Страница 53 из 57
— Странные, однако, у вас манеры, мистер Финбоу.
— В этих бумагах речь, надо полагать, шла о Роджере? — ровным голосом спросил он, указав на пол.
— Гениально! — ответила она. — Как это вы догадались? Это был мой дневник.
— Опасная привычка — вести дневник, — заметил он. Как ни владела собой Эвис, невозмутимое спокойствие Финбоу всё-таки подействовало на неё. Голос её задрожал, когда она ответила:
— Думайте всё, что угодно.
— Именно так, — подчёркнуто галантно ответил Финбоу, — я и намерен поступить.
— О-о! — прошептала она.
— Вам, может быть, небезынтересно будет услышать, что я застал вас именно за тем занятием, за каким и предполагал застать. По сути дела, это было последнее недостающее звено в цепи моих построений.
— Рада за вас, — произнесла она. Глаза у неё были, как у затравленного зверька. — И что же вы теперь намереваетесь делать? — спросила Эвис.
— Скоро увидите, — мягко ответил он. — Может быть, вы составите мне и Иену компанию и посидите с нами в гостиной, пока не вернутся остальные?
Эвис бросилась на диван, закурила сигарету и сжалась в неподвижный комочек. Финбоу постоял с минуту в полном молчании, опершись на пианино, потом вдруг тихо произнёс своё «та-ак» и обратился к Эвис:
— К сожалению, я не так быстро соображаю, как мне хотелось бы. Нам с вами надо бы прогуляться, Эвис.
Эвис взглянула на него снизу вверх.
— Если вы говорите — надо, значит, надо. Но предупреждаю, что не имею никакого желания делать это, — ответила она холодно.
— Боюсь, что это не имеет значения, — заявил Финбоу.
Стремительным шагом он прошёл в нашу спальню и вынес оттуда свёрток, на котором не было адреса. Попросив меня передать другим, что они с Эвис ненадолго пошли прогуляться, он провёл её через холл к входной двери, откуда начиналась тропинка, ведущая в поле.
Я остался один в сумеречной полутьме. Мысли кружились в сумасшедшем вихре. Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали разные видения: то рыдающая у меня на груди Эвис умоляет меня помочь ей; то та же безутешная Эвис стоит на палубе и уверяет меня, что ей очень понравился Финбоу; снова Эвис с застывшим взглядом и рядом Тони, бросающая ей в лицо оскорбления; а вот Финбоу рассказывает в поезде мне, как при свете зажжённой спички он увидел Эвис, у которой был такой вид, точно она «раздавила паразита»; и, наконец, последнее — Эвис с усмешкой сжигает свой дневник.
Из сада вошли Уильям и Кристофер.
— Извините за задержку, — сказал Уильям. — То и дело сбивались с курса.
— Один-одинёшенек, Иен? — поинтересовался Кристофер. — А где же Финбоу и Эвис?
— Пошли прогуляться, — ответил я, подумав с сожалением: «Бедняга, знал бы ты, какой удар готовит тебе судьба!»
— Странно, — заметил он. — Дождик накрапывает. Наверно, они скоро вернутся.
— Наверно, — ответил я.
Вскоре явились Филипп и Тони и с места в карьер начали обсуждать приготовления к предстоящей свадьбе. У Тони радость била через край.
— Уильям, — поддразнивая, сказала Тони, — тебе тоже пора жениться.
— У меня нет времени для этого, — буркнул Уильям. — И потом, не хочу лезть в петлю.
— Ерунда, — парировала Тони. — Первая же женщина, стоит ей по-настоящему захотеть, женит тебя на себе, не успеешь ты и глазом моргнуть.
Она завела патефон и, прильнув к Филиппу, начала танцевать фокстрот. Со странным, не знакомым мне доселе состраданием смотрел я на бронзовое лицо Кристофера, тяжело задумавшегося над перипетиями любви: чужой — безмятежной и лёгкой, и своей — такой не похожей на неё.
Ко мне подсел Уильям.
— Вы словно на иголках, Иен. Что с вами? — спросил он.
— Да что-то нездоровится, — признался я.
— Возможно, сказываются треволнения последних дней. Обычно человек ничего не чувствует, пока он находится в напряжении, а потом наступает реакция.
Я старался держать себя в руках, но каждое обращённое ко мне слово било по нервам. Предстояло самое страшное: сейчас Финбоу приведёт сюда Эвис и объявит всем о её преступлении. Дождь стучал в окна. Не переставая завывал патефон. Я слышал биение собственного сердца.
Наконец я увидел две фигуры, идущие под дождём по саду. Очевидно, Финбоу и Эвис прошли через поле и решили вернуться вдоль берега реки. Уильям открыл им дверь, и они, промокшие и запыхавшиеся, вошли в комнату. У Эвис волосы были совсем мокрые, а чулки забрызганы грязью.
Финбоу, улыбаясь с порога, сказал:
— Нельзя выйти из дому ни на минуту, не захватив с собой зонтик.
— Зачем же вы вышли? — спросил Кристофер.
— О, это был каприз мистера Финбоу, — поспешила ответить Эвис. — А я решила составить ему компанию.
— Мистер Финбоу может позволить себе капризничать сколько угодно, — вставила Тони.
— К счастью, мои капризы носят по большей части вполне безобидный характер, — заметил Финбоу.
У меня холодок пробежал по спине от этой пикировки.
В комнате стало так темно, что едва было видно противоположную стену. Вдруг Тони воскликнула:
— Нет, это просто безобразие — сидеть в потёмках теперь, когда все эти ужасы позади!
— Правильно! Безобразие! — подхватил Филипп.
— Да будет свет! — провозгласила девушка.
Позвали миссис Тафтс, и Кристофер попросил её зажечь лампы. Та заворчала, что лампы не в порядке, но всё-таки принесла свечи. Скоро желтоватое пламя десяти свечей слилось с серым сумраком дождливого вечера. Наша компания напоминала сейчас ночное бдение у гроба покойника.
— Вот так уже лучше, — сказала Тони. — По крайней мере светлее и даже по-своему живописно.
— Но веселья что-то не прибавилось, — заметил Уильям.
— Нет, почему же, — возразил Филипп. — Э-э, да что нам свет, раз весь этот кошмар позади?
— Да, — согласился Кристофер. — Теперь можно вздохнуть спокойнее.
— Пра-а-вильно, — протянула Тони, закидывая ногу на диван. — Какое блаженство сознавать, что с этим покончено!
— С этим покончено, — мягко повторил Финбоу, — или почти покончено. Только что я получил своего рода последний штрих — записную книжку Роджера, в которую он заносил истории болезней своих пациентов.
Мне эти слова показались вполне безобидными, но я заметил, как смертельно побледнела Эвис. Я понял, что развязка близка. Тони, не обратив внимания, какое впечатление произвели на Эвис слова Финбоу, сказала:
— Ну и как, интересно?
— Весьма и весьма, — ответил Финбоу.
Уильям начал рассказывать какую-то забавную историю о своём друге, начинающем невропатологе, который вёл такую же записную книжку, и о том, что из этого получилось. Кристофер поднялся и ушёл к себе в комнату. Уильям продолжал балагурить, но я ничего не слышал — я не сводил глаз с Эвис. Когда Кристофер снова вернулся в гостиную, на его худом лице были написаны растерянность и недоумение.
— Хелло, Кристофер, — как ни в чём не бывало окликнул его Финбоу, — не свой ли пакет вы ищете? Я прихватил его по ошибке, когда пошёл гулять, и оставил в ялике.
— А-а, — протянул Кристофер. — Я схожу за ним. Мне он нужен. Заодно куплю табаку в деревне.
— Ладно, — сказал Финбоу. Кристофер открыл дверь и исчез в саду.
Я слушал, что говорилось кругом, но не мог сосредоточиться ни на чём, меня словно притягивало бледное, напряжённое лицо Эвис Я мысленно заклинал Финбоу, чтобы он наконец заговорил. Уильям кончил свой рассказ, и наступила очередь Тони поделиться своими злоключениями у невропатолога.
Я заметил, что Финбоу сидит в напряжённой позе, как бы ожидая чего-то. Чего же ещё ждать, думал я с тупым безразличием.
Вдруг раздался какой-то сухой щелчок, напоминающий удар хлыста. Я не придал этому никакого значения и даже не разобрал, откуда донёсся этот звук.
— Так, — произнёс Финбоу тихо-тихо.