Дьяволица

Он мог бы, думая, что спасает Тину, спасти Эмму, моментально влюбиться в нее и жениться по-военному в 24 часа.

Многими эффектными приключениями мог бы еще ус-добить свой роман автор, но полагает, что достаточно и вышеперечисленных для того, чтобы произведение его было прочитано с пользою и удовольствием всякими любителями, а в особенности любительницами уголовно-наказуемой литературы.

Много эффектных и в высшей степени литературно написанных окончаний мог бы придумать к своему роману автор.

Например, у него уже набросан был в записной книжке такой конец:

«Она лежала в гробу, как живая».

«Он застыл над ней, словно мертвый».

«Мы стояли кругом ни живы, ни мертвы».

Великолепное окончание романа, — лапидарное и масса настроения, — свинцовая драма повисла и давит.

Но мне кажется, что главное достоинство уголовного романа не в том, чтобы он оканчивался мрачными эффектными аккордами, а напротив, в том, чтобы после всяческих уголовно-наказуемых и уголовно-ненаказуемых передряг все герои романа пришли к полному благополучию.

Окончание во что бы то ни стало должно быть благополучным.

И оно будет благополучным, во что бы то ни стало.

Глава пятая АМНИСТИЯ

Слушайте, слушайте!

«Я, нижеподписавшийся автор, находясь в здравом уме и твердой памяти, довожу до сведения всех своих читателей без различия пола, возраста, национальности и вероисповедания, что силою дарованной мне свыше, как автору, власти, объявляю полную амнистию находящимся в одиночном заключении петроградской одиночной тюрьмы: дворянам Петру и Лидии Невзоровым, Василию и Марии Топи-линым, прис. повер. Теремовскому, крестьянке Марии Ивановой; находящимся в варшавском арестном доме: мещанке Эрнестине Ружейц (по сцене Тине Тинелли), английской подданной Эмме Коутс, французскому подданному Анри Грондэ. Кроме того, дарую полное исцеление от всех душевных и телесных недугов дворянам д. с. с. Ивану Чибисову, супруге его Анне Чибисовой, не имеющему чина Виктору Чибисову, не имеющему имени сыну прачки. Что же касается до глаз французского подданного Анри Грондэ[9], то они полному восстановлению не подлежат (так сказать, приобщены к делу), ибо карающая рука Немезиды требует все-таки жертвы».

Собственно говоря, на этом манифесте роман можно было бы и кончить.

Но автор, столько же добросовестный, сколько и интеллигентный человек, полагает, что название романа «Дьяволица» его кое-чему все-таки обязывает.

В самом деле: почему роман назван «Дьяволицей», когда в нем не фигурирует ничего подобного?

Глава шестая ДЬЯВОЛИЦА И БЕРТА БЕРС

Необходимые разъяснения автор, конечно, дать не прочь.

Роман назван «Дьяволица» потому, что это заглавие весьма подходит к уголовному роману. В уголовном же романе заглавие — половина успеха!

Взяв такое многообещающее заглавие, автор, конечно, мог бы хоть на минуту вывести на сцену особу, носящую такое эффектное прозвище.

Но, щадя нервы читателей, и без того взвинченные неимоверно быстро проносящимся ураганом самых неожиданных и хитросплетенных уголовных происшествий, он не решился испытывать их долготерпение лицезрением того исчадия ада, которому принадлежит эта кличка.

Достаточно сказать только, что безобразная старая дева, рассылавшая по городу таковые и иные части убитых ею в припадках эротического помешательства мужчин, в настоящее время находится в отделении буйных психиатрической лечебницы Св. Пантелеймона.

Она сама себя называет Дьяволицей и в каждом мужчине видит жертву, обреченную ей на заклание.

На днях она набросилась на главного доктора больницы, мечтая его зарезать, разрезать и разослать по адрес-календарю «Весь Петроград», но, к счастию, сиделки вовремя схватили ее за руки и тем спасли доктора от смерти, а мир от нового чрезвычайно уголовного романа, подобного тому, который автор только что сейчас закончил.

Впрочем, другой роман того же автора — «Берта Берс» — по своей чрезвычайной уголовности ничуть не уступает «Дьяволице».

Вот почему автор льстит себя надеждой еще встретиться с читателями этой книги, чтобы совместно следить за подвигами очаровательной авантюристки, которую тоже по справедливости можно было бы назвать Дьяволицей.

ОБ АВТОРЕ

Николай Георгиевич Шебуев — автор замечательных романов-пародий «Дьяволица» и «Берта Берс» — родился в 1874 г. в семье профессора математики. Он окончил юридический факультет Казанского университета и с 18 лет начал печататься.

Уже в 1892-95 гг. вышли стихотворные сборники Шебуева «Бенгальские огоньки» и «Веселые мелодии». С тех пор произведения его шли неостановимым потоком: Шебуев публиковал фельетоны и сатирические рассказы и стихотворения, драматические сочинения, юмористические календари, составлял альманахи и театральные справочники, выпускал небольшие монографии о кумирах начала века: А. Чехове, М. Горьком, Ф. Шаляпине, О. Бердслее. Печатался под десятками псевдонимов — «Граф Бенгальский», «Маркиз Санкюлот», «Петя Таксебешин», «Энге» и т. д.

В 1905–1906 гг. несколькими выпусками было опубликовано первое собрание сочинений Шебуева. В эти годы Шебуев издавал популярный и остро-сатирический журнал «Пулемет», резко критиковавший царское правительство. В первом (и немедленно конфискованном) номере «Пулемета», вышедшем в ноябре 1905 г., была напечатана самая знаменитая карикатура эпохи «Первой русской революции» — текст октябрьского манифеста Николая II с отпечатком кровавой пятерни и подписью: «К сему листу свиты его величества генерал-майор Трепов руку приложил».

За «оскорбление Величества» и «дерзостное неуважение к верховной власти» Шебуев был приговорен к годичному заключению в крепости, но и в одиночном заключении продолжал работать над журналом, тексты для которого писал сам.

Выйдя на свободу, Шебуев начал издавать собственную «Газету Шебуева» (1907–1908) гг., а с 1908 по 1914 г. издавал, с перерывом, журнал «Весна».

«Несколько десятков авторов в номере, несколько сот стихотворений» — вспоминал Г. Иванов. «Идея, пришедшая Шебуеву, была не лишена остроумия — объединить графоманов. Из тысяч «непризнанных талантов», во все времена осаждающих редакции, Шебуев без труда выбирал стихи, которые можно было печатать без особого «позора». Естественно, журнал «пошел». Поэты, которых он печатал, подписывались на журнал, распространяли его и раскупали десятки номеров «про запас». Другие, менее счастливые, тоже подписывались, не теряя надежды быть напечатанными по «исправлении погрешностей размера и рифмы», как им советовал «Почтовый ящик «Весны»». Самые неопытные и робкие, не мечтающие еще о «самостоятельном выступлении», - таких тоже было много — раскупали «Весну» в свою очередь. Для них главный интерес сосредоточивался на отделе «Как писать стихи». Вел его, понятно, сам Шебуев. Под его руководством восторженные и терпеливые ученики перелагали «Чуден Днепр при тихой погоде» последовательно в ямб, хорей, дактиль, потом в рондо, газеллу, сонет. Все это печаталось, обсуждалось, премировалось, и число «наших друзей-подписчи-ков» неуклонно росло. Анкеты «Весны» о «Наготе в искусстве» и т. п. тоже привлекали многих. Набор и скверная бумага стоили недорого, гонорара, конечно, никому не полагалось.

Но вряд ли Шебуевым руководил денежный расчет. Я думаю, он ничуть не притворялся, изливаясь на страницах «Весны», как дорога ему пестрая аудитория его «весенних» (так он их звал) поэтов и художников. Стоило поглядеть на его фигуру в рыжем пальто и цилиндре, на его квартиру, полную ужасных «Nu» и японских жардиньерок, прочесть какую-нибудь его «поэму в прозе» или выслушать из его уст очередную сентенцию о «красоте порока», чтобы понять, что в этом море пошлости и графомании он не самозванец, а законный суверен».

9

Мы-то с вами, читатель, знаем, что это не Грондэ, а Пржездецкий (Прим. авт.).