Страница 11 из 129
— Причиной служило то, — перебил его Пуаро, — что Каролина не могла простить себе поступок, от которого девочка сильно пострадала.
— О, вы уже знаете? Да, именно это. Казалось, ее все время мучила мысль, что она в неоплатном долгу перед ней.
— Анджеле хотелось ехать в интернат?
— Нет, она страшно рассердилась на Эмиса, и Каролина встала на ее сторону. Эмис, несмотря на свой вспыльчивый характер, был в общем сговорчив, но если уж он что-нибудь решил — кончено. Никто не мог его переупрямить.
— А когда именно Анджела должна была ехать в интернат?
— Осенью. К началу занятий. Если бы не разыгравшаяся трагедия, она уехала бы дня через два.
— А как реагировала на ее отъезд гувернантка? Ведь она таким образом теряла заработок.
— Да, конечно. Хотя маленькая Карла начинала уже учиться, но ей было только шесть лет. У нее была няня, и держать для нее мисс Уиллиамс не было смысла. Вот я и вспомнил ее имя. Конечно, ее звали мисс Уиллиамс. Как иногда неожиданно вспомнишь то, что казалось безнадежно забытым!
— Сейчас вы погрузились в прошлое. У вас перед глазами опять проходят лица, сцены, вам слышатся реплики.
— Да, — медленно проговорил Блейк, — но есть пробелы, громадные пробелы. Я помню, например, как потрясен я был, когда узнал, что Эмис намерен покинуть жену и ребенка, но кто именно сообщил мне об этом — он сам или Эльза, — не помню. Как сейчас, слышу свой спор с Эльзой на ту же тему, мои тщетные усилия убедить ее, что она играет некрасивую роль. Слышу, как она смеется и называет меня старомодным… Возможно, что я и старомоден, но ведь у Эмиса была семья — жена и ребенок.
— Мисс Грир считала такую точку зрения несовременной?
— Да. Хотя шестнадцать лет тому назад развод не был таким обычным делом, как теперь, Эльза стремилась быть во всем ультрасовременной.
— Она не сумела убедить вас?
— Мне все время казалось, что она твердит, как попугай, какие-то фразы, не понимая их смысла. Она старалась доказать, что если между супругами нет контакта — им следует разойтись. Надо признаться, что в своем эгоизме молодости она была очень привлекательна.
— А скажите, мистер Блейк, — после паузы спросил Пуаро, — у вас по-прежнему есть лаборатория?
— Нет, — резко ответил Мередит Блейк, и лицо его покраснело от волнения. — После того несчастья я покончил со своим хобби. Ведь, собственно, можно считать, что во всем виноват только я один.
— Ну что вы, мистер Блейк, не надо себя казнить.
— Как вы не понимаете! Ведь если бы не мои проклятые препараты, которыми я в тот вечер хвастался, может быть, ничего бы и не случилось. Я, слепой, безмозглый дурак, показал им кониин и даже прочел описание смерти Сократа. Меня это преследует и мучит до сих пор!
— На бутылке с кониином были обнаружены отпечатки пальцев? — спросил Пуаро.
Блейк произнес только одно слово:
— Ее.
— А ваши?
— Нет, я ведь не трогал бутылку, — только показал на нее.
— Но ведь когда-нибудь вы же брали ее в руки?
— О, конечно, но я часто перетирал всю посуду полотенцем, не доверяя слугам.
— Когда же Каролина Крэль отлила кониин из вашей бутылки?
— Она вышла из лаборатории последней. Я помню, что я ее окликнул, и она вышла торопливо, раскрасневшаяся, с широко открытыми глазами. Как сейчас, вижу ее.
— Вы разговаривали с ней в тот вечер об отношениях, создавшихся между нею и мужем?
— Да, позже. Она казалась мне очень расстроенной, и я, выбрав минуту, когда рядом никого не было, спросил: «В чем дело, дорогая? Что-нибудь нехорошо?» Она ответила: «Все нехорошо». Если бы вы слышали это отчаяние в ее голосе! «Все кончено, Мередит, для меня — все кончено».
Эркюль Пуаро ритмично кивал головой, как китайская кукла. -
— Клянусь! — повысив голос, сказал, почти крикнул, Мередит Блейк. — Клянусь, что Каролина говорила правду, когда она заявила на суде, что взяла яд для себя. Клянусь, что в эту минуту у нее не было мысли об убийстве. Эта мысль пришла позже.
— А вы уверены, что она вообще пришла, мистер Блейк?
Блейк посмотрел на него с удивлением.
— Простите, — сказал он, — я вас не понял.
— Вы уверены, вы твердо убеждены, что Каролина Крэль задумала и привела в исполнение убийство своего мужа?
У Мередита Блейка перехватило дыхание.
— Но если… не это, то что же? Несчастный случай?
— Не обязательно.
— Но тогда… странно…
— Разве? Ведь вы же сами назвали Каролину Крэль нежной и хрупкой. Разве нежная и хрупкая женщина способна совершить убийство?
— Не знаю. Я чувствовал, что она на это не способна. Но у них были очень крупные ссоры. И провокация была очень сильна… А при таких обстоятельствах женщина может. может убить.
— А вы верите версии о самоубийстве, мистер Блейк?
— Нет, не верю. Выдвинуть ее было необходимо, но она была совершенно неубедительной для всех, знавших Крэля.
— Значит, остается версия, что Крэля убил кто-то другой.
— Но это — нелепость, мсье Пуаро. Никто не мог убить его, кроме жены. Он довел ее до убийства. И, следовательно, оно было, если хотите, самоубийством.
— То есть, он умер в результате своих действий, хотя и не от своей руки, так?
— Да, по-моему, так.
— Приходило ли вам в голову, мистер Блейк, что причину убийства можно установить путем изучения жертвы? Что обстоятельства убийства становятся яснее, когда имеешь точную характеристику убитого? Это — как раз то, чего я добиваюсь. И вы, и ваш брат помогли мне понять, что за человек был Эмис Крэль.
Мередит Блейк, казалось, пропустил главную мысль Пуаро мимо ушей и обратил внимание только на одно слово.
— Филип? — быстро спросил он.
— Да.
— Вы уже говорили с ним?
— Конечно.
— Вам следовало сначала прийти ко мне, — резко сказал Мередит Блейк.
— Поскольку ваш брат живет недалеко от Лондона, мне было легче обратиться сначала к нему, — улыбнулся Пуаро.
— Надо было сначала прийти ко мне, — повторил Мередит Блейк.
На этот раз Пуаро не ответил и молча ждал.
— Филип небеспристрастен, — пояснил Блейк, — он никогда не был объективным, и он попытался, наверное, восстановить вас против Каролины.
Мередит бросил на Пуаро быстрый, испытующий взгляд.
— Вы полагаете, что ваш брат характеризовал ее неправильно?
— Откровенно говоря, да. Видите ли, между ним и Каролиной всегда существовал некоторый антагонизм.
— По какой причине?
— Не имею представления, — раздраженно ответил Блейк. — Филип вечно к ней придирался. Он был очень недоволен женитьбой Эмиса и даже не ходил к ним в дом целый год. Эмис был его лучшим другом — может быть, в этом и заключается причина; он ни одну женщину не считал достойной Эмиса. А может быть, он боялся, что влияние Каролины охладит их дружбу.
— А это случилось?
— Нет. Конечно, нет. Эмис был дружен с Филипом до самого конца. Он постоянно поддразнивал его за страсть к наживе и за мещанские вкусы… Филип не обращал на это внимания, он только хохотал и говорил, что Эмису повезло: среди его друзей есть хоть один порядочный человек.
— А как реагировал ваш брат на историю с Эльзой Грир?
— Трудно сказать. Он ведь человек очень скрытный. Но мне казалось, что он не одобряет этого увлечения. Он говорил не раз, что из этого ничего хорошего не выйдет и что Эмис со временем пожалеет. Но при этом мне казалось… мне все время казалось, что он радуется унижению Каролины.
Наступило молчание. Блейк сидел в грустном раздумье.
— Вам известно, мистер Блейк, что миссис Крэль оставила для дочери письмо, в котором пишет, что она не виновна?
Мередит широко открыл глаза.
— Каролина писала, что она не виновна? — В его голосе слышалось недоверие.
— Да. Почему вас это удивляет?
— Это и вас удивило бы, если бы вы видели ее на суде. Несчастное, измученное существо. Она даже не боролась.
— Признала свое поражение?
— Нет, не то. Скорее — осознала, что убила самого дорогого ей человека. Так мне казалось, по крайней мере. И вдруг — написать подобную вещь… перед смертью…