Страница 57 из 69
- Понимаю. Но вы рискуете оказаться в ситуации «катитесь-оба-к-черту».
Эрих смеется, и мы медленно возвращаемся к Бофорту. На удивление Конрад никак на нас не реагирует, лишь отбрасывает в сторону очередной окурок.
- Давайте скорее со всем этим покончим, - говорит парень, подняв голову к небу, - я вдруг понял, что жутко хочу оказаться в совсем другом месте.
Я не показываю, что меня задевают его слова. Отворачиваюсь и ощущаю, как внутри все смешивается: и вина, и нелепая злость. Хочу взглянуть на Бофорта, но потом думаю, в этом нет смысла. Конрад сделал со мной что-то; заставил поверить, что люди меняются, и что возможно все, даже самое невероятное. Но я держу под руку Эриха, и это главное. Мы с ним не поссоримся из-за Бофорта, и не потому, что я скрою свои чувства или талантливо обведу всех вокруг пальца, а потому что чувства к Бофорту малы и смешны, по сравнению с тем, что я испытываю к Ривера. Оттого вина захлестывает меня еще сильнее, ведь у меня никак не получается избавиться от ощущения, будто я должна Конраду. И неизвестно что именно и почему.
Наконец, мы приходим в больницу. Эрих проводит нас через черный вход и велит не произносить ни слова. Мы послушно натягиваем капюшоны. Хотя с порезанным лицом и изувеченным носом нас и, правда, трудно принять за ребят из Верхнего Эдема. Коридоры пахнут лекарствами, хлоркой. Я запомнила их совсем иначе, мне казалось, здесь светло и много места. Но сейчас я понимаю, что даже без столпившихся людей этих коридоры узки и ничтожно малы. Темные, старые, с осыпающейся штукатуркой на стенах, отклеенными обоями. В полу дырки, кафель потрескавшийся и кусками валяется у плинтуса. Стараюсь идти тихо, но, то и дело, ступаю на битое стекло.
- С тобой нельзя в разведку, - сетует Конрад, - ты запорешь любую операцию.
- Я и так стараюсь идти тихо.
- Можно, еще постараться не говорить, - улыбается Эрих и пожимает плечами. – Что я вам сказал – молчите.
- От кого мы скрываемся?
- От охраны.
- Зачем? Ты же сынок «палача»?
Ривера тяжело выдыхает и глядит на Бофорта устало. Будто бы хочет ему врезать, но не считает сейчас это разумным решением, к сожалению.
- Люди воруют лекарства. Кто-то, чтобы спасти родных, кто-то, чтобы избавиться от реальности на какое-то время. Поэтому в ночь мы усиливаем охрану.
- Но ты сын «палача», - вновь с нажимом повторяет Конрад. – Твой отец – главный.
- И что? Я могу украсть лекарства, как и каждый, кто пробирается сюда тайком.
- И?
- Что и?
- Украл и извинился, ведь твой папаша не последний человек.
- Если я совершу преступление, я буду отвечать так же, как и любой другой человек.
- Но это глупо, как же привилегии? – Конрад покачивает головой. – Страдаете черти чем. Что насчет иерархии, слышали о таком?
- Мы все равны здесь.
- Да неужели.
- По крайней мере, перед судом. – Эрих останавливается и поворачивается лицом к Бофорту. – Мой отец главный, не я. Каким бы сильным не было его влияние, оно никак не поможет мне, потому что я один из его подчиненных.
- Но ты его сын, - Бофорт недоуменно сводит брови. Он пытается понять, о чем идет речь, но никак не может сложить два и два. Парню кажется абсолютно невозможным, что люди не пользуются всеми своими возможностями, а становятся в одну линию с теми, кто этих возможностей не имеет. – Тогда какой в этом смысл? Зачем быть главным?
- Чтобы помогать, контролировать.
- Интересная теория…
- Правильная теория.
- Кажется, мы должны были молчать, - напоминаю я, взмахнув руками. – Постоянно будете спорить, или мы, наконец, дойдем до палаты?
Мы идем на второй этаж. Дверь в палату двадцать три открыта нараспашку. Я робко мну ладони, пусть и иду впереди ребят, словно знаю, что делать. На самом деле, я понятия не имею, о чем говорить с Хельгой, и какую новую информацию она может мне поведать. Я замираю в нескольких метрах от порога и смотрю на Эриха.
- Я зайду сама.
- Что? – Парень недоуменно вскидывает брови. – Зачем?
- Может, Хельга расскажет мне больше, если я останусь с ней наедине.
- Она – слепая. Она не увидит того, что кто-то караулит тебя на пороге.
- Думаешь? Мне кажется, за тринадцать лет она научилась замечать то, что глаза не видят. Найдите пока что-нибудь, чем можно промыть лицо.
- А если что-то пойдет не так?
- Я буду ждать вас здесь.
- Если что-то пойдет не так здесь. – Уточняет Эрих. – Это плохая идея, Дор.
- Тогда встретимся на утесе за площадью, помнишь?
- О, у вас еще и тайное место есть, - смеется Конрад. – Вы романтичные ребята.
- Мы еще и кладовку в университете полюбили, - подначивает Ривера, и я смущенно застываю. Лицо вспыхивает от стыда, едва я вспоминаю о том, чем мы там занимались.
Пихаю парня в бок и свожу брови. Черт бы его побрал!
- Не думаю, что сейчас подходящий момент для обсуждения кладовки!
- Но мы можем обсудить то, чем вы там занимались, - холодно улыбается Конрад, не сводя глаз с Эриха. – Поделишься? Кто бы мог подумать, что старые, пыльные помещения еще пользуются популярностью.
- К сожалению.
Я закатываю глаза и потираю ладонями лицо. Просто сумасшедший дом! Ничего не говорю больше. Просто схожу с места и плетусь к палате, сгорбив от смущения плечи. Не думала, что любить кого-то так сложно, ведь почти каждые пять секунд у меня возникает желание треснуть Ривера по башке чем-то тяжелым! Что за детские игры? Хотя не так уж давно я рассказывала Дамекес о том, что Эрих признавался мне в любви,… Возможно, все мы немного сходит с ума, когда в нас просыпаются чувства к другому человеку.
Я неуверенно стучусь и замираю на пороге.
- Простите, - сглатываю, - Хельга?
Женщина сидит у окна. На ней новые вещи, они чистые. Юбка в пол с оборванными краями и простая черная блузка. Я слежу за тем, как она медленно поворачивается ко мне лицом, как выпрямляет сгорбленную спину, вдруг превратившись в копию моей матери, и со свистом выдыхаю, накопившийся воздух.
- Это вы, - утверждает она, покачав головой, - опять вы, Саманта.
- Но как вы узнали?
- Твой голос похож на голос Сьюзен. Странное совпадение, не правда ли? К тому же, ко мне мало кто приходит. Никто, точнее.
Я закрываю за собой дверь и решительно вскидываю подбородок. Неожиданно меня пробирает до костей чувство уверенности, которое не позволяет мне бояться последствий.
- Это не совпадение, - сделав шаг вперед, признаюсь я. – Сьюзен де Веро – моя мать.
Женщина резко отворачивается и застывает, сжав в пальцах деревянную трость. Она не произносит ни слова, превратившись в бледную статую, а я подхожу ближе и набираю в грудь больше воздуха. Я должна быть честной и смелой.
- Мое имя Адора де Веро. Я дочь Сьюзен и Эдварда де Веро, миссис Штольц, и я не просто так приходила к вам в прошлый раз, как и сейчас, стою здесь не просто так.
- Что тебе нужно? - Хельга переводит на меня невидящий взгляд, и я замечаю, как подрагивают ее тонкие губы. – Зачем ты здесь, чего хочешь?
- Правду.
- О, боже мой.
Внезапно женщина хватается пальцами за рот и горбится, испустив всхлип. Ее плечи подрагивают, ужас мелькает в изуродованных глазах, и теперь она поднимает подбородок не равнодушная, не отстраненная, а убитая горем и отчаянием.
- Что тебе нужно! – Громче спрашивает она, поднимаясь на ноги. – Ты пришла сюда, пришла ко мне, как ты могла, как посмела…
- Миссис Штольц…
- Бессердечная, - с ненавистью произносит женщина, приложив руку к груди, - как и мать, как и отец. Бессердечная.
- Я не хотела, не хотела, чтобы с вашей дочерью так поступили! Я…
- Не говори о ней.
- Но я должна. – Подхожу к женщине и горячо восклицаю. – Пожалуйста, поверьте, я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять. Но это невозможно.
- В тебе ее сердце! – Шепчет Хельга и пошатывается назад. Она хватается пальцами за лицо, покачивает головой и глядит сквозь меня, борясь с дикой дрожью. Он вдруг хочет подойти ко мне, а затем замирает. Потом тянет вперед руку, и вновь прижимает ее к своей груди. Женщина разрывается на части, и неожиданно она стонет, слабо и тихо, но так, что у меня кровь стынет в жилах. Она отступает назад. – Убирайся. Прошу, уйди.