Страница 15 из 63
Когда Гидеон сказал, что, как только я отпущу ее, нам нечего будет бояться…я не понимаю, что он имел в виду. Он просто попросил меня довериться ему, и я согласился. Он сказал, что это невозможно, и я поверил.
Но что, если я нужен ей?
— По большей части, мы были отданы Англии.
— Че?
Я моргаю. Подруга Кармел, Нэт, повернулась на стуле, с любопытством косясь на меня, а затем пожимает плечами.
— Вероятно, ты прав, — она бросает взгляд в сторону мистера Диксона, который прошел мимо и сел за стол, чтобы повозиться со своим ноутбуком. — Пожалуй, его не волнует, если мы по-настоящему говорим о войне. Итак, — она вздыхает, делая вид, что лучше бы она сидела перед кем-то еще, — ты пойдешь с Кармел на вечеринку выпускников?
— А разве она не только для выпускников? — спрашиваю я.
— Да ладно тебе. Они ж не будут проверять удостоверение личности и выгонять пинками под зад, если такового у тебя не окажется, — стебается она. — Вот если бы ты был новичком, тогда такое вполне возможно. Даже Томас мог бы пойти. Кас? Кас?
— Да, — я слышу, как отвечаю. Но не по-настоящему. Потому что это больше не лицо Нэт. А Анны. Рот говорит ее голосом, а выражение лица другое. Словно застывшая маска.
— Ты действительно ведешь себя сегодня странно, — говорит она.
— Извини. Перкоцет истощил меня, — бурчу я, поднимаясь из-за парты. Мистер Диксон даже не замечает, как я выхожу из класса.
Когда Томас с Кармел находят меня, я сижу незамеченным на ступеньках посреди театра, глядя на ряды сидений, покрытых синей тканью, пустующих кроме одного. Книга по тригонометрии и ноутбук лежат рядом со мной и сложены в аккуратную стопку, как напоминание того, где я должен сейчас быть.
— Он в ступоре? — интересуется Томас. Они пришли несколько минут назад, но я даже не обратил на них внимание. Если я собираюсь игнорировать одного своего друга, тогда с таким же успехом могу не замечать их всех.
— Эй, ребята, — говорю я. Их движения эхом разносятся по пустому театру, когда они роняют учебники и взбираются на сцену.
— У тебя хорошо получается уклоняться от обязанностей, — сообщает Кармел. — Но, опять же, может, я и ошибаюсь. Нэт говорит, что ты вел себя странно, когда вы обсуждали вопросы на истории.
Я пожимаю плечами.
— Когда она говорила, вместо ее лица появилось Анны. Думаю, я показал ей изрядное количество своего самообладания.
Они обмениваются между собой одним из их обычных взглядов, так как сидят по обе стороны от меня.
— Что еще ты видел? — спрашивает Томас.
— Ей больно. Словно ее пытали. Вчера ночью она была в моей спальне. На ее руках и плечах я видел открытые и закрытые раны. Я ничем не мог ей помочь, ведь на самом деле ее там не было.
Он поправляет очки.
— Мы должны выяснить, что происходит. Это…это ужасно. Должно же быть заклинание, которое прольет свет…
— Возможно, мистицизм — не то, чем стоило бы сейчас заниматься, — прерывает Кармел. — А что насчет чего-нибудь другого, к примеру, пойти к психологу?
— Они только напичкают его наркотиками по самое не хочу. А затем поставят диагноз типа Синдрома дефицита внимания или что-то в этом роде. Кроме того, Кас не безумен.
— Не хочу показаться занудой, но шизофрения может проявиться в любое время, — говорит она. — Вообще-то, это нормально в нашем возрасте так считать. И галлюцинации столь же реальны, как вы и я.
— Какая еще шизофрения? — выпаливает Томас.
— Я не говорю о чем-нибудь конкретно! Он пережил существенную потерю. Ничего из этого не может быть реальностью. Ты хоть что-нибудь видел? Ты чувствовал себя странно, как рассказывал твой дед?
— Нет, но я в какой-то мере запустил занятия по Вуду. У меня была тригонометрия, помнишь?
— Я просто пытаюсь сказать, что не всегда причастна к этому магия или духи. Иногда призраки обитают только в его воображении, поэтому они менее реальны.
Томас кивает и переводит дыхание.
— Хорошо, это так, но я все еще считаю, что ему не нужен психотерапевт.
Кармел издает ворчащий звук.
— Почему ты сразу прибегаешь к заклинанию? Почему ты так уверен, что это что-то из разряда паранормального?
Это в первый раз, когда я слышу так близко, как Томас возражает Кармел. А так как я стал свидетелем нестандартной ситуации, как спорят мои друзья о том, есть ли у меня психическое заболевание или нет, я начинаю жалеть, что не пошел в класс.
Перестань совать свой нос туда, куда не следует прежде, чем его кто-нибудь отрежет. Вокруг тебя кое-что происходит, словно надвигающая буря.
Мне плевать.
В шестом ряду на третьем месте мне подмигивает Анна. А может, просто моргает. Не могу точно сказать, потому что на ней отсутствует половина лица.
— Пойдемте, поговорим с Морфаном, — сообщаю я.
Над дверью антикварного магазинчика звякает колокольчик, и перед тем, как Стела сбивает меня с ног, по твердой древесине раздается звонкий топот ног собаки. Я позволяю себе немного почесать ее, пока она смотрит на меня своими огромными карими глазами, словно теленок, прежде чем я двигаюсь дальше к Кармел.
Мы не одни в магазине. Морфан разговаривает с двумя женщинами, леди около сорока лет в свитерах, которые интересуются одним китайским умывальником. Морфан улыбается и начинает рассказывать им небольшую потворствующую историю, которая может оказаться правдой или выдумкой. Странно видеть его рядом с покупателями. Он выглядит таким славным. По пути в подсобку мы стараемся издавать как можно меньше шума. Через несколько минут мы слышим, как женщины прощаются со Стелой и Морфаном, а еще чуть позже вместе со своей собакой они идут вдоль занавески в подсобку, где он хранит странные и непонятные оккультные товары. В витрине на столе красуются свечи моей матери. Они теперь стали общедоступными.
То, как смотрит на меня Морфан, заставляет меня ожидать, что он направит свой докторский фонарик мне в глаза, чтобы проверить мою ученическую реакцию. Его руки скрещены на груди, комкая свою черную кожаную жилетку и покрытую логотипом Аэросмит футболку. Все это время, пока Томас подбрасывает ему свеженабитую трубку табаком, которую он ловко ловит с помощью вовремя поднятой руки, он не отводит от меня своего пристального взгляда. Трудно поверить, что тот любезный владелец антикварного магазина и этот дядька, обладающий темной магией, один и тот же человек.
— Вы пришли сюда, дети, перекусить после уроков? — интересуется он, закуривая трубку. Затем проверяет свои часы. — Не может быть. До пяти часов еще много времени.
Томас неловко прочищает горло, пока пушистые брови Морфана поднимаются в его сторону.
— Тебя отсеяли, и теперь ты будешь отбирать всякий хлам, который я скупал этим летом на блошином рынке.
— Меня не выгоняют. Осталось две недели до окончания обучения. Никто даже не парится по этому поводу.
— Зато меня это волнует и твою маму. Не забывай об этом, — он кивает Кармел. — А что насчет тебя?
— В аттестате у меня абсолютный средний бал, — отвечает она. — И так будет и дальше. Как говорит мой отец, все дело в результатах, — ее улыбка выглядит милой, извиняющейся, но в то же время уверенной. Морфан трясет головой.
— Ты разговаривал со своим британским другом?
— Да.
— И что он сказал?
— Он посоветовал отпустить ее.
— Умный совет, — он затягивается трубкой; когда он выдыхает, дым скрывает его лицо.
— Я не согласен с этим.
— А следовало бы.
Кармел подается вперед со скрещенными руками на груди.
— Почему? Вы можете перестать говорить загадками? Если бы вы рассказали нам, что делать дальше, зачем нужно смириться с этим, возможно, тогда мы бы и прислушались к вашему совету.
Он выдыхает и отводит от нее взгляд, кладя трубку на стеклянный высокий и длинный кухонный стол.
— Я не могу вам рассказать того, чего и сам не знаю. Это не точная наука. Не экстренный выпуск новостей. Оно просто мерцает, вот здесь, — отвечает он, указывая себе на грудь. — Или здесь, — указывая на висок. — Оно говорит мне, чтобы мы держались подальше от этого. Оно утверждает, чтобы мы отпустили ее. Люди наблюдают за тобой. Ты не обращаешь на них внимания и все надеешься, что они никогда не разоблачат себя. И есть еще кое-что, — он снова выдыхает дым, выглядяь задумчивым; это единственный случай, когда можно застать его в таком состоянии и только за курением трубки. — Что-то пытается сдерживать эту изнанку, пока другое пытается привлечь ее. Вы хотите знать правду, поэтому это касается меня больше всего. Мне трудно держать язык за зубами.