Страница 2 из 17
Во время проводов Катя, глядя на брата и на его жалобно повизгивавшего щенка, бросила, как бы между прочим, что будет аккуратно следить за газетами, чтобы не пропустить портрета героя…
По в последнюю минуту глаза у сестры наполнились слезами. Вероятно, она вспомнила, как провожала мужа.
Перед тем, как попасть на границу, Терехин должен был пройти трехмесячную подготовку. В учебном подразделении ему не повезло. Перед самыми зачетами он сломал ногу. Все его сверстники разъехались по местам «дальнейшей службы», а Терехин лежал в лазарете. От того, как срастется кость ноги, удачно пли неудачно, зависела дальнейшая судьба Ивана.
Терехин не приставал с вопросами к врачам. Однако он так беспокоился об Амуре, что никто иной, как лечащий врач, взял на себя попечительство и над собакой.
Терехин стоически переносил различные манипуляции над ногой не только со стороны своих врачей, но и приглашенных консультантов.
В конце концов всем помогающий добрый доктор проникся к Ивану уважением, узнал его тайные помыслы и уверил начальство, что именно такому, как Терехин, только и служить на границе.
Терехин перед отправкой к месту своего назначения написал сестре, что так, мол, и так, нога подвела, но теперь, не завтра так послезавтра, он увидит настоящую боевую заставу.
«Амур стал ростом с овцу, но сильно тощий. Видеть его приходилось раз в неделю и то через окно. Врач говорит, что собака стосковалась…».
Вместе с письмом Иван вложил сэкономленные за время службы две десятирублевки.
Подумал. Опять вынул письмо. Улыбнулся и написал, что теперь, мол, Катя может посматривать в газеты.
3
Место на. заставе для Терехина определилось сразу и прочно: в числе самых отстающих. «У Очкасова на левом фланге», — шутили пограничники.
К «экземпляру № 1» обстоятельства припрягли «экземпляр № 2».
Очкасов признавался неоднократно, что попал в «пограничники-горемычники» из-за писарской ошибки, из-за путаницы на призывном пункте, уверял, что ему служба на границе, да еще в таком адском климате противопоказана, жаловался на «бездушную медицину», сипло кашлял, давал всем слушать, как у него «свистит» в груди.
Терехин чуть ли не с малолетства спал и видел заставу, соской выкормил щенка, в лазарете не оставлял свою мечту, дождался направления на боевую заставу. И вот теперь шел «в паре» с Очкасовым.
После первой встречи с Терехиным начальник заставы капитан Светлов не раз думал о новичке, с удивлением замечая, что чувствует себя в чем-то виноватым перед ним… Он ловил на себе невольные взгляды Терехина, в которых сквозили укор, растерянность, удивление.
Как-то в часы массовой работы Светлов зашел в комнату политпросвет работы.
— Говорят, вы академиком стали? — обратился он к Терехину, стоявшему с указкой в руке возле карты мира.
— У него большие сдвиги, — заверил капитана замполитрук, а сам покосился на сидевших бойцов: там послышался смешок.
— Терехин может показать на карте новостройки, угольные бассейны, границы Советского Союза обвести, назвать государства, с которыми мы в соседстве, главных агрессоров выделить, — доложил замполитрук. — Правда, с наводящими вопросами… — добавил он.
— Неплохо для начала, — обрадовался капитан. — Давайте потолкуем. Расскажите, Терехин, о своих краях, о новостройках, которые сами видели.
Иван вспыхнул, удивленно посмотрел на капитана, опустил голову.
«Посмеяться пришел надо мною», — мелькнула у него мысль.
— О своей области расскажите, — подбадривал бойца Светлов.
«Хочет отправить домой… Ну что ж… Не гожусь»…
Терехин почему-то вспомнил, как его, совсем маленького, чуть не переехал фургоном зажиточный односельчанин Стенька Копчик. Вырвала брата из-под копыт лошадей Катя. Фургон прогрохотал, едкая пыль закрыла улицу, а Иван и сестренка, катались у плетня, обожженные навощенным кнутом…
— Товарищ Терехин, вы не забыли вопрос? — капитан внимательно всматривался в хмурое лицо бойца.
Терехин облизнул пересохшие губы.
Опять представил свое появление на заставе, первую встречу с капитаном… так опозориться!.. Боец выронил указку и заспешил к двери.
— Что с вами, товарищ Терехин?.. — взволновался замполит. И тут же «подарил» многообещающий взгляд одному из бойцов, который хохотнул в кулак.
— Пусть идет, — спокойно сказал капитан. — К заставе нелегко привыкнуть. А смеяться тут нечего. На первых порах многие лыка связать не могли.
— Он все понимает, чувствует, а высказать не может… — заговорили другие бойцы.
— Чувствует — хорошо, но нужно, чтобы знал, особенно умел. От этого «умел» часто зависит жизнь пограничника.
Капитан задумчиво поглядел в окно. К казарме уже подползла, полная неожиданностей пограничная ночь.
— Кому в наряд — приготовиться! — приказал начальник заставы и вышел.
4
Очкасов и Терехин так и шли «в паре». «Слава» Очкасова была невольно перенесена и на Терехина. Да и сам новичок немало способствовал этому своими выходками.
Однажды старшина, заметив как «упорно» овладевает снарядной гимнастикой Очкасов, подозвал Терехина.
— Видели, как старается Очкасов? А вы почему на турнике плохо работаете?
— Амур не пускает.
— Как же это так? — вскипел старшина.
— Я поднимаю ноги, хочу на турник закинуть, а он меня за штаны и вниз, не лезь, мол, опять ногу сломаешь!
— Что? Как вы сказали?
— Собака мне мешает…
— Так вы не берите ее. Тоже мне тренера нашли.
— А я и не беру. Это мне чудится, будто он хватает меня за ноги… — объяснил Терехин и глаза его сердито заблестели.
— Этого еще не хватало! Если вам чудится — лечиться надо! — вышел из себя старшина.
— Это вам, товарищ старшина, чудится, что собачонка мешает на заставе и ее можно не кормить!.. — одним дыханием выпалил всю свою обиду Терехин.
— А! Вот куда! — старшина удивленно посмотрел на бойца, как будто увидел его впервые. — Этак вы, значит, разговариваете со старшиной? Придется вам с картошкой на кухне подискусировать…
5
Терехин любил хозяйственную работу, не увиливал от нее. Старшине это пришлось по вкусу. Как-то, уезжая за фуражом и продуктами, он взял бойца с собой. Но по дороге вспомнил, что начальник заставы в двенадцать часов дня будет проверять подготовку служебных собак и в первую очередь Амура, выросшего на заставских харчах благодаря щедрости повара.
— Возвращайтесь на заставу. Вечно с вами канитель! — напутствовал старшина Терехина.
Старшина вернулся из поездки ночью, а бойца все еще не было.
— Опять выкинул номер! — злился старшина.
— Седлать коней, — приказал капитан: — Мне тоже коня! Захватите какие-нибудь вещи Терехина, чтобы дать понюхать Амуру… Старшина, вы укажите место, где ссадили бойца с брички.
Амур отыскал Терехина к утру в болотах «Гнилого Леса». Боец попал в трясину. Она засосала его по самую голову. Одной рукой он держался за надломанную толстую ветку, свисавшую от дерева, а в другой сжимал карабин.
— Хотел на ветке перепрыгнуть через «окно», а она не выдержала, — доложил Терехин, когда его вытащили. Счищая с обмундирования болотную ряску, он ласково отпихивал Амура, который бил его лапами, хватал зубами, фыркал и радостно урчал.
— Зачем вы забрались в лес? — спросил Терехина капитан.
— Хотел напрямик. — ответил боец, выжидательно поглядывая на Светлова.
Капитан ничего не сказал, молча вскочил в седло.
Старшина подумал, что начальник напрасно няньчится с Терехиным.
— На него взыскание нужно наложить за самовольство, — сказал он по дороге на заставу.
— Наложим на него, да и не только на него.
Старшина помрачнел.
В тот же день капитана срочно вызвали на сборы.
А у Терехина новая беда. Амур сорвался с привязи и передрался со всем заставским «окружением». «Арату» лапу повредил, черному петуху старшины вырвал хвост. Теленка Лыска гонял по двору до тех пор, пока тот, ошалев от страха, не влетел в кухню и не попереворачивал все кастрюли и тарелки. Хорошо еще, что в котел не угодил.