Страница 216 из 299
Вот так и вышло, что я сочился сквозь белые этажи Неба, временами пронзая древесную плоть Древа: вниз, вниз, вниз. А потом и сквозь последний слой облаков, холодный и влажный. Будучи бестелесным, я видел город одновременно глазами смертного и глазами бога: горбатые силуэты зданий и улицы, унизанные искрами света. Там и сям виднелись куда более насыщенные и яркие световые плюмажи моих братьев и сестер. Меня они видеть не могли, потому что я утратил всякое понятие о самосохранении; к тому же, даже когда я ни на кого не дуюсь, цвета́ моей души выглядят приглушенно, словно покрытые тенью. Это я прихватил от отца, ну, и от матери немножко. Поэтому у меня здорово получается незаметно подкрадываться. И еще прятаться, когда я не хочу, чтобы меня нашли.
Вниз… Мимо кольца зданий, прикрепленных непосредственно к стволу Мирового Древа. Такие вот разорительно дорогущие домики на дереве. Интересные даже без лесенок или таблички на дверях: «Дивчонкам вход васприщон». Ниже располагался еще один вертикальный слой города, тоже сплошь новостройки: дома, мастерские, конторы, выстроенные прямо на корнях Древа. Иные поддерживались платформами, опасно нависающими над крутыми извилистыми улочками. Все правильно: высокопоставленные хозяева особняков наверху не могли обходиться без слуг, поваров, нянек, портных и так далее. Я наблюдал хитроумные механизмы, источающие дым, пар и металлические стоны и предназначенные для сообщения с великолепными жилищами, прилепившимися к стволу. Люди ездили вверх и вниз, доверяя жизни этим ненадежным с виду машинам. На какой-то миг я едва не забыл о своем горе, залюбовавшись этими порождениями человеческой изобретательности. Однако я продолжал двигаться, потому что это место мне не подходило. Я слышал, как о нем упоминала Шахар, и теперь понял смысл его названия: Серое. На полпути между светом Неба и потемками внизу.
Вниз, вниз… И вот я затерялся в тенях, благо их здесь было в изобилии между могучими корнями Древа, под густым пологом его зеленой листвы. Да, здесь мне гораздо удобней. Город носил имя Тень, а прежде он назывался Небо – до тех пор, пока в одночасье не выросло Древо и былое название города не превратилось в насмешку. Здесь я наконец ощутил некое чувство принадлежности, впрочем не особенно сильное. Реально же меня не притягивало ни одно место во всем царстве смертных.
«Надо было помнить об этом, – с горечью подумал я, останавливаясь и заново облекаясь плотью. – Надо было помнить и даже не пытаться жить в Небе».
Что ж, основное занятие юности – делать ошибки.
Я стоял в вонючем замусоренном переулке, в той части города, которая, как мне скоро предстояло узнать, называлась Южным Корнем и пользовалась очень плохой славой. Здесь царили насилие и разврат, сюда предпочитали не соваться, и поэтому никто не беспокоил меня почти три дня, что я провел среди мусора. Это было хорошо, ибо у меня не нашлось бы сил защищаться. Приступ ярости, пережитый в Небе, и последующий магический спуск совершенно ослабили меня, и я мало на что был способен, кроме как просто лежать. Поскольку я успел проголодаться еще к моменту отбытия из дворца, я ел все, что подворачивалось: сперва заплесневелые фрукты из ближайшего мусорного бачка, а потом появилась крыса и предложила мне свою плоть. Тварь была старая и слепая, ее жизнь и так подходила к концу, а мясо отдавало тухлятиной, но отвергнуть священное самопожертвование было бы непотребством.
Шел дождь, и я пил его капли, часами запрокидывая голову ради нескольких глотков. И наконец, добавляя ко всем моим ранам последнее унижение, мой кишечник собрался опорожниться. В первый раз за столетие. У меня еще хватило сил спустить штаны, но убраться от кучки я уже не смог. Так я и остался подле нее и просто сидел там и плакал, остро ненавидя все сущее.
Но на третий день, видимо из-за того, что три – это число силы, положение наконец-то изменилось.
– Вставай! – сказала девочка, вышедшая в переулок. Чтобы завладеть моим вниманием, ей пришлось меня пнуть. – Расселся тут на дороге!
Я моргнул и поднял взгляд. Она сердито смотрела на меня. На ней была безобразная и бесформенная одежда и вполне дурацкая шляпа. Хотя нет, шляпа была потрясающей. Она походила на подвыпивший конус с длинными ушами по бокам, снабженными пуговками для застегивания под подбородком. Сейчас уши болтались свободно, вероятно, потому, что весенний день был жарким, точно гнев Дневного Отца, и это притом, что здесь и в полдень царит вечная тень.
Я вздохнул, с большим трудом поднялся и отошел в сторону. Девочка изобразила короткий кивок, никак не тянувший на изъявление благодарности, протиснулась мимо меня и принялась рыться в куче отходов, возле которой я и сидел. Я хотел было предупредить ее о собственном недавнем «добавлении», но девочка, не глядя, переступила его. Ловко вытащив из кучи мусора две половинки разбитой тарелки, она что-то довольно пробормотала и убрала их в наплечную сумку. Когда она направилась прочь, я заметил, что она подволакивает ногу, хотя и старается отрывать ее от земли. Эта нога была крупнее другой и выглядела уродливой, а намотанные вокруг лодыжки тряпки делали ее еще толще.
Я последовал за девочкой по переулку, наблюдая, как она роется в мусоре, вылавливая из него страннейшие вещи: глиняный горшок с отбитой ручкой, ржавую железную банку, кусок стекла из разбитого окна. Этот последний, кажется, доставил девочке наибольшее удовольствие: ее лицо так и осветилось восторгом.
– Что ты с этим собираешься делать? – поинтересовался я, заглянув ей через плечо.
Она стремительно обернулась, а я застыл на месте, потому что прямо в горло мне смотрел конец длинного и опасно острого стеклянного кинжала.
– Вот что! – сказала она. – А ну, брысь от меня!
Я поспешно ретировался, воздев руки, чтобы показать свою полную безобидность, и она убрала оружие, чтобы продолжить работу.
– Стекло! – сказала она. – Его можно обточить и сделать нож, а остатки размолоть и использовать для обтачивания других вещей. Ну, въехал?
Ее манера говорить завораживала. Сенмитский язык обитателей Тени звучал грубей, чем у жителей Неба, да и говорили они быстрее. Им не хватало терпения для изысканных и цветистых словесных построений; тем не менее их новые и куцые выражения передавали все богатство оттенков чувств. Я начал соответственно менять свою речь.
– Въехал. А дальше?
Она пожала плечами:
– Я их продаю на Солнечном рынке. Или даром отдаю, если у людей денег нет. – Она окинула меня взглядом и фыркнула. – Ты вот, к примеру, мог бы заплатить.
Я оглядел себя. Черная одежда, в которой я разгуливал по Небу, была вся перемазана и воняла, но богатая ткань не изменилась, к тому же штаны, рубашка и башмаки подходили одни к другим, в отличие от ее одежонок. Кажется, я смотрелся опустившимся богатеем.
– Не могу – денег нет. Совсем.
– Так найди работу, – посоветовала она и склонилась над очередной кучей.
Я вздохнул и уселся на крышку мусорного бачка. Под моим весом внутри бачка хлюпнуло.
– Придется. Ты, часом, не знаешь, может, кому-то нужен… – Я призадумался, соображая, какие из моих умений могут представлять ценность для смертных. – Ну, там, вор, жонглер или наемный убийца?
Девочка вновь бросила свое занятие, вгляделась в меня пристальнее и скрестила на груди руки.
– Ты что, из богорожденных?
Я удивленно моргнул:
– В общем-то, да. А как ты догадалась?
– Только богорожденные задают такие дурацкие вопросы.
– Вот как. А ты много богорожденных встречала?
Она пожала плечами:
– Было дело. И что теперь? Ты съешь меня?
Я заморгал и нахмурился:
– Ни в коем случае.
– Будешь со мной драться? Что-нибудь украдешь? Превратишь меня во что-нибудь? Замучаешь до смерти?
– Боги благие, да зачем мне… – начал я, и тут мне пришло в голову, что иные из моих родственников были очень даже способны на все перечисленное и даже хуже. Наша многочисленная семейка особой кротостью не отличалась. – Не волнуйся, в моей природе ничего такого нет.