувернантку, — сказал Эркюль Пуаро.
— Да, верно. Несчастные люди, эти гувернантки: их никто не может запомнить. И эту я помню очень смутно. Некрасивая, немолодая, но и неглупая. Что ж, может быть, ее обуревала преступная страсть к Эмису, и поэтому она убила его? Неправдоподобно. Не верю.
— Благодарю вас, — сказал Эркюль Пуаро. — Вы удивительно хорошо все помните. Меня это прямо поражает. Можно подумать, что картина суда сейчас у вас перед глазами.
— Вы правы, — медленно проговорил Фогг, — я как будто вижу все это сейчас.
— А что вам запомнилось отчетливее всего? — спросил Пуаро. — Свидетели, адвокат? Судья? Или женщина на скамье подсудимых?
— Вы попали в точку. Я никогда не забуду ее. На ней был налет какой-то романтики. И при этом она была не очень красива и не очень молода Лицо усталое, круги под глазами… И несмотря на то, что она являлась центральной фигурой всей драмы, она словно отсутствовала, витала где-то. В зале суда находилась только ее оболочка, ее тело. Лицо — спокойное, внимательное, с легкой вежливой улыбкой на губах. Говорила вполголоса, знаете — в таких приглушенных тонах. И насколько она была обаятельнее той, другой, — девушки с грациозной фигурой, красивым лицом и грубой молодой силой!.. Я любовался, конечно, Эльзой Грир. Любовался ее красотой, смелостью в борьбе с нами — с ее мучителями, ее стойкостью. Но я любовался и Каролиной Крэль, пожалуй, именно потому, что она совсем не боролась. Она ушла в какой-то свой мир света и теней. И она не потерпела поражения, потому что даже не вступила в борьбу.
Он помолчал.
— Ясно было только одно: она любила этого человека так сильно, что, убив его, умерла вместе с ним.
Фогг опять помолчал и протер очки.
— Я, кажется, говорю странные веши… Я был в то время очень молод, и этот процесс произвел на меня громадное впечатление. Но я и сейчас убежден, что Каролина Крэль была удивительной женщиной.
Джордж Мейхью был осторожен и не словоохотлив. Он помнит, конечно, дело Крэль, но довольно смутно. Дело вел его отец, а Джорджу было только девятнадцать лет.
Да, процесс наделал много шуму. Крэль был ведь известным художником. Картины его очень хороши, очень. Две из них находятся в Тэтовской галерее, а это уже кое-что.
Не будет ли мсье Пуаро любезен объяснить, что именно его заинтересовало в атом процессе. Ах, дочь! Из Канады? Вот что! Но, помнится, ее увезли в Новую Зеландию.
Джордж Мейхью немного смягчился. Да, страшная драма в жизни девушки. Он глубоко сочувствует ей. Пожалуй, было бы лучше, если бы она так и осталась в неведении.
Нет, сомнений в виновности миссис Крэль не было. Были только смягчающие обстоятельства. Уж эти художники! Жить с ними, наверное, не легко. А у Крэля к тому же, как говорят, не прекращались романы. Ведь леди Дитишэм… тоже была замешана.
В связи с ней газеты время от времени вспоминают об этом процессе. Она несколько раз фигурировала в бракоразводных делах. У нее громадное состояние. Мсье Пуаро, наверное, слышал об этом. В газетах ее имя попадается довольно часто: она из тех женщин, которые любят быть на виду.
— Скажите, ваша фирма была поверенной в делах Крэль на протяжении многих лет? — спросил Пуаро.
Джордж Мейхью отрицательно покачал головой.
— Нет. Делами Крэлей занималась фирма Джонатан. Но когда началось судебное дело, старик Джонатан побоялся, что он не справится, и договорился с моим отцом, что мы будем вести дело вместо него. Мне кажется, мсье Пуаро, вам следовало бы повидаться с Джонатаном. Он уже не у дел — ему больше семидесяти. Он хорошо знал всю семью Крэлей и может рассказать вам гораздо больше, чем я. Я в то время был юнцом и даже не присутствовал на процессе.
Пуаро встал, а Джордж Мейхью, также вставая, добавил:
— Может быть, вы хотели бы поговорить с нашим управляющим — Эдмундом? Он в то время служил в нашей фирме, и я помню, что он очень интересовался этим процессом.
II
Эдмунд говорил очень медленно, а во взгляде можно было прочесть осторожность и скрытность, необходимые юристу, ведущему чужие дела.
Он внимательно осмотрел Пуаро с головы до ног и протянул:
— A-а, дело Крэля? — И добавил строгим тоном: — Недостойное, позорное дело!
Его проницательные глаза смотрели на Эркюля Пуаро испытующе.
— Не слишком ли много времени прошло, чтобы поднимать все вновь? — сказал он.
— Видите ли, у миссис Крэль осталась дочь, — пояснил Пуаро, — и она твердо уверена в невиновности своей матери.
Густые брови мистера Эдмунда поднялись.
— Да что вы говорите?!
— Не можете ли вы мне сказать хоть что-нибудь для поддержания этой уверенности?
Эдмунд задумался, потом медленно покачал головой.
— При всей объективности ничего не могу сказать. Я лично восхищался миссис Крэль — она была настоящая леди, с головы до ног. Не то что другая, потаскушка, не больше и не меньше, прошла сквозь огонь и воду. А миссис Крэль была женщиной высокого класса.
— И тем не менее она совершила убийство?
Эдмунд нахмурился и заговорил немного быстрее, чем прежде:
— Я сам задавал себе этот вопрос каждый раз, когда видел ее на скамье подсудимых. Не верю, твердил я. Но, мсье Пуаро, улики были неопровержимы. Болиголов не мог попасть в пиво мистера Крэля случайно, он был влит туда. И если это сделала не миссис Крэль, то кто же?
— В этом и заключается вопрос, — сказал Пуаро. — Кто это сделал?
Проницательные глаза снова впились в его лицо.
— Но ведь больше никого, абсолютно никого нельзя было заподозрить.
— Вы присутствовали на процессе от начала до конца? — спросил Пуаро.
— Каждый день.
— А вас ничто не поразило в свидетельских показаниях? Не было ли чего-нибудь неестественного, неискреннего?
— То есть не лгал ли кто-нибудь из них? — просто спросил Эдмунд. — Была ли у кого-нибудь из них причина желать смерти мистера Крэля?
— Допустите такой вариант, по крайней мере, — настаивал Пуаро.
Он внимательно следил за выражением умных и серьезных глаз своего собеседника. Но Эдмунд покачал головой — медленно, точно с сожалением.
— Не знаю, — сказал он. — Эта мисс Грир, пo-моему, зла и мстительна. Она в своих показаниях часто переступала черту дозволенного. Но ведь ей нужен был живой Крэль, а не мертвый. Она всерьез требовала, чтобы мисс Крэль повесили только потому, что та отняла у нее любовника. Она рычала, как разъяренная тигрица. Но это все потому, повторяю, что ей нужен был живой Крэль.
Мистер Филип Блейк тоже давал показания против миссис Крэль. Он наносил ей удары чем только мог. Но он был по-своему прав: он ведь был другом мистера Крэля.
Его брат — мистер Мередит Блейк — все время боялся, как бы не сказать чего-нибудь лишнего: выражался неясно, мычал, казалось, он не был уверен ни в одном своем слове. И именно по этой причине из него выкачали все, что хотели.