Страница 9 из 13
Еще не открывая глаз, он услышал:
— Будет жить!
Он поглядел, кто это говорит, и сразу же опять закрыл глаза — больно было смотреть на снежно-белые стены и ослепительный халат наклонившегося над ним седого человека.
В. Фраерман
К новой жизни
До отхода поезда оставалось пять минут, когда полковник вошел в купе спального вагона и занял свое место.
В купе было пусто. Оно было двухместное, спутников, очевидно, не предвиделось, и полковник был этому рад.
Он только что вышел из госпиталя после тяжелой контузии головы и совсем недавно узнал о том, что в Ленинграде во время, жестокого налета погибла его жена. Теперь он ехал надолго в отпуск, далеко, в Среднюю Азию, куда еще в начале войны отправил своего сына Сергея, мальчика двенадцати лет.
«Хорошо, что никого нет», подумал он и плотно закрыл дверь.
Вдруг послышался легкий стук, медная ручка двери шевельнулась, и детский ясный голос отчетливо, но негромко сказал:
— Зиночка, сюда, я нашел наше место.
В купе вошел мальчик лет тринадцати и с мальчиком на руках. У него было загорелое лицо, а выцветшие волосы казались совсем белыми.
Его одежда была основательно поношена, но опытный взгляд полковника сразу отметил, как складно выглядела на нем — защитная гимнастерка и как любовно был завязан пионерский галстук.
— Здравствуйте, — приветливо обратился мальчик к полковнику и усадил ребенка в уголок дивана, заботливо придвинув его к стенке тяжелой вагонной подушкой. Поймав недовольный взгляд полковника, мальчик так же приветливо сказал:
— Вы не опасайтесь. Он у нас, Потап, веселый. Посмотри-ка, Потап, какой дядя красивый, — добавил он, окинув взглядом статную фигуру, лицо и грудь полковника, увешанную многими орденами. — Ну и дядя! А мама сейчас придет.
Мальчик шагнул к двери.
— А ты сам куда? — спросил, хмурясь, полковник.
— Я — Зиночке помочь. Она замаялась со Степаном. Мы уж тут с утра на вокзале. А вот из-за Степана вся загвоздка. Да еще Лидушку привести надо.
Мальчик быстро вышел.
«Потап, Степан, Лидушка, — пронеслось в голове полковника, — мальчик, который принес Потапа, ведь тоже имеет какое-то имя…»
У полковника зазвенело в ушах.
Из коридора доносился все тот же ясный голос мальчика:
— Скорее, скорее, сейчас поезд пойдет. Лидушка, да отцепись же ты от тети. Зиночка, я возьму Степана!
«Надо сейчас же переменить купе, — решил полковник. — Мать, тетка, Зиночка — трое, — считал он. — Степан, Потап, мальчишка да еще Лидушка».
Вагон дернуло. Поезд отходил. Потап звонко стукнулся затылком о стенку и упал набок.
«Сейчас заплачет», подумал полковник, болезненно морщась, точно от зубной боли.
Все же он подошел к ребенку и усадил его опять в угол.
— Ты, черноглазый, — погрозил он ему пальцем, — не падать у меня и не реветь.
Но малыш и не собирался плакать. Он улыбался. Вернулся мальчик и привел с собой девочку лет четырех, должно быть Лидушку. Он усадил ее на диван рядом с Потапом и опять вышел.
Девочка испуганно моргала глазами, которые еле были видны над толстыми щеками.
Дверь опять открылась. Но на этот раз в купе ворвался черный лохматый пес, весь в репьях. Он вскочил на диван, лизнул в нос Потапа, потом Лидушкину правую щеку, обнюхал блестящие сапоги полковника и наконец уселся рядом с детьми.
Это был пудель. Он тяжело дышал, и на всей его лохматой морде розовел высунутый кончик языка. Пудель озабоченно и деятельно заглядывал то в окно, то вытягивал вниз шею и громко тянул воздух из дверной щели. Он часто вздыхал, как будто вся тяжесть поездки падала именно на него.
Вернулся и мальчик с пионерским галстуком. Теперь он внес увесистый серый мешок с вещами, и было удивительно, как ловко и без суеты он водворил его наверху в нишу.
Пес стремительно кинулся к мальчику, и в то же самое время в дверях появилась стройная девушка, с открытым лицом, которое даже сквозь утомление освещалось доброй улыбкой, как будто она думала о чем-то очень хорошем.
Ей было лет пятнадцать на вид. Голова ее была не покрыта, и легкое платье из ситца казалось просторным на ее хрупкой фигуре.
«Зиночка», догадался полковник.
Он встал и вежливо поклонился девушке. Вид этой здоровой, согласной семьи острее напомнил полковнику его утрату.
Девушка застенчиво поздоровалась. Ее черные, как у Потапа, глаза устало и немного растерянно оглядели стены купе.
Она села рядом с Лидушкой и взяла на руки Потапа. Ребенок доверчиво положил свою черную кудрявую головку на ее плечо и сбоку, весело улыбаясь, поглядывал на красивые ордена полковника.
— А где же остальные? — спросил полковник, пытаясь не без труда сдержать свою досаду и раздражение. — Мамаша и тетушка со Степаном?
— Мы все здесь, — как-то особенно кротко ответила девушка.
— Ну, а все-таки, где же мама? — спросил полковник, втайне радуясь, что, может быть, и в самом деле дети едут одни. Все-таки меньше народу. Неужели отстали? Или в другом купе?
— Мама — это я, — смущаясь, сказала девушка.
Полковник с большим удивлением посмотрел на нее и помолчал секунду.
— А тети? — спросил он уже не без любопытства.
— Да это все она же — Зиночка, — раздался сверху, из ниши, голос мальчика.
Он развязывал мешок и доставал оттуда хлеб и чашки, аккуратно завернутые в бумагу.
— Потап ее зовет мамой, Лидушка — тетей, а я — Зиночкой.
— А, вот оно что!
Полковник вздохнул с облегчением.
— Не хватает, выходит, только Степана, — сказал он.
В это время пудель, который до этого деловито и с ожесточением вырывал зубами колючки из длинной шерсти, быстро подбежал к полковнику, сел против него и поднял услужливо свою лохматую морду.
— Погоди, погоди, пес, дойдет очередь и до тебя, — сказал полковник, лаская его кудрявую, как шапка, голову.
— А Степан рядом с вами, — отозвался мальчик сверху.
Полковник огляделся.
— Где же? Какой я все-таки стал рассеянный!
— Да говорю же, рядом с вами! Пудель наш — он и есть Степан, — сказал весело мальчик.
— Ах вы, чудаки! — воскликнул полковник и вдруг неожиданно для себя засмеялся добрым смехом. А он давно уже не смеялся.
— А тебя как зовут? — спросил полковник у мальчика.
— Меня просто — Вася.
— Ну, а я Поленов, Иван Федорович Поленов, полковник.
— Видим, что полковник, — не без гордости сказал Вася.
Он наконец устроил наверху все вещи и вытер пот с лица платком, который лежал в боковом кармане его гимнастерки.
Степан улегся на отведенное ему место у самой двери и опять занялся своими колючками.
— Располагайтесь, — сказал полковник, — а я пойду покурю.
И он пошел к проводнику, чтобы все-таки переменить купе.
Когда он вернулся, Зиночка еще не спала. Она сидела у окна. В углу дивана, раскидавшись, безмятежно спал Потап, слышно было его тихое дыхание.
— А где же Вася с Лидушкой, Степан? — спросил полковник.
Вверху, в нише, где обычно лежат вещи, что-то завозилось. Полковник поднял голову и увидел черную морду без глаз. Степан выжидательно посмотрел и, убедившись, что его зря побеспокоили, глубоко вздохнул, совсем как человек, снова улегся и сразу захрапел.
— Там они, наверху, и Вася и Лидушка, — ответила девушка.
На столике горела крошечная лампочка под абажуром.
Полковник попросил разрешения и присел на диван.
Несмотря на присутствие всех этих Степанов, Потапов и Лидушек, а может быть, именно благодаря им в купе была удивительная тишина, так что и полковник все время разговаривал шепотом.
Зиночка вышла. Полковник разделся, лег на свой верхний диван, и странно, в первый раз за долгие и тяжкие месяцы войны он вдруг почувствовал уют семьи и незаметно для себя заснул крепким и даже сладким сном.