Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

ГЛАВА 17

В юрте, в два раза большей, чем любая другая в улусе, на троне из дерева и гладкой кожи восседал Илак. Есугэй презирал такие знаки власти, но Илаку нравилось возвышаться над своими воинами. Пусть помнят, кто тут хан! Илак слушал треск факелов и отдаленные голоса соплеменников. Он снова здорово выпил и когда провел рукой перед глазами, очертания юрты расплылись. Подумал: не приказать ли принести еще арака, чтобы окончательно напиться и уснуть, но продолжал сидеть в мрачном молчании, уставившись в пол. Его стражи хорошо знали, что не стоит отвлекать хана, когда он думает о былых днях.

На деревянном насесте по правую руку от него неподвижно, словно бронзовое изваяние, сидел орел, голова которого была накрыта колпачком. Но вдруг птица дернула головой, как будто что-то увидела сквозь толстый слой кожи. Ее перья сохранили красноватый оттенок и блестели при свете факелов. Илак гордился его размерами и мощью. Как-то орел напал на козленка, убил его одним ударом клюва и поднял обмякшую тушу в небо. За это Илак позволил птице съесть кусок козлиного мяса. Славный был день! Орла, принадлежавшего Есугэю, Илак отдал другой семье, привязав ее к себе благодарностью за ханский дар. Ему очень хотелось показать этих птиц Бектеру и Тэмучжину, и он почти желал, чтобы они выжили, чтобы еще раз насладиться их яростью.

День, когда Есугэй собственной рукой отдал ему красную птицу, Илак помнил хорошо. На глаза против воли накатились слезы, хан выругался и проклял арак за печаль, которую тот пробудил в его сердце. Тогда он был моложе, а молодым все кажется лучше, чище и красивее, в отличие от тех, кто заматерел и напивается каждый вечер. Но Илак все еще был силен и сознавал это. Достаточно силен, чтобы сломить любого, кто посмеет выступить против него.

Пьяным взглядом Илак обвел юрту, высматривая Толуя, забыв на мгновение, что тот еще не вернулся. С тех пор как уехали Толуй, Басан и Унэген, Волки неспешно кочевали дальше на север. Задача узнать, живы ли дети Есугэя или найти их кости, была несложной. Илак вернулся к воспоминаниям о своей первой зиме на месте хана и содрогнулся. Та зима была суровой даже для тех, кто откочевал на юг. Для тех же, кто остался на севере, она была убийственно жестокой и для молодых, и для старых. Оэлун и ее дети, должно быть, недолго мучились. Илак был почти уверен в этом. И все же что-то терзало его. Что могло так задержать Толуя и остальных? Молодого борца всегда полезно иметь под рукой, хан это понимал. В его верности он не сомневался. Илак знал, что многие до сих пор не признают его права вести племя. Глупцы, не желающие принимать новый порядок. Он уж постарался, чтобы за ними присматривали, а когда настанет время, на рассвете в их юрты ворвутся молодцы вроде Толуя. Он, как и подобает хану, собственноручно отсечет строптивым головы. Илак никогда не забывал, что взял племя силой. Значит, силой его и удержит. Семена неверности брошены на жирную почву, и однажды людям достанет мужества бросить вызов хану. Разве не догадался он обо всем давным-давно, еще до убийства Есугэя? В глубине души Илак всегда это знал.

Протрубил рог, и хан вскочил на ноги, схватил меч, прислоненный к трону. Красная птица закричала, но он не слушал ее. Тряхнул головой, разгоняя пьяный туман, и вышел на холодный воздух. Он уже ощущал кипение крови и волнение. Илак надеялся, что разведчики или Толуй вернутся с детьми бывшего хана. Его меч будет напоен кровью, и он наконец познает сон, сладкий и без сновидений, как всегда после убийства врага.

Подвели коня, и Илак осторожно сел в седло, стараясь не шататься. Арак здорово чувствовался, но лишь придавал сил. Хан посмотрел налитыми кровью пьяными глазами на собравшихся воинов, ударил коня пятками и послал его навстречу опасности.

Илак испустил боевой клич, когда воины построились вокруг него в совершенном порядке. Они — Волки, пусть их все боятся! Он никогда не ощущал себя таким живым, как в это мгновение, когда перед лицом врага забываются все раздоры. Вот чего он страстно желал, а не мелочных разборок и усобиц между семьями и родами. Что ему до них? Ханский меч и лук наготове, они защитят его племя. Пусть Волки плодятся и размножаются, как козы в стадах. Чего еще желать, пока воины скачут и он ведет их.

На полном скаку Илак положил меч между ушами коня и крикнул: «Чу!», чтобы конь еще прибавил скорости. Он ощущал, как выкипает арак. Он хотел встретиться с вражеским войском, хотел битвы, хотел испытать свою отвагу и снова ощутить восторг, пройдя перед лицом смерти. Но вместо этого он увидел две одинокие фигуры на бурых конях, слишком тяжело нагруженных, чтобы угрожать хоть чему-то. Разочарование наполнило рот горечью, но Илак справился с ним и принял холодный вид. Волки заберут у пришельцев все их пожитки, оставив им только жизнь, если только те не решат сражаться. Илак надеялся, что решат. Чужаки подъехали ближе, и воины окружили их.

С пьяной осторожностью Илак спешился и подошел к чужакам. К своему удивлению, он увидел, что оба вооружены, хотя и не настолько глупы, чтобы хвататься за мечи. Редко увидишь длинные мечи в руках бродяг. Искусство ковать металл высоко ценилось среди племен, и доброе оружие было ценной добычей. Но эти двое не казались богачами. Может, когда-то их одежда и была хорошей, но теперь она покрылась грязью и пылью. Несмотря на черный арак, бушующий в крови, Илак заинтересовался чужаками.

Подойдя поближе, он внимательно рассмотрел мужчин, помня науку Есугэя всегда правильно оценивать противников. Один был достаточно стар, чтобы быть отцом второму. Однако он казался могучим, невзирая на седину в намасленной и уложенной вдоль спины косе. Илак уловил щекочущее чувство опасности в его позе, а потому не обратил внимания на младшего, инстинктивно чуя, что присматривать надо за старшим.

И хотя чужаков окружали вооруженные всадники, эти двое не потупили взгляды. Илак нахмурился, удивляясь их сдержанности и уверенности. И прежде чем он успел заговорить, старший из двоих ахнул, увидев прыгающего волка на доспехах Илака, и что-то негромко сказал своему спутнику. Оба вздохнули с облегчением.

— Мое имя Арслан, — четко произнес старший, — а это мой сын Джелме. Мы дали обещание Волкам и наконец нашли вас. — Илак не ответил, и мужчина обвел взглядом лица воинов. — Где тот, чье имя Есугэй? Я выполнил обещание. Мы нашли Волков.

Илак мрачно смотрел на сидевших в его теплой юрте чужаков. Два воина стояли снаружи у двери, готовые ворваться по первому его зову. Внутри юрты вооруженным был только Илак. Однако в присутствии этих мужчин он постоянно ощущал какую-то неловкость. Возможно, потому, что в обоих не видел и намека на страх. Арслан не выказал ни удивления, ни восхищения огромной юртой Илака. Он отдал свой меч, даже не взглянув на того, кто забрал его. Взгляд Арслана скользнул по оружию на стене. Илак был готов поклясться, что заметил слабую усмешку, которую тот почти тотчас согнал с лица. Только красная птица привлекла внимание гостя, и, к досаде Илака, Арслан испустил гортанный клекот и провел по золотистым перьям на груди орла. Птица не шелохнулась, и в груди хана закипел гнев.

— Татары убили Есугэя почти пять лет назад, — сообщил Илак, когда все уселись и выпили по пиале чая. — Кто ты таков и почему пришел в эти дни?

Младший открыл было рот, но Арслан легонько тронул его за плечо, и тот повиновался.

— Останься вы на севере, я пришел бы раньше. Мы с сыном ехали больше тысячи дней, чтобы найти вас и выполнить клятву, которую я дал твоему отцу.

— Он не был мне отцом, — отрезал Илак. — Я был его первым воином.

Гости обменялись взглядами.

— Значит, слухи, что ты оставил в степи сыновей и жену Есугэя, — не пустые домыслы? — негромко спросил Арслан.

Под его спокойным вопросительным взглядом Илак принялся оправдываться.

— Я хан Волков, — начал он. — Я правил четыре года, и они стали сильнее, чем когда-либо. Если ты дал слово Волкам, то ты дал слово мне.