У истоков Броукри

Не завидую тем, кто сидит на первых партах. Профессор говорил так эмоционально, что, наверняка, есть последствия. Клевер плюется, когда увлекается.

- Профессор?

- Да, мисс…?

- Дамекес. – Рушь придвигается к краю парты. – Всегда хотела узнать, почему ночью небо черное?

Класс взрывается шепотом, хихиканьем, а Рушь припускает плечи, будто стесняется. Не думала, что Дамекес бывает неуверенной в себе. Наверное, ей не понравилось, что она выставила напоказ свою любознательность, ведь сейчас не круто быть умным. Куда круче хорошо одеваться и сидеть на диете.

- А почему трава зеленая, дикарка? – смеется какой-то парень за моей спиной. – Ты, может, и не знаешь, но солнце – желтое. Ага! А небо – голубое.

- Прекратите, мистер Кавилл. – Профессор Клевер делает шаг вперед, и как в фильме ужасов, первые ряды отклоняются назад. – Вопрос мисс Дамекес не просто правильный, в нем больше логики и ума, чем в вашей голове.

Робин стыдливо озирается по сторонам в поисках поддержки, а Рушь самодовольно улыбается. Я почему-то усмехаюсь.

- Это так называемый фотометрический парадокс Ольберса, – шепчет Клевер, устало потирая глаза. Он откашливается и поднимает озадаченный взгляд, скрытый под оправой квадратных очков. – О, если Вселенная и бесконечна, то в небе, рано или поздно, окажется звезда. То есть, всё небо должно быть сплошным образом заполнено яркими светящимися точками звезд. Что обозначает, что в ночи небо обязано ярко светиться. А мы почему-то наблюдаем сплошное черное небо лишь с отдельными звездами. Именно это и интересует вас, мисс Дамекес. Я прав?

- Да, профессор.

- Так вот, ответ есть. Общество пришло к нему лишь в конце двадцатого века. Дело в том, что мы узнали – Вселенная не бесконечна. Значит, не бесконечно и количество звезд. Следовательно, мисс Дамекес, звезды, как и люди, имеют отведенное им время на жизнь.

- Звезды умирают?

- Да.

- Но получается, что когда-то наступит момент, когда небо и вовсе окажется черным и беззвездным, - почему-то говорю я, недоуменно нахмурив лоб. – Разве это возможно?

- Нет, мисс де Веро. Невозможно.

- Но вы сказали…

- Я сказал, что звезды умирают. Но не сказал, что они не рождаются. Звезды, как мы, как люди. Они не заполняют все небо, как и мы – не заполняем всю землю. Меж ними, как и меж нами, огромные расстояния, месяцы и годы. Взорвались сотни звезд, а на их место пришло всего несколько – не менее ярких. А иногда упала самая блестящая – и появились тысячи мелких и тусклых. Понимаете?

- Выходит, звезд – не бесконечно много?

- Ничто не вечно, мистер Ривера. Все кончается.

- Жизнь не кончается, - говорю я.

- Как же? Я говорил, что звезды умирают.

- Да, но кто-то умирает, а кто-то продолжает жить.

Профессор вскидывает густые брови и, наконец, выдавливает улыбку. Он глядит на меня смышлено, а затем потирает пухлыми пальцами нос.

- Что ж, мисс де Веро, возможно, вы и правы. Но, пожалуй, этот вопрос вы обсудите на философии, а не на астрономии.

Смущенно киваю, и Клевер начинает объяснять новую тему. Мне вдруг кажется, что Эрих опять на меня смотрит. Я оборачиваюсь и сталкиваюсь с его темно-синим взглядом. Не знаю, что на меня находит, но я краснею и нервно отворачиваюсь, завесив лицо рядом золотистых волос. Сглатываю. Прикидываюсь, будто слушаю профессора, а сама горячо и медленно дышу, постукивая пальцами по парте. Вряд ли он еще смотрит. Уверена, что не смотрит. Невольно поворачиваю голову и опять встречаюсь с Эрихом глазами. Парень в ту же секунду улыбается, а я поджимаю губы. О, черт. Пусть даже не думает, что он меня волнует; что меня волнует его мнение или намеки. Какая к черту разница?

- Этот семестр мы посвятим тому, что будем изучать созвездия. – Говорит профессор Клевер. – Для начала найдете их на небе, сделаете записи, зарисуйте.

- Какие именно? – спрашивает кто-то с задних рядов.

- Пометьте: Андромеда, Волосы Вероники, Персей и Северная Корона.

- Северная Корона? – переспрашивает Эрих и смотрит на меня. – Кажется, в легенде этого созвездия говорится об Ариадне – внучке Зевса, из-за которого погиб отец Тесея.

- Какого еще Тесея? – недоумевает Лиз.

- Ее возлюбленного. Она его предала, и все пошло вверх дном.

- Да, именно так. – Восхищается профессор Клевер. – Ох, Тесей страшно тосковал по Ариадне. Расстроенный, он забыл снять на корабле черные паруса и заменить их белыми, как договорился ранее со своим отцом, если победит Минотавра и останется живым. Путь подходил к концу, а паруса были черными. Эгей – отец Тесея, увидел черный цвет и вдруг решил, что его сын мертв. Мысль об этом привела его в отчаяние, и он бросился со скалы в волны моря. Трагичная история.

- Если мне не изменяет память, - недовольно начинаю я, испепеляя Эриха взглядом, - никого Ариадна не предавала. Это Тесей бросил ее.

- Пф.

- Да, так и было. Я читала эту легенду. Ему приснилось, что Дионис – бог раздолья, рассказал ему о велении Зевса. Мол, свою-то внучку он только Дионису в жены и отдаст, а сопротивляться – делать себе хуже. Тогда-то наш герой и сбежал.

- Не так было, - ворчит Эрих, смотря на учителя, но обращаясь явно ко мне. – Тесей не хотел отступать, но у него не было выбора. Ему пришлось уйти. Что правильно, ведь совсем скоро его возлюбленная нашла себе идеальную пару.

- А она должна была страдать вечно?

- Могла хотя бы притвориться.

- Зачем? Если бы Тесей открыл глаза, он бы все понял.

- У Тесея были проблемы посерьезней.

- Не сомневаюсь. У него были огромные проблемы с трусостью.

Мы смотрим друг на друга, и мир вокруг нас становится ненастоящим. Неожиданно исчезают голоса, лица. Остаемся лишь мы с Эрихом и звенящее раздражение, повисшее в воздухе. В его глазах пляшут чертики, в моих – дикое негодование. Парень ухмыляется, а я наклоняю голову и щурюсь, представляя, как душу его у всех на глазах. Интересно, что он о себе думает? Бросил мне вызов? Невольно я вспоминаю наши разговоры на чердаке Марии. Он и тогда был острым на язык, но сейчас…, при всех. В непослушных, наивных мыслях, я представляю, как держу его за руку, а он, наверняка, держит меня за идиотку. Я представляю, как мы болтаем. Я о любви, а он – ногой.

- Отличная идея! – неожиданно заключает профессор Клевер и приближается ко мне. Я тут же отклоняюсь назад, предчувствуя очередную горячую тираду. – Почему бы нам не презентовать легенды созвездий? Каждый получит задание, и к аттестационной неделе вы сдадите мне его, как финальный тест.

- Финальный тест в виде рассказа о неудержимых мальчиках Древней Греции? – Лиз усмехается и хлопает меня по плечу. – Я согласна.

Пара заканчивается, и я нарочито медленно поднимаюсь с места. Не гляжу на Эриха. Даже нос в его сторону не поворачиваю. Боже, у меня столько проблем, а я краснею из-за парня. Какой же идиотизм. Но чем больше я пытаюсь себя убедить в том, что Эрих просто препятствие, тем сильнее я понимаю, что он – освобождение. Лекарство. Такое ощущение, будто прикоснись я к нему пальцами, и тут же все мои проблемы испарятся, как и туман, над Броукри по утрам. Это наивно, но это чувствуется так же явственно, как и страх. Как и опасение угодить в очередные неприятности. Я знаю, что у меня перед носом столпились уродливые, назойливые проблемы. Но, в то же время, я знаю, что будет легче преодолеть их, опираясь на кого-то. И этого «кого-то» можно выбрать. Нужно выбрать, потому что я не поверю Конраду, не поверю Лиз. А ему поверю, и черт его поймет – почему.

- Ну, и что это было? – спрашивает меня подруга, когда мы выходим из кабинета. У нее любопытные карие глаза, и пухлые губы в мелких трещинках. – Даже глухонемой бы вас раскусил, Адора. Ты спятила?

- Что?

- Вы бы еще вскочили и подрались.

- Не выдумывай, - я усмехаюсь, - мы просто…

- …просто сошли с ума. Ох. В первый раз это спишут на семейные баталии: Ривера против де Веро. Но во второй – люди заметят неладное.