Страница 122 из 299
И вот тогда-то…
…Я боком шлепнулась на что-то твердое, да с такой силой, что воздух вышибло из легких.
— Ну вот ты и тут, — проговорил невозмутимый мужской голос.
Он показался опять же знакомым, только я была не в состоянии думать и рассуждать. Я ощутила прикосновения чьих-то рук; меня перевернули на спину, убрали с лица волосы. Я попробовала отдернуть голову, но в глазах тотчас всколыхнулась сверлящая боль. Если бы не предельная усталость, я бы взвыла.
— С ней все в порядке?
Новый голос принадлежал женщине. Она стояла где-то чуть подальше мужчины.
— Я не уверен.
Эти слова ощущались как божественные, каждое — точно оплеуха. Я даже зажала уши ладонями и застонала. Хоть бы они тут все замолчали!..
— Это не обычное ошеломленное состояние, — сказал кто-то.
— Мм… да, пожалуй, что нет. Похоже, это какое-то следствие ее собственной магии. Она прибегла к ней, чтобы защититься от моей силы. Поди ж ты! — Он отвернулся, но его самодовольство осталось на моей коже, точно слой слизи. — Твое доказательство…
— В самом деле. — Женщина тоже казалась чем-то довольной.
На этом я уплыла в беспамятство.
8
«СВЕТ ВЫЯВЛЯЕТ»
(холст, энкаустика)
К тому времени, когда сознание медленно возвратилось ко мне, боль еще не вполне прошла.
Я лежала закутанная в толстые одеяла, ощущая прикосновения мягкой льняной ткани и колючей шерсти. Некоторое время я ничего не предпринимала, только дышала и прислушивалась, стараясь оценить обстановку. Судя по легкому отзвуку, с которым мое дыхание отражалось от стен, я находилась в очень небольшой комнате; впрочем, она была не настолько мала, чтобы я почувствовала себя в ловушке. А пахло здесь свечными огарками, пылью, моим собственным телом — и Мировым Древом.
Этот последний запах был особенно силен. Таких густых ароматов Древа мне обонять еще не приходилось. Воздух был напоен его соками и смолами и яркими зелеными тонами живой листвы. Наше Древо никогда не облетало по осени, за что горожане были премного ему благодарны, но поврежденные листья все-таки опадали, и непосредственно перед весенним цветением на смену им проклевывались новые. Молодые листья отличались особенно сильным ароматом, но, чтобы сделать его настолько насыщенным, нужно было подобраться так близко, как мне никогда прежде не доводилось.
Необычность происходившего этим не исчерпывалась. Я осторожно попробовала сесть и почувствовала, что моя левая рука была одной сплошной болью. Ощупав ее, я обнаружила на ней свежие синяки, продолжавшиеся на бедре и лодыжке. Горло казалось воспаленным, попытка кашлянуть заставила меня вздрогнуть и сморщиться. В голове гнездилась тупая боль. Она начиналась в макушке, проникала в глубину и давила изнутри на глаза…
Прислушавшись к ней, я вспомнила все. Черную пустоту. Фальшивый Нимаро. Обломки, падение, голоса… Сумасброд!
Во имя всех Преисподних, куда меня занесло?..
В комнате было прохладно, хотя откуда-то слева проникал размытый солнечный свет. Выбравшись из-под теплых одеял, я немедленно принялась дрожать, хотя кое-какая одежда на мне была — простая сорочка без рукавов и штанишки, стянутые шнурком. Не ах, но хотя бы удобно. Еще у кровати я обнаружила домашние шлепанцы, но решила покамест обойтись без них. Незнакомый пол я предпочитала исследовать босиком.
Обойдя комнату, я поняла, что нахожусь в заточении.
Ну что ж, по сравнению с большинством тюрем здесь очень даже ничего. Постель была мягкой, столик и стулья — вполне добротными, а деревянный пол почти сплошь устилали толстые ковры. В крохотном чуланчике, примыкавшем к месту моего заточения, нашлись бытовые удобства. Однако дверь наружу накрепко заперта, причем с моей стороны в ней не имелось даже скважины для ключа. Решеток на окнах не оказалось, но рамы не открывались и были забраны толстым, прочным стеклом; вряд ли я сумела бы его разбить, а если и сумела бы, то наделала бы ужасного шуму.
А еще воздух тут определенно странный. В нем не чувствовалось привычной влажности, и он казался несколько разреженным. По крайней мере, звук в нем распространялся довольно своеобразно. Уже зная расположение комнаты, я для проверки хлопнула в ладоши, так вот, хлопок отразился от стен совершенно неправильным образом.
Когда сработал дверной замок, я так и подпрыгнула: щелчок раздался словно в ответ на мои мысли. Стояла я у окна, и толщина прочных стекол в этот миг меня даже порадовала: я попятилась, прижимаясь к ним спиной.
— Ну вот наконец-то ты очнулась, — произнес мужской голос, которого я никогда раньше не слышала. — И, по счастью, как раз когда я сам к тебе заглянул, даже послушника посылать не пришлось. Что ж, здравствуй.
Говоривший был сенмитом, но привычный городской выговор в его речи отсутствовал. Если уж на то пошло, он изъяснялся как богатей: четкое произношение, строгий подбор слов. Больше я ничего пока сказать не могла: с богатыми и знатными мне редко доводилось беседовать.
— Здравствуй, — ответила я.
Вернее, попыталась. Мое несчастное горло выдало какой-то придушенный писк да еще и заставило меня сморщиться от боли. А всё те мои отчаянные вопли в немой пустоте.
— Пожалуй, тебе не стоит разговаривать, — сказал мой собеседник.
И закрыл за собой дверь. Кто-то с той стороны тотчас запер ее, и от скрипа щеколды я опять вздрогнула. А вошедший продолжал:
— Успокойся, эру Шот, я тебе ничего плохого не сделаю… Полагаю, я наперед знаю большинство вопросов, которые ты хотела бы мне задать, так что, если присядешь, я тебе все объясню.
Эру?.. Я так давно не слышала этого слова, что в первое мгновение даже не узнала его. «Эру» — маронейская форма вежливого обращения к молодой девушке. Я для него несколько старовата — вообще-то, так обращались к девушкам до двадцати лет, — но он не так уж ошибся и к тому же, возможно, имел в виду мне польстить. Голос-то у него всяко был не маронейский.
Он терпеливо ждал, стоя на месте, пока я не присела на стул.
— Вот так-то лучше, — сказал он, проходя мимо меня.
Размеренная походка, шаг изящный, но твердый. Крупный мужчина, хотя и не такой здоровяк, как Солнышко. Достаточно взрослый, чтобы хорошо владеть своим телом. От него пахло бумагой, тонким полотном и еще слегка кожей.
— Итак, — продолжал он. — Меня зовут Хадо. В моем ведении все новоприбывшие сюда, то есть на данный момент — ты и твои друзья. Когда я говорю «сюда», то имею в виду — в Дом Восставшего Солнца. Слышала о таком?
Я нахмурилась. Только что вставшее солнце было одним из символов Блистательного Итемпаса, но теперь его редко использовали, поскольку его легко было спутать с рассветным солнцем Сумеречной госпожи. Я даже ни разу не слышала о Восставшем Солнце со времен своего детства в Нимаро.
— Белый зал?.. — невнятно прохрипела я.
— Нет, не вполне, хотя обеты у нас сходные. И мы тоже чтим Отца Небесного, хоть и не совсем так, как в ордене Итемпаса. Возможно, ты слышала, как называют нас люди? В отличие от итемпанов ордена, мы зовемся Новыми Зорями.
Да, такое название мне было знакомо, но оно лишь окончательно все запутывало. Что могло понадобиться от меня культу еретиков?
По словам Хадо, он предвидел мои вопросы, но вот этого, похоже, не угадал. Или предпочел пока его не затрагивать.
— Вы с друзьями погостите у нас, эру Шот… Можно ли мне называть тебя «Орри»?
Демоны и Преисподняя! Погостите!.. Я выставила челюсть и стала ждать, когда же он доберется до сути.
Его, кажется, позабавило мое молчание. Он передвинулся и оперся о стол.
— В самом деле, — сказал он. — Мы подумали и решили приветствовать тебя среди нас как новопосвященную, — так мы называем новых членов нашего братства. Тебе объяснят наше учение, обычаи и весь образ жизни. Мы не скроем от тебя ничего. Наоборот, мы надеемся, что здесь ты познаешь истинный свет и возвысишься среди нас, посвятив себя делам веры.
Тут уж я прямо повернулась к нему лицом. Зрячие люди говорили мне, что обычно это придает вес словам.