Страница 6 из 7
– Бесспорно, так как второе предположение есть следствие первого.
– Эх, Клим Пантелеевич! Ведь знаете, как старик Поляничко вас уважает, вот и пользуетесь моей добротой. Хотя, – он лукаво сощурился, – я вашей пользуюсь чаще. Уж скольких злодеев благодаря вам мы на каторгу отправили – не счесть! Повывели кровопийцев, как клопов со старого дивана. Недавнее дело Бельского как сейчас перед глазами стоит. Не разгляди вы след от гвоздика на рамке картины, сидел бы я уже на пенсионе да скучал. А душегуба-отравителя в прошлом месяце как раскрыли? Он же, паршивец, весь город в страхе держал. Да! Ловко вы его тогда на бильярде разделали, помните? Круаз! То ж не удар был, а волшебство! – Поляничко покрутил нафиксатуаренный ус и вздохнул: – С вашими способностями шли бы в судебные следователи. Ведь такой талант пропадает!
– Благодарю за добрые слова, Ефим Андреевич, но это не для меня. Уж больно я не люблю, когда над головой ежедневно висит дамоклов меч начальства. Другое дело адвокат – птица вольная, независимая.
– Ну-да, ну-да, здесь ваша правда. Я вот только что полицмейстеру докладывал, что убийцу Саркисова поймали. И что вы думаете? Поблагодарил он старика Поляничко за отменную работу? Нет-с! «Смотри, – говорит, – Ефим Андреевич, не ошибись. Леечкин следователь молодой, неопытный. Накуролесит такого, что о-го-го! А крайними перед губернатором все равно мы окажемся».
– Стало быть, вы уверены, что Безобразов убийца?
– Так оно и есть! – Поляничко махнул рукой, точно шашкой, и полез в карман за табакеркой. – Другого и искать не надо. Мы у него письмо Саркисова обнаружили, в котором тот предлагал Безобразову встретиться вечером за городом, на въезде. Там, видать, Саркисова он и порешил. И голову отрезал, чтобы труп не признали. А саркисовских писем у него нашлось штук восемь или десять; кое-что изъяли, кое-что оставили.
– Письмо из Георгиевска было? – осведомился Ардашев.
– Да, – растирая между пальцами душистый табак, подтвердил сыщик. – А вы откуда об этом знаете? Супружница арестованного наболтала?
– Нет, я с ней не встречался. Это лишь моя догадка. Но поскольку она верна, смею предположить, что адрес, скорее всего, был написан карандашом, да?
Поляничко уставился в землю, силясь вспомнить. Наконец он ответил:
– Точно, карандашом. Я еще подумал, странное дело: письмо пером писал, а адрес карандашом. – Довольный тем, что память его не подвела, Поляничко принялся забивать нос зельем.
– Обратный адрес на письме значился: Георгиевск, улица Пятигорская, дом 5? Так?
– А вот этого, Клим Пантелеевич, я уж точно не… не… не… – полицейский вынул фуляровый платок и зашелся бесконечной чередой чихов. Когда на его глазах выступили слезы умиления, он тщательно высморкался и закончил фразу: – …не помню, простите. А какое, позвольте узнать, это имеет значение? Может, еще и про штемпели спросите?
– Именно. Окажите услугу, Ефим Андреевич, уточните три момента: обратный адрес, даты и штемпели.
– Все материалы находятся у Леечкина. Стало быть, надо идти к нему в следственную камеру. Эх, Клим Пантелеевич, не жалеете вы меня, гоняете старика по улице. Да и какой в этом смысл, если и так понятно, что спор у них разгорелся из-за денег: задолжал Саркисов Безобразову. Это, кстати сказать, подозреваемый признал. Правда, дальше все отрицает: «Саркисова я не видел. Прождал его с полчаса и обратно поехал». – Поляничко взмахнул руками: – Но ведь врет! Нет у него свидетелей. Он на своей пролетке прикатил. Взял бы извозчика – другое дело, хотя…
– Что?
– Саркисов в письме просил, чтобы он один на встрече был, – задумчиво проронил начальник сыскного отделения. – Мол, не стоит судебную тяжбу затевать, все промеж собой решим. Давай встретимся восьмого числа в восемь вечера, за городом. Скажу вам честно: там письма-то того – всего две строчки.
– Тогда не пойму, на каком основании вы задержали Безобразова?
– То есть как «на каком»? На самом что ни на есть железном: супружница Саркисова поведала нам, что в пятницу, восьмого дня, муженек ее покойный поехал с хозяином музыкального магазина встречаться, сиречь с господином Безобразовым. Они перед этим даже кабанчика зарезали и дом продали, чтобы с ним рассчитаться. Покупатель расплатился с Саркисовым передаточным векселем Русско-Азиатского банка на сумму восемь тысяч рублей. Но домой ни в тот, ни в другой день он так и не вернулся. Вдова теперь голосит: мужа убили, вексель пропал и ей с дома съезжать надобно. Вот уж, действительно, беда не приходит одна.
– А что Безобразов показал по поводу долга? Сколько ему Саркисов задолжал?
– Десять тысяч рубликов! Представляете? Я и за пять лет столько не заработаю. Арестант от всего отказывается, плачет, говорит, что мы на него навет возвели. А куда отрезанную голову дел – не признается. Но рано или поздно мы ее отыщем, не сомневайтесь.
– У Безобразова в таком случае тоже должны были следы крови на одежде остаться. Нашли что-нибудь?
– Нет, пока ничего такого не отыскали. – Поляничко потоптался на месте и вымолвил с грустью: – Устал я от вашего допроса. Так что, господа, мы идем к Леечкину или нет?
– Да-да, конечно. Тут ведь рукой подать.
Судебные следователи располагались через дорогу от Окружного суда, в верхней части Николаевского проспекта. Дорога не заняла больше десяти минут. Ардашев и Нижегородцев уселись на лавочку, ожидая возвращения Поляничко.
Ефим Андреевич не заставил себя долго ждать. От внимания присяжного поверенного не ускользнуло, что главный городской сыщик был несколько расстроен. Не говоря ни слова, он плюхнулся рядом с Ардашевым. Прошла минута, другая, но полицейский все молчал.
– Итак, Ефим Андреевич, что скажете? – не выдержал доктор.
– Чепухенция непонятная, – рассматривая носки своих поношенных туфель, пробурчал полицейский. – Обратный адрес указан не здешний, а тот, который вы упомянули: Георгиевск, улица Пятигорская, дом пять. Отправлено шестого августа седьмого года. Адресату поступило уже на следующий день. Но оба штемпеля – наши, ставропольские. – Он пожевал губами и, откинувшись на спинку лавочки, изрек: – Могу допустить, что свое послание Саркисов написал еще там, в Георгиевске, но потом по какой-то причине забыл бросить в почтовый ящик и привез в Ставрополь. И уже отсюда отослал Безобразову.
– Вы почти правы, – улыбнулся Ардашев и, не давая Поляничко опомниться, спросил: – А правда, что у него руки в локтях были связаны?
– Нет, про руки крест-накрест – это сплетни. Народ, знаете ли, любит всегда этакую перчинку ужаса добавить. Нет, этого и в помине не было. Жена Саркисова сказала, что когда она в окно узрела труп, то сразу потеряла сознание. Это потом ее кухарка водой отпоила… Соседи помогли тело снять и полицию известить. Позже и мы подкатили. Ох, скажу я вам, и смердил этот Саркисов – мочи никакой не было рядом находиться. Да это и неудивительно, ведь столько времени мертвяк в коляске трясся.
– А что врач указал в заключении? – вмешался в разговор Нижегородцев.
– Наш эскулап считает, что трупу несколько дней. По крайней мере, не меньше двух. Тут немудрено и ошибиться. Сами видите, какие погоды нынче стоят: то дождь, то солнце.
– А какова причина смерти? – поинтересовался Ардашев.
– Что вы имеете в виду? – Поляничко недоуменно поморщился. – Ему же голову отрезали, секир-башка, знаете ли! – И он провел ладонью по горлу.
– Я хотел уточнить, нет ли каких-либо других повреждений на теле? – пояснил присяжный поверенный.
– Нет, наверное, нет. Во всяком случае, прозектор ничего подобного не упомянул.
– Благодарю вас, Ефим Андреевич, – вставая, выговорил адвокат. – Вы нам очень помогли.
– Чем же это? – недоуменно вопросил сыщик. – По-моему, все еще больше запуталось. А, на мой взгляд, тут все просто: Безобразов встретился с Саркисовым в условленном месте. Повздорили. Видать, спор из-за денег вышел. Вексель-то всего долга не покрывал. Вот и не сдержался купец и полосонул должника ножичком по горлу. Видимо, как раз в тот момент, когда Саркисов уезжать собирался. Потом испугался и, чтобы труп не опознали, отрезал ему голову и куда-то спрятал. Может, закопал, а может, и в пруду утопил. С места поспешно скрылся. Ценную бумагу с собой прихватил. Но не учел убивец, что лошадка рано или поздно коляску к дому Саркисова притащит. Вот и весь сказ. Да ну вас! – Он махнул рукой и поднялся. – Прав Антон Филаретович: вечно вы выдумываете всякие небылицы! Пойду я. Желаю здравствовать.