Страница 13 из 129
Но первое впечатление было обманчивым: в обман вводила чрезмерно яркая световая гамма. Что же касается девушки… Да, это была сама жизнь, насыщенная молодостью, силой, красотой.
А глаза! Сколько в них неукротимой, страстной молодой силы! Так вот что художник увидел в Эльзе Грир! Вот что сделало его слепым и глухим! Вот что отодвинуло в тень его нежную и хрупкую жену! Эльза— олицетворение жизни. Эльза — олицетворение юности и красоты.
Прелестная, грациозная фигурка, легкий поворот головы, дерзкий торжествующий взгляд. Она смотрит на вас, наблюдает за вами, ждет…
Пуаро всплеснул руками.
— Это изумительно! Изумительно!
— В ней была… молодость, — тихо сказал Мередит Блейк.
Пуаро опустил голову.
«Что таится в слове «молодость»? — думал он. — Невинность, беспомощность, чистота? Но разве молодость такова? Нет, молодость сильна, беспощадна, жестока. И еще одно: молодость легко ранима».
Они вышли из комнаты. На пороге Пуаро оглянулся на картину.
О эти глаза! Они смотрят на него и что-то говорят. Что они говорят? Может быть, он услышит об этом от живой Эльзы Грир? Или, может быть, речь их непонятна даже для нее? Сколько самоуверенности во взгляде, сколько надежды на счастье! И вдруг смерть вырывает свою добычу из сильных и цепких молодых рук. Огонь радости жизни гаснет в этих удивительных глазах… А что за глаза у Эльзы Грир теперь? Что сделало время с этим торжествующим юным существом?
Он еще раз взглянул на картину. Сколько в ней жизни! Даже страшно!
В ящиках за окнами дома на Брук-стрит цвели тюльпаны, а холл был наполнен тонким ароматом белых лилий, стоявших тут же в громадной вазе.
Дворецкий принял у Пуаро шляпу и тросточку и передал их лакею. Пробормотав почтительно: «Пожалуйста, пройдите сюда, сэр», он открыл дверь и произнес имя и фамилию гостя, не переврав ни одной буквы. С кресла у камина поднялась высокая, худощавая фигура хозяина дома.
Лорду Дитишэму было под сорор. Он был не только аристократом, но еще и поэтом: его две драмы в стихах шли на сцене в чрезвычайно дорогой постановке и имели успех — главным образом благодаря аристократическому имени автора. У него был крутой лоб, острый подбородок и неожиданно-красивая линия рта.
— Присядьте, мсье Пуаро, — сказал он.
Пуаро сел и взял предложенную ему сигарету. Лорд Дитишэм подал гостю зажженную спичку и откинулся в кресле, продолжая смотреть выжидательно и задумчиво.
— Вы хотели, как я слышал, повидать мою жену, — промолвил он.
— Леди Дитишэм была так любезна, что назначила мне встречу, — ответил Пуаро. — Вы не возражаете против этого, лорд Дитишэм?
Тонкое задумчивое лицо оживилось улыбкой.
— Возражение мужа невысоко ценится в наши дни, мсье Пуаро.
— Значит, вы все же возражаете?
— Не совсем так. Я должен признаться, что немного опасаюсь воздействия вашей беседы на мою жену. Я буду откровенен. Очень давно, когда жена моя была молодой девушкой, ей пришлось пережить тяжелую драму. Я надеюсь, что она оправилась от удара и даже забыла о ней. А ваше появление и связанные с ним неизбежные вопросы могут пробудить в ней грустные воспоминания.
— Смею вас уверить, лорд Дитишэм, что я постараюсь быть максимально тактичным.
— Благодарю вас. Причина ее желания увидеть вас...
— Любопытство, — прервал его Пуаро. — Частный сыщик — предмет любопытства всех женщин. Только мужчины посылают его к черту.
— Некоторые женщины также должны были бы послать его к черту.
— Да, но не раньше, чем они его увидят.
— Возможно.
После паузы лорд Дитишэм спросил:
— А для какой цели будет выпущена ваша книга?
Пуаро пожал плечами.
— Люди так же восстанавливают старые убийства, как восстанавливают старые мелодии, старые пьесы.
— Фи, — сказал лорд Дитишэм.
— Да, если хотите — фи! Но человеческую природу не изменишь. Убийство всегда драматично, а страсть к драматичности в людях сильна.
— Вы правы… Вы правы.
Лорд Дитишэм нажал звонок.
— Моя жена ждет вас, — сказал он.
Дверь открылась.
— Вы звонили, милорд?
— Проводите мсье Пуаро к леди Дитишэм.
Два марша лестницы, покрытой толстым ковром, мягкое освещение. Деньги, повсюду деньги, вкуса значительно меньше, чем денег. «Лучшее!» «Самое дорогое!» «Денег не жалеть!» Такие лозунги обычно заменяют недостаток фантазии.
Пуаро вошел в небольшую личную гостиную хозяйки дома. И сама хозяйка дома стояла у камина в ожидании своего гостя.
«Она умерла шестнадцать лет тому назад», — вот первое, что подумал Пуаро, взглянув на Эльзу Дитишэм, — которая была когда-то Эльзой Грир.
Он был поражен. Он никогда не узнал бы ее. Она была совсем другая, чем девушка на портрете, который он видел у Мередита Блейка. Та была олицетворением юности, а эта женщина никогда не была молодой. И тем не менее, как на портрете, так и теперь в гостиной, она была поразительно хороша собой. Сколько ей лет? Тридцать шесть, если тогда ей было двадцать.
У него даже сердце сжалось. Может быть, это — Джульетта? Нет, Джульетта не могла бы пережить Ромео. А Эльза Грир осталась жить.
Она приветствовала его спокойным, ровным голосом.
— Присядьте, мсье Пуаро, и расскажите. Мне очень интересно.
«Нет, — подумал Пуаро, — тебе не интересно. Тебе абсолютно ничто не интересно». Большие серые глаза — как мертвые озера. С ней надо быть иностранцем, только иностранцем.
— Я смущен, мадам! — воскликнул он. — Я очень смущен!
— Но почему же?
— Потому что я понимаю, что напоминание о минувшей драме может причинить вам боль.
Неужели он ее насмешил? Да, она смеется.
— Такую мысль подал вам, вероятно, мой муж. Он меня не понимает и никогда не понимал. Я совсем не так чувствительна, как он воображает.
«Да, — подумал Пуаро, — это верно. Чувствительная женщина не стала бы гостить в доме Каролины Крэль».
— Чем же я могу вам помочь? — спросила леди Ди-тишзм.
— Вы уверены, мадам, что вам не будет слишком тяжело вспоминать прошлое?
Она задумалась, и у Пуаро мелькнула мысль, что леди Дитишэм — натура очень откровенная. Она может лгать, конечно, но только по необходимости, а не из любви ко лжи.
— Нет, не тяжело, — медленно проговорила она, — не тяжело, к сожалению.
— Почему — к сожалению?
Она сделала нетерпеливое движение.
— Потому что очень скучно никогда ничего не чувствовать.
«Да, Эльза Грнр умерла», — подумал Эркколь Пуаро. А вслух сказал:
— Это облегчает мою задачу, леди Дитишэм. Так что, если вам не будет слишком тяжело…
— Мне совсем не будет тяжело. Тяжело бывает только тогда, когда это происходит на твоих глазах. Мой муж понять этого не может. Он думает, что судебный процесс и все связанное с ним было для меня пыткой.
— А разве это не так?
— Нет, меня это только занимало.
В голосе леди Дитишэм звучало даже какое-то удовлетворение.
— Боже, как нападал на меня этот старый негодяй Деплич! В нем сидел сам дьявол! Я парировала его выпады с наслаждением. И он меня не переспорил.
Она посмотрела на Пуаро с улыбкой.
— Я не разбиваю ваших иллюзий, надеюсь? Двадцатилетней девочке подобало, наверное, находиться в полной растерянности от стыда и еще от чего-нибудь. Со мной этого не было. Я не обращала внимания на то, что обо мне говорят и пишут. Я только хотела одного.
— Чего?
— Чтобы ее повесили, конечно. Чего же еще?
Пуаро взглянул на ее руки. Очень красивые руки с длинными загнутыми ногтями. Руки хищницы.
— Наверное, вы считаете меня мстительной? — сказала она. — Да, я мщу всем, кто меня задевает. Эта женщина была самым гнусным типом женщины, какой только существует. Она знала, что Эмис меня любит и хочет ее бросить. Так она его убила, чтобы он не достался мне. Разве это не подло?
— Вам, по-видимому, незнакомо чувство ревности, — промолвил Пуаро.
— Пожалуй, незнакомо. Если ты проиграла — примирись с этим. И если ты не можешь удержать своего мужа — отпусти его. Я не сочувствую жадности.