Страница 204 из 299
– Это из-за того, что он не вполне амниец? – Я откровенно уставился на него. – И как же так вышло, скажи на милость, дядюшка Рамина?
Он резко повернулся ко мне, сузив глаза, но лишь вздохнул:
– Срань демонская…
Я усмехнулся:
– Ты действительно переспал с сестрой или писцу пришлось повозиться с флакончиками и спринцовками?
Взгляд Рамины стал злым.
– Ты бестактен от природы или намеренно хочешь меня оскорбить?
– Намеренно. Позволь лишь напомнить, что и боги не всегда чураются кровосмешения.
Он положил ногу на ногу. Не то защитная поза, не то безразличие.
– Решение было политическим. Ей требовался тот, кому она могла доверять. И потом, мы с ней лишь сводные брат и сестра, отцы у нас разные, не забывай. – Он пожал плечами и посмотрел на меня. – Шахар и Декарта ничего не знают.
– Да, Шахар твоя дочь. А кто отец Декарты?
– Я. – Когда я расхохотался, он стиснул челюсти. – Писцы все проверили самым тщательным образом, господь Сиэй. Так что можешь поверить на слово. Шахар и Декарта – родные брат и сестра. И такие же амнийцы, как и я сам.
– Невозможно. Или ты сам не настолько амниец, как привык думать.
Он ощетинился, этак изящно:
– Я могу проследить свою родословную, без каких-либо перерывов, до первой Шахар, и нигде, господь Сиэй, не замечено ни малейших следов низших народов. Так что если уж кто и провинился, так это Ремат. Ее дед наполовину происходил из племени кен. – Рамина демонстративно содрогнулся: дескать, вот ужас-то. – Полагаю, нам еще повезло, что дети не родились рыжеволосыми или какими-то еще. Но это было не единственной проблемой.
– Его душа, – тихо проговорил я, вспоминая улыбку Деки. Она так и осталась застенчивой, даже после того, как я пригрозил убить его. – Он дитя земли и пятнистых теней, резкий свет дня – не для него.
Рамина странновато посмотрел на меня, но я уже устал приспосабливаться к ограниченности смертных.
– Если ты имеешь в виду, что Дека слишком кроток… Так и Шахар, по сути, такая же. Но она хотя бы научилась блюсти лицо.
– Когда ему позволят вернуться?
– Теоретически – по завершении обучения, то есть еще через два года. На деле же… – Рамина пожал плечами. – Возможно, вообще никогда.
Эти слова заставили меня нахмуриться. Я сплел пальцы и положил на них подбородок. Рамина тяжело вздохнул и поднялся. Я обрадовался, решив, что он надумал уйти. Мне жутко надоело подстраиваться под смертных, под их убогие мозги и запутанные расчеты родства. Он, однако, помедлил возле лестницы, оглянулся и наградил меня долгим взглядом.
– Раз уж ты не желаешь помочь писцам отыскать нападающих, – сказал он, – быть может, ты хотя бы согласишься защитить Шахар? Я совершенно уверен, что скоро она станет мишенью для наших врагов. Или тех из числа нашей родни, кто под прикрытием этих нападений надумает достичь собственных целей.
Я вздохнул, закрывая глаза:
– Она мой друг, глупец.
Он вроде обиделся на меня – возможно, за то, что я обозвал его глупцом.
– Но разве это… – Он умолк, не договорив, и снова вздохнул. – Нет, я должен поблагодарить тебя. Нам, Арамери, всегда недоставало одной важной вещи – дружбы богов. Если Шахар умудрилась завоевать твою дружбу… Что ж, быть может, у нее больше шансов выжить и унаследовать трон, чем мне казалось вначале.
С этими словами Рамина удалился.
Он мне по-прежнему не нравился.
6
Письмо любимой я послал,
Но по дороге потерял.
Письмо щеночек подобрал
И в свой карман его убрал.
Это не ты.
Это не ты.
Но это – ты.
Дворец по имени Небо – это скука. Вот что я больше всего в нем ненавидел, пока был здесь рабом. Реально дворец очень велик: каждая из его башен вместила бы население целой деревни. В его помещениях огромное количество развлечений. Да только за две тысячи лет все они мне обрыдли до тошноты, превратившись чуть ли не в пытку. Да какое там, за две тысячи – хватило и двадцати!
Довольно скоро стало очевидно, что сколько-нибудь долго я Небо выдерживать не смогу. Пожалуй, оно к лучшему. Я хотел отправиться во внешний мир, поискать себе лекарство для исцеления – если, конечно, оно в этом мире существует. Дворец, однако, был для меня идеальной промежуточной площадкой в попытках начать жить как смертный. Здесь было удобно и относительно безопасно, здесь я мог спокойно обдумать земные аспекты моих следующих шагов. Где, к примеру, я стану жить, когда отсюда уйду? И как вообще я собираюсь жить, если магия вскорости оставит меня? У меня не имелось ни состояния, ни каких-либо особых умений. И никаких связей в смертном обществе. А ведь оно, это общество, могло оказаться куда как опасно, особенно если учесть мою нынешнюю уязвимость. Чтобы со всем справиться, требовался продуманный план.
(От меня не укрылась горькая ирония моего положения. Смертным подросткам свойственно примерно так же беспокоиться и переживать в момент расставания с домом детства, на пороге безжалостной взрослой жизни. Вот только мне почему-то от этого было не легче.)
До вечера я так и не пришел к внятному выводу. Решив, что Шахар, должно быть, успела к этому времени поостыть от вспышки ярости, я отправился ее искать.
Выйдя в покои наследницы, я увидел ее в обществе трех служанок, занятых одеванием юной госпожи. Когда я появился в дверях гостиной, она обернулась так стремительно, что не до конца уложенные волосы вновь растрепались. Я успел заметить возмущение, мелькнувшее на лице одной из служанок, прежде чем женщина успела его спрятать.
– По каким преисподним тебя носило? – требовательно вопросила Шахар. – Слуги сказали, что ты ушел из библиотеки давным-давно! Много часов назад!
Я прислонился к косяку и медлительно протянул:
– И я рад тебя видеть. Чего это ради тебя так принаряжают?
Она вздохнула, вновь отдаваясь в руки прислуги:
– Ужинать иду. Я сегодня встречаюсь с госпожой Хинно из правящей триады теманского протектората и с ее пимексе.
Она безукоризненно выговорила последнее слово, как, собственно, и подобало, ведь ее, наверное, с детства обучали теманскому. Слово означало наследника, причем имело мужской суффикс, стало быть, переводилось на амнийский как «принц». А впрочем, кто их знает, этих теманцев, они могли и снова переписать свою хартию привилегий за те века, что я не обращал на них внимания. В прежние времена правление у них не наследовалось. Тогда теманцы выбирали себе вождей из числа самых умных и доблестных среди своей молодежи и натаскивали лет по десять, если не больше, прежде чем доверить им действительное управление. Такая разумность в поведении и стала причиной, по которой я остановился на теманской внешности, когда впервые выбирал себе человеческий облик.
Потом я обратил внимание на платье, в которое как раз заворачивали Шахар. Именно так – заворачивали. Платье, похоже, состояло только из лент приглушенно-золотого цвета в ладонь шириной. Их наматывали крест-накрест, так, что в итоге получался красивый узор елочкой. Все вместе получалось изящно, наряд искусно подчеркивал всю прелесть еще не до конца расцветшего тела Шахар. Я даже присвистнул, и она встревоженно на меня покосилась.
– Если бы я не знал, что к чему, то подумал бы, что ты охмуряешь этого принца. Но ты слишком молода. И потом, с каких это пор Арамери вступают в брак с чужеземцами? Так что здесь, вероятно, кроется нечто иное.
Она пожала плечами, переводя взгляд на свое отражение в большом зеркале. Платье было почти завершено. Оставалось лишь наложить несколько последних слоев на ногах. Вот интересно, как она потом собиралась выпутываться из этих лент? Может, их с нее срежут?
– Триадессе нравится красота, – сказала Шахар. – И она устанавливает тарифы на все поставки с Дальнего Севера, так что имеет смысл произвести на нее должное впечатление. Она – одна из немногих благородных дам, способных реально отравить нам жизнь. – Шахар повернулась к зеркалу боком, изучая свой силуэт. Теперь, когда служанка заново уложила ей волосы, смотрелась она безукоризненно и понимала это. – А принц Канру – старый друг моего детства, так что я не возражаю принарядиться и для него.