Страница 41 из 104
– Я скучаю по музыке, – понуро признался Каллум.
– Я тоже скучала – на первых порах.
– Зря я позволил им оплачивать лечение, – сказал он, растирая руками лицо. – Я же знал процент выживаемости и понимал, что в конечном счете это бессмысленно. Я просто ужасно боялся стать рибутом. Настолько, что меня стошнило в изоляторе. – Он поднял взгляд и улыбнулся. – Пока не увидел тебя. Помню, как лежал на полу, пялился на тебя и думал: «Не все еще пропало, если здесь такие клевые девчонки».
Я отвернулась, пряча улыбку; к лицу прихлынул жар. Кровать скрипнула: он встал и поцеловал меня в макушку.
– Пойду проверю, работает ли водопровод. Может, примем душ. – На пороге он ухмыльнулся: – Порознь, разумеется.
Я вся запылала, и это ощущение ничуть не уменьшилось к его возвращению. Он открыл шкаф и вынул оттуда полотенце, черные хлопчатобумажные штаны и зеленую футболку.
– Работает, – сообщил он, протянув мне одежду. – Шмотки будут великоваты, но ты, наверное, хочешь переодеться.
– Спасибо.
– Соседняя дверь.
Белокафельная ванная сияла чистотой. Я успела забыть, что такое отдельная ванная. Раздевшись, я осторожно шагнула под душ. Вода была теплой и приятной; у водостока она бурлила уже красной. Я вся была в крови из-за многочисленных огнестрельных ран.
Из душа я вышла чистой и гладкой; единственным изъяном была изуродованная грудь. Натянула на себя одежду Каллума, расчесала волосы. Потом собрала свою одежду и бросила в угол его комнаты.
Он перестилал постель; светло-серое белье было таким мягким на вид, что мне сразу захотелось забраться под одеяло.
– Я подумал, что тебе захочется поспать, – сказал Каллум, надевая последнюю наволочку. – Ложись запросто, а я пойду в душ.
Я кивнула, но когда он вышел, села за его стол. Взяв электронную рамку, я нажала на кнопку и вывела на экран первый снимок.
Это был Каллум.
Типа.
У Каллума-человека были пышные всклокоченные волосы и светло-карие глаза, на лице застыла непринужденная улыбка. Он обнимал какого-то паренька, но я могла смотреть только на него. На его нечистую кожу и дурацкую улыбку; на невинность, которой он буквально лучился.
Прежде его кожа была темнее. Рибуты выглядели более бледными – знак прикосновения смерти, – но я редко это замечала. В людях горел некий свет, и лишь кончина могла потушить его.
Я надавила на кнопку и пролистала десятки фотографий Каллума с друзьями. Узнать его было почти невозможно.
Каллум подошел сзади, я подняла голову и испытала чуть ли не облегчение оттого, что он был таким, каким я его узнала. Лицо, суровое и волевое, не имело ничего общего с мальчишкой на фото. Взгляд его темных глаз рыскал по комнате – очевидно, теперь уже инстинктивно, в поисках съестного. Он заглянул через мое плечо, нахмурился и потянулся за рамкой.
– Я больше не похож на себя, – сказал он.
– Да, не похож.
– Я не думал, что так изменился. Прошло всего несколько недель.
– Изменился. – Я тронула его пальцы. – Таким ты мне нравишься больше.
Он перевел взгляд со снимка на меня, потом на стену. Я обернулась: он смотрел на наши отражения в зеркале.
– Я больше не выгляжу как человек, – продолжил Каллум.
– Да. Не выглядишь.
Он грустно посмотрел на снимок.
– Когда я очнулся после смерти, то решил, что в основном остался прежним.
– Ну, в каком-то смысле это так, – признала я, забрав у него фоторамку. – Твои человеческие воспоминания начинают исчезать. Особенно о том, что не хочется помнить.
Он поднял бровь:
– А ты разбираешься.
Я пожала плечами, и он поставил рамку на стол, взял меня за руку и поднял со стула.
– Потанцуем? – Он обнял меня, не дав ответить. – Теперь у нас есть музыка. И мне не нужно тебя бить, когда закончим.
– Не нужно. Но если я вконец оттопчу тебе ноги, то можешь не жалеть.
– Этот ход я пропущу, но спасибо.
Он закружил меня раз, другой, третий, пока я со смехом не уткнулась ему в грудь. Я встала на цыпочки, чтобы поцеловать его, он подхватил меня, поднял в воздух и держал, пока я не обвила ноги вокруг его талии.
– Другое дело, – произнес он, коснувшись своими губами моих.
Я закрыла глаза и позволила себе раствориться в поцелуе. Мне нравилось, что можно не беспокоиться ни о внезапном нападении, ни о прохожих. Нравилось ни о чем не думать, чувствуя вкус его губ и тепло его рук.
– Это не танец, – заметила я наконец с улыбкой.
– Он самый, что ни на есть, – возразил Каллум, медленно кружа меня по комнате. – И мой любимый, между прочим.
– Мой тоже. – Я уткнулась в него лбом, вздрагивая от счастья.
Когда песня кончилась, он сел на кровать, взяв меня на колени, запустил пальцы в мои мокрые волосы и поцеловал в шею.
Мне захотелось просунуть руки ему под рубашку и кончиками пальцев прикоснуться к его теплой спине, но я не решилась, мгновенно прикинув, сколько людей или камер за нами следят.
Но их не было. Мы были одни.
Поэтому я сделала как хотела, закрыла глаза и сосредоточилась только на нем.
На нашем дыхании, слившемся воедино.
Его руках, плотно сомкнувшихся на моей талии.
Моих губах на его щеке.
Моем взгляде, искавшем его глаза, и моей улыбке при виде вспыхнувшего в них желания.
Его пальцах, касавшихся моей спины; прохлады, обдавшей кожу, когда он чуть приподнял мою футболку.
Я обмерла, а затем отскочила так быстро, что чуть не сверзилась с кровати. Без его тепла мне сразу стало плохо, но я настолько испугалась, что не могла даже взглянуть на Каллума.
Предлагая переждать в доме, я совсем не подумала о постели. Я не учла, что мы будем одни.
Я не сообразила, во что могут вылиться эти два обстоятельства, если их объединить.
– Извини, – сказал Каллум тихо и чуть смущенно. – Ты не хочешь?
Но я лишь неуверенно хмыкнула.
Что я могла сказать? Я никогда не думала о том, хотелось ли мне секса вообще.
И уж точно не предполагала, что кому-то захочется секса со мной.
– Я… гм… никогда… – Подняв наконец глаза, я увидела на его лице искреннее изумление.
– Ты прикалываешься, – заявил он. – Пробыла там пять лет, и ни разу не было?
– Конечно нет. Никто не хотел ко мне прикасаться. До тебя меня даже не целовали.
Он склонил голову набок, озадаченно рассматривая меня:
– Это же нелепо, Рен.
– Но это правда.
Он придвинулся и коснулся меня коленом.
– Ты просто не хотела, вот тебя и не трогали.
Возможно, он был прав. Я прижала ладони к бедрам, но руки так дрожали, что я поспешно сцепила кисти.
– Впрочем, я тоже не удосужился, – сказал Каллум.
Я испытала внезапное облегчение.
– Серьезно? Секс – первое, чем обычно занимаются новички.
– По-моему, все сразу решили, что я с тобой, и стали держаться подальше. – Он встретился со мной глазами и улыбнулся. – Так и было. И есть. – Он подался вперед и тронул мои губы своими. – Я твой.
Я почувствовала, как в животе растеклась странная тяжесть. Мне было и весело, и жутко, и жарко; хотелось обнять его и больше не отпускать. Я сплела наши пальцы. На этот раз дрожала только я, он был спокоен.
– Мо… можно и заняться, – проговорила я сбивчиво. – Но нам придется оставить футболку.
Каллум покосился на нее:
– Почему?
– Там кошмар. Пусть лучше будет на мне.
– Кошмар? – повторил он недоуменно.
Я промолчала, и на его лице проступило понимание.
– Ох. Так это туда тебе выстрелили?
– Да.
– Рен, мне наплевать на шрам.
– Он уродливый. И там не один.
– В тебя выстрелили не один раз?
– Да. Трижды.
– Тебе же было двенадцать! Кому это понадобилось?
– Не знаю, – тихо и напряженно ответила я. – Ничего не помню.
– Вообще ничего?
В мозгу разнесся крик – мой собственный крик, который превратил бы меня в лгунью, ответь я «нет».
– Кое-что помню, – признала я. – По-моему, это был мужчина. Мы жили в меблированных комнатах; он вошел и начал орать на моих родителей. Не помню, в чем было дело, но вроде из-за наркотиков. А они, как обычно, были под сильным кайфом. – Нахлынули образы, и я нахмурилась. – Мама увела меня в спальню, и я решила, что мы попробуем выбраться из окна. Помню, как я смотрела на траву и думала, что до нее очень далеко. Потом я услышала выстрелы и закричала, а мама зажала мне рот, и…