Контрабандисты Тянь-Шаня

— Байзак, где Байзак! — яростно бормотал он, но отца контрабанды нигде не было. Кондратий оцепил всё пастбище пограничниками и решил обыскать юрты. Когда собрали старейшин рода и они сели в круг, Оса позвал Алы и обратился к старикам:

— Где Байзак?

— Какой Байзак! — хором ответили старейшины.

— Разве я не разговаривал с Байзаком? — сказал Алы.

— Ты разговаривал со мной! — сказал старческий голос, и Алы увидел старика, которого напрасно искал столько времени.

— Кондратий, ты зря затеваешь все эти разговоры, — сказал сияющий Будай, появившийся рядом на коне.

Впереди него боком сидела Марианна с забинтованными руками, и он бережно поддерживал ее рукой.

— Я приеду в город, буду доказывать, что Байзак виноват, опрашивать свидетелей, а потом его посадят в тюрьму и сделают из него мученика. Я носился как черт по горам совсем не для того, чтобы увеличить его авторитет. Пойми ты это, — резко возразил Оса.

— Ты хотел разорить его и добился этого, — сказал Будай.

— Но популярность его от этого не уменьшилась. Пойми, о его бедности никто не знает. И если ты скажешь это им, — тут он показал рукой на стариков, — они не поверят.

В это время, расталкивая всадников, к Кондратию подъехал Джантай. Где-то сзади неожиданно раздался отчаянный крик:

— Уйдет, уйдет, товарищи!

Несколько всадников мчались как буря по зеленому полю. Вороные и рыжие кони уносились цветными пятнами в сумасшедшем карьере. Смех оборвался. Вся толпа пограничников кругом Осы мгновенно пришла в движение. Через несколько секунд все рассыпались лавой и летели вслед за контрабандистами. Из толпы беглецов грянул выстрел, и Юлдаш навзничь опрокинулся на круп лошади. Потом свесился и, прежде чем коня задержали, несколько раз ударился головой о землю. Лица пограничников стали более ожесточенными. Но никто не проронил ни слова. Кондратий снял с плеча свой карабин и, почти не целясь, выстрелил. Ближайшая лошадь взвилась на дыбы. Всадник вылетел из седла и, прокатившись по земле, остался неподвижен.

— На переймы, не пускай! — раздались крики.

Оса увидел, что джигиты Джантая и десяток пограничников мчались наперерез беглецам. Рослый скакун вывернулся в сторону из толпы беглецов. Все приняли его за Байзака. Подобно тому, как переливчатым лаем звенят гончие, когда уходит затравленный зверь, так преследователи разноголосыми дикими криками, перемешанными с выстрелами, огласили все поле. Кондратий снова вскинул свой карабин, но беглец скрылся за холмом. Пришпорив коня, во весь бешеный скок Оса взлетел на горку. Вороной конь мчался как ветер и был далеко. Алы. Вырвался вперед Кондратия и погнал коня за беглецом.

— Стой, стой, убьет! — кричали тревожные голоса.

Но Алы увлекся и продолжал хлестать коня плетью.

Услышав окрики, он хотел взять в сторону, но тут же увидел, что лошадь его была не взнуздана. Погорячившись, он не заметил этого. Всадник впереди на секунду задержал коня и сразу оказался в десяти шагах от безоружного Алы. Поднятые винтовки и клинки опустились в руках пограничников. Незнакомый контрабандист, пьяный от опия, направил револьвер прямо на юношу и глядел по сторонам, сдерживая коня на месте. Пограничники замерли. Все кони остановились как вкопанные. Кондратий хотел незаметно поднять карабин, но контрабандист повернул коня назад и свирепо закричал:

— Убью!

Потом он обратился к Алы:

— Твоя жизнь, как яйцо, которое я могу бросить на камень. Проси меня, чтобы я этого не сделал!

Алы побледнел, но молчал.

— Стой! — закричал Джантай. — Я отдам тебе тысячу баранов.

Кондратий что-то тихо сказал, и Джанмурчи закричал вслед за Джантаем:

— Кок-Ару отпустит тебя, не стреляй!

Пьяный грубо расхохотался. Кондратий мгновенно вскинул карабин. В ту же минуту бухнул выстрел, и Алы, взмахнув руками, упал с коня. Контрабандист рванул коня вперед, но кругом ожесточенно захлопали выстрелы, и конь завертелся на месте. Убийца спрыгнул с падающего коня и, шатаясь, побежал, припадая за камни. Из-за камня поднялся какой-то человек в отрепьях и бросился на него. Это был Батрхан. Он отлеживался здесь, спасаясь от Байзака. Снова закричали и загалдели всадники, торопя коней во весь дух, но было поздно. Батрхан обхватил изнемогающего беглеца, и они оба упали на землю. Умирающий контрабандист рычал, задыхаясь от гнева, и стрелял в упор в беззащитного беднягу. Батрхан отчаянно кричал, но не выпускал противника. Его ватные отрепья тлели от выстрелов. Когда все подъехали, оба еще дышали.

Кондратий спрыгнул, взял в повод коня Джантая и медленно повел его назад. Около Алы возились лекпом и несколько пограничников. Они поддерживали раненого в сидячем положении. Лицо юноши сразу осунулось, стало землистым и под глазами легли синие тени. Пешие и конные стояли толпой вокруг и молча смотрели. Вся грудь Алы была забинтована.

— Будет жив, — сказал лекпом, взглянув на Кондратия. — У него плечо прострелено навылет.

— А остальных поймали?

— Ну да!

— А Байзак там?

— Нету!

— Ну, чего стали? Поднимай! Особого приглашения ждете? — закричал какой-то грубый голос, и Алы унесли на шинели.

— А Юлдаш жив? — спросил Кондратий.

— Тому бок задело, — отвечал лекпом. — Ну, и руку пробило.

— А не опасно?

— Выживет! Крови много потерял.

Кондратий поехал вперед, остальные последовали за ним. Четко и быстро он отдавал приказания и ни о чем не забыл. Он приказал подсчитать опий, перевязать Марианну и Калычу, переломать винтовки контрабандистов и собрать всех мужчин становища. Его спокойный властный тон, уверенные манеры и распорядительность быстро привели все в порядок. Женщины перестали голосить. Трупы были убраны, и через какой-нибудь час Джанмурчи позвал Кондратия. Пастухи молча стояли сплошной стеной, образуя огромный круг. Маленький наездник был сосредоточен, и взгляд его выражал решимость. Позади него шли несколько пограничников и Будай с Марианной. Теперь они не расставались и краснели от сочувствующих улыбок. Кондратий рассеянно глянул на цепь пограничников и джигитов Джантая, вошел в круг, подошел к старикам и сел на подушки. Старики смотрели в землю. Вид у них был понурый. Ни один взгляд не поднялся на начальника экспедиции. Красные, желтые, синие халаты, клочковатые белые бороды и темные липа с надвинутыми остроконечными шапками были неподвижны.

— Все ли старики здесь? — спокойно спросил Оса.

Все головы повернулись к нему. Внимательные темные глаза смотрели на него со всех сторон. Сморщенные старческие лица были неподвижны и бесстрастны, как маски. Была гробовая тишина, хотя несколько сот человек стояли сплошной стеной. Кондратий говорил раздельно и четко, взвешивая каждое слово. Его твердое, суровое лицо было спокойно.

— Отец контрабанды взял бедных людей и дал им в руки ружья, — сказал Оса.

Послышался покаянный вздох сгрудившейся толпы.

Кондратий продолжал:

— Разве они плохо жили, когда у них в руках были палки, чтобы гонять баранов?

Мертвое молчание было ответом на его вопрос.

— Они имели много мяса, а шерсть они возили на базар в город, — продолжал Кондратий, — но их позвал отец контрабанды, и они оставили свои юрты. Одни пошли через снежные горы и понесли в руках опий. Другие имели ружья, чтобы стрелять в пограничников. Вы — люди старые. У вас белые бороды и у многих на голове нет волос. Скажите мне, много они получили за это от отца контрабанды?

Никто не поднял головы. Никто не проронил ни слова. Кондратий снова заговорил, и старики склонялись все ниже и ниже к самой земле, как будто его слова пригибали их головы.

— Эти голодные люди работали для отца контрабанды, не имея для себя куска мяса. Они стреляли в пограничников, пограничники, обороняясь, стреляли в них.

Он замолчал, как будто предъявил обвинение, и ждал, что старики будут оправдываться. Незаметный старичок с тусклым лицом вдруг поднялся в середине круга, повернул к Кондратию бледное, измученное лицо и закричал: