Страница 33 из 318
На тропе за ним раздался стук копыт. Кто-то въезжал в лес, шагом. Гир потянулся за дротиком, лежавшим под рукой.
— Добрый день тебе, Гир!
До последнего момента он не верил своим глазам: они были в добрых пятидесяти милях от Пеллы.
— Александр!.. — У него хлеб застрял в горле, он кое-как проглотил кусок непрожёванным. А мальчик тем временем спешился и повёл коня к воде. — Ты как сюда попал? Ты один здесь?
— Теперь с тобой…
Александр воззвал к богу этого ручья, как подобает, и коню своему пить сверх меры не дал. Потом привязал его к молодому дубку.
— Можем поесть вместе, не возражаешь?
Распаковав свою провизию, мальчик подошёл к Гиру. На плече у него висел на перевязи взрослый охотничий нож, одежда была смята и запачкана, в волосах сосновые иглы. Ясно было, что ночевал он не дома. Среди прочего, на коне его была пара дротиков и лук со стрелами.
— Возьми-ка яблоко. Я так и думал, что догоню тебя к обеду.
Гир ошеломлённо подчинился, взял яблоко… Мальчик напился из сложенных ладоней и ополоснул лицо.
Занятый своими собственными заботами, Гир ничего не слышал об ужине у царя Филиппа. Мысль об этой обузе его ужаснула. Пока он отвезёт мальчишку в Пеллу и выберется снова, дома может случиться всё что угодно!
— Как тебя сюда занесло? Ты заблудился? Охотился, что ли?
— Я охочусь за тем же, за кем и ты, — сказал Александр, кусая своё яблоко. — Потому и еду вместе с тобой.
— Но… но… что за фантазия!.. Ты же не знаешь, что я собираюсь…
— Конечно знаю. В твоём эскадроне это все знают. Мне нужна война, и твоя мне вполне подходит. Мне, понимаешь ли, пора добыть пояс для меча. Я вышел убить своего первого.
Гир шевельнуться не мог; только смотрел, как зачарованный. Значит, мальчишка ехал за ним следом от самой Пеллы, держась позади, чтобы не попадаться на глаза. И снарядился оч-чень предусмотрительно… А ещё — что-то изменилось в его лице. Щёки втянулись под скулы, глаза запали ещё глубже обычного, и нос выступал ещё заметнее, а лоб прорезала морщина. Трудно было поверить, что ему всего двенадцать лет, это не мальчишье лицо. Но ему на самом деле всего двенадцать, и Гиру придётся за него отвечать!..
— Это ты зря затеял, — сказал Гир в отчаянии. — Ты и сам знаешь, что так нельзя. Я нужен дома, ты знаешь. А теперь мне придётся бросить их в беде и везти тебя назад.
— Ты этого не можешь сделать. Ты ел со мной вместе, мы теперь друзья-гостеприимцы… — Малый его упрекал, но ничуть не был встревожен. — Нехорошо предавать гостеприимца.
— Так надо было меня сразу предупредить, раз так. А теперь мне деваться некуда. Ты должен вернуться, и вернёшься. Ведь ты ещё совсем ребёнок. Если с тобой что-нибудь случится, твой отец меня распнёт.
Мальчик не спеша поднялся и пошёл к своему коню. Гир вскочил на ноги, но увидел, что он не отвязывает коня, и снова сел.
— Если я вернусь, он убивать тебя не станет. А если погибну — у тебя будет достаточно времени бежать. Так что, в любом случае, он тебя вряд ли убьёт, а ты лучше обо мне подумай. Если ты сделаешь хоть что-нибудь, чтобы отослать меня домой, пока я сам этого не захочу, — если попытаешься поехать назад или послать какое-нибудь известие — я тебя убью. Уж тут можешь не сомневаться.
Он повернулся от коня к Гиру, и тот увидел в поднятой руке уже нацеленный дротик. Узкий лист наконечника сиял голубизной заточки и был остр, как игра.
— Не двигайся, Гир, сиди как сидишь. Не шевелись. Я быстрый, ты знаешь. Это все знают. Я брошу раньше, чем ты успеешь что-нибудь сделать. Я вовсе не хочу, чтобы ты стал моим первым: ведь всё равно этого мало, придётся убивать ещё кого-нибудь в бою… Но если сейчас попытаешься меня задержать, то этим первым станешь ты.
Гир посмотрел на его глаза. Такие глаза он видел в прорези шлема.
— Ну подожди, ну… Ты же не станешь этого делать!..
— Ещё как стану! И никто никогда не узнает. Я просто оставлю твоё тело здесь в чаще, волкам и коршунам. Тебя никто не похоронит, не совершит обрядов над тобой, — он заговорил, словно декламировал стихи, — и тени мёртвые тебя через их реку не пропустят. Ты к их компании не присоединишься, и вечно будешь ты у врат Гадеса… Не шевелись!
Гир сидел неподвижно. Это дало ему время подумать. Об ужине он ничего не знал, но знал и о последней свадьбе царя, и обо всех предыдущих. От одного из этих браков уже родился мальчик. Люди говорили, что поначалу он был вполне смышлёный, но оказался идиотом; не иначе — царица отравила. Или просто подкупила няньку, чтобы та уронила малого головкой об пол. А может он и от природы такой был, кто знает… Но могут появиться и новые братья. Если Александр хочет стать мужчиной до срока — тут его можно понять.
— Ну? — сказал мальчик. — Будешь ты клясться или нет? Не могу же я так стоять весь день!
— Что я такого сделал, чтобы навлечь на себя это проклятье от богов, только они и знают. Какой клятвы ты ждёшь от меня?
— Чтобы ни слова не сообщал обо мне в Пеллу. Чтобы никому не говорил, кто я, без моего разрешения. Чтобы не мешал мне пойти в бой. Сам не мешал бы и не поручал никому другому. Ты должен поклясться во всём этом и призвать на себя смертельное проклятие, если нарушишь клятву свою.
Гир почувствовал, что дрожит. Заключать такой договор с сыном ведьмы ему совсем не хотелось. Мальчишка опустил дротик, но держал ремень в пальцах, готовый к броску.
— Клянись, деваться тебе некуда. Я не хочу, чтобы ты подкрался и связал меня, пока сплю. Можно было бы посидеть подежурить, чтобы ты этого не сделал, но перед боем это глупо. Так что если хочешь выйти из этого леса живым — клянись.
— А что со мной будет потом?
— Если останусь жив, то я о тебе позабочусь. Ну а если нет — что ж, это война. Приходится рисковать.
Он сунул руку в кожаную перемётную суму, глядя через плечо на Гира — тот ещё не поклялся, — и вытащил кусок мяса. Оно уже в Пелле было не первой свежести, так что сильно попахивало.
— Это от ляжки жертвенного козла. — Он шлёпнул мясо на камень. — Я знал, что пригодится. Иди сюда. Клади руку на мясо. Ты ведь не нарушишь клятву, данную перед богами?
— Нет.
Рука настолько была холодна, что мёртвая козлятина показалась тёплой на ощупь.
— Тогда повторяй за мной.
Клятва была подробна и точна, а смертная судьба накликалась ужасная. Мальчик был хорошо образован в этих делах, и по собственному опыту знал, какие бывают лазейки. Гир договорил, — связав себя, как ему было сказано, — и пошёл отмывать в ручье запачканную кровью руку. Мальчик понюхал мясо.
— Не думаю, что его стоит есть, даже если бы у нас было время разводить костёр.
Он отшвырнул мясо в сторону, убрал дротик в чехол и подошёл к Гиру.
— Ну, с этим делом покончено, мы можем снова стать друзьями. Давай доедим, а ты тем временем расскажешь мне о твоей войне.
Разгладив ладонью лоб, Гир начал рассказывать, как пострадала его родня.
— Нет, это всё я уже знаю. Сколько вас, сколько их? Что за местность в ваших краях? Кони есть у вас?
Их тропа вилась по зелёным склонам, уводя всё выше и выше. Трава сменилась папоротником и тимьяном, начались сосновые леса и заросли земляничного дерева… Вокруг вздымались высокие хребты, священный горный воздух был чист и живителен. В открытом пространстве нагорья они были совсем одни.
Гир рассказал историю кровной вражды за три поколения. Получив ответ на свои первые вопросы, мальчик оказался прекрасным слушателем. О своих собственных делах он сказал только:
— Когда я убью своего первого, ты будешь моим свидетелем в Пелле. Царь убил своего только в пятнадцать. Так мне Пармений сказал.
Последнюю ночь своего пути Гир собирался провести у дальних родственников, откуда до дома оставалось полдня. Он показал издали их деревню, прилепившуюся на краю ущелья под крутым скалистым склоном. Вдоль обрыва шла узкая караванная тропа. Гир хотел ехать по хорошей дороге в объезд — её царь Архелай проложил, — но мальчик, узнав что тропа почти непроходима, настоял на том, чтобы проехать по ней и посмотреть, что она из себя представляет. Теперь, на крутом повороте над головокружительной бездной, он сказал: