Страница 2 из 16
Наше село небольшое. В нем лишь одна улица, а по ее бокам стоят дома. Почти в конце села она поворачивает вправо и идет еще несколькими домами. А за ними начинаются горы. С другой стороны села — тоже горы. Наше село поместилось в низине между ними, в длину и ширину еще остается место, и после того как в селе сыграют свадьбу, новая семья начинает строиться на окраине. Наше село постепенно растет.
Наш дом — на противоположной окраине от дома генерала. Сразу за воротами начинается кладбище. Когда прадедушка моего дедушки только выбрал этот участок под дом, кладбище было еще далеко, но оно росло и постепенно дошло до наших ворот. Плиты нового кладбища — с выдолбленными на них датами и именами, полумесяцем и звездой. А дальше, за ними, начинается старое кладбище — старые речные камни, покрытые зеленым мхом. Раньше, когда кто-то умирал, его родственники шли на реку и искали на берегу подходящий камень. Человека закапывали в землю и ставили камень сверху. На камнях ничего не писали, но каждый родственник знал свой камень. Родственников одной семьи хоронили рядом. Теперь на эту половину кладбища ходят редко, старые камни уже покосились, покрылись густым мхом. В детстве они казались мне зубами большого дракона, из которых когда-нибудь вырастут новые люди.
Я любила гулять среди этих камней, особенно летом, когда под ногами яркая трава, куда ни посмотри — повсюду кучерявые горы. Когда я была маленькой, то думала, что горы покрыты зеленой мягкой шерстью, как бараны. Потом дедушка объяснил мне, что это не шерсть, а деревья, которые издалека сливаются в один покров.
На кладбище всегда очень тихо, не считая дней похорон. В такие дни сюда приходят мужчины. Несколько из них несут на плечах свернутый ковер. За ними идут остальные, опустив головы. Женщин среди них нет — наши не участвуют в похоронах. Мужчины опускают ковер в вырытую яму, забрасывают ее землей, встают вокруг, выставляют вперед раскрытые ладони и тихо молятся. Я знаю об этом, потому что, маленькая, следила за ними с веранды нашего дома, и мне казалось, они шепчут что-то себе в руки, но оказывается, это мне потом объяснил дедушка, они так говорят с Богом.
— А где Бог? — спросила я дедушку.
— Там, — он поднял палец вверх.
— Если он наверху, почему они говорят, глядя вниз? — спросила я.
— Поймешь, когда вырастешь, — ответил дедушка.
Однажды, когда наша корова заболела и мы с бабушкой сами повели ее на пастбище, я увидела на кладбище что-то страшное.
Только начало светать, мы вышли из дома. Бабушка подгоняла корову длинной палкой, а когда корова шла без остановки, бабушка опиралась на эту палку. На обратном пути я забрела на кладбище.
Я прошла новое кладбище. Взяла печенье с одной свежей могилы. Сдула с него муравьев. Печенье было мокрым от росы, но я все равно его съела. У нас дома редко бывало что-то сладкое, кроме сахара и меда. Я собирала конфеты и печенье на могилах, поэтому мне нравилось, когда у нас в селе кого-нибудь хоронили, — целую неделю родственники приносили на могилу еду, чтобы другие брали.
Проходя по старому кладбищу, потрогала камни и мох. Солнце еще не успело нагреть камни. Я заметила, что камни на новом кладбище нагревались быстро, а эти еще к полудню оставались холодными. Может быть, потому, что люди, которые под ними, давно умерли?
Я поискала могилу прапрабабушки. Каждый раз, приходя на старое кладбище, я ее искала. Однажды бабушка показала мне место, где она лежит, но я его не запомнила. Все камни одинаковые, на них нет никаких меток, надо хорошо знать, где похоронен твой род, чтобы не спутать его с другим.
Говорили, что, когда умерла моя прапрабабушка, из ее могилы к небу поднялся столп света и стоял еще вот так какое-то время. И кто-то даже сказал: «Такая, что ли, в земле лежать будет? Такая сразу попадет на небо». Все сельчане уважали мою прапрабабушку. Говорили, по утрам она летала на священную гору Шалбуздаг, там живут святые духи. Вершина горы покрыта снегом, от нашего села до нее — несколько дней пути. По горе текут реки, со дна которых поднимаются разноцветные столпы света. На вершине стоят два камня — через них нужно пройти, чтобы все твои грехи очистились. Но если ты очень грешен, камни сжимаются и не пускают тебя. А если ты святой — наоборот, расширяются, и ты можешь идти. Иногда очень худые люди застревают в этих камнях, а толстые легко проходят. Проехать на ту вершину нельзя, нужно идти пешком, иначе тебе грех.
Говорили, однажды утром люди видели, как прапрабабушка счищает с чарыков снег. Было лето, и снег в селе не лежал. Значит, прапрабабушка летала на ту гору — так люди говорили. Еще рассказывали, что она разговаривала со святыми. Однажды, опираясь на посох, к нам в дом пришел нищий с длинной белой бородой, прапрабабушка вышла к нему с куском овечьего сыра, завернутого в лепешку.
— Нет, — сказал нищий, — это я не возьму. Ты мне вон тот ковер со стены сними.
Прапрадедушка хотел прогнать наглого нищего, но прапрабабушка быстро сняла со стены ковер, который ткала пять лет, свернула его и протянула нищему. Нищий исчез, а ковер нашли за калиткой. Потом говорили, что это был святой, который приходил проверить мою прапрабабушку.
Я и в тот раз не смогла отыскать ее могилу. Я прошла старое кладбище, остановилась на его краю и обвела взглядом все камни. Думала, может, прапрабабушка засветится и даст мне знак. Ни одна могила не светилась.
За кладбищем был склон, я туда еще не ходила. Я стала спускаться по склону, и мои галоши заскользили по траве. Я побежала, чтобы не упасть: когда бежишь по горному спуску, ноги работают сами и ты не можешь остановиться, пока не добежишь до ровной дороги.
Дальше начинался лес, а между ним и склоном стоял домик. Кто в нем живет, спрашивала я себя и смотрела на него со стороны, пока не приближаясь. Почему нет загона для скота? Почему дом не огорожен бревнами или забором? Он был построен из глины, на крыше не было трубы. Значит, тот, кто живет в этом доме, никогда не топит печку? Может быть, хозяин дома тот нищий, который приходил к моей прапрабабушке, подумала я.
Я еще подождала, надеясь, что кто-нибудь выйдет из дома, но никто не выходил. Поэтому я неслышно подошла к нему. В доме было тихо. Бабушка никогда не говорила, что за кладбищем кто-то живет. Я думала, что село заканчивается нашим домом.
Подойдя к дому близко, я хотела заглянуть в окно, встала на цыпочки, но не дотянулась. Я оглянулась вокруг и увидела несколько речных камней, которые валялись рядом. Подняла один — он был холодным и тяжелым, с верхней стороны покрытый мхом. Он, наверное, давно здесь лежал, потому что врос в землю. Под ним ползали розовые черви. Когда я дернула камень на себя, черви зашевелились. Ух, я так испугалась, уронила камень сначала. Потом снова его подняла — черви все еще шевелились, раздавленные посередине.
Еле-еле я донесла камень до дома — надо было сделать несколько шагов. Положила его под окно, встала на него и заглянула внутрь. Сначала я ничего не могла разглядеть, потому что в домике было темно, но потом глаза привыкли, и я увидела посредине комнаты большой стол. Только он был не такой, как обычные столы. Он шел с наклоном, как склон, по которому я только что спустилась. Под ним стояли жестяные тазы. На стенах висели какие-то странные железные инструменты, я таких у дедушки никогда не видела. В углу лежали белые и зеленые отрезы ткани. Моя нога сорвалась с камня, нечаянно я ударила рукой по стеклу, и мне показалось, что ткань зашевелилась. Со страху я бросилась бежать, но подниматься по склону было труднее, чем спускаться. Галоши съезжали назад, я боялась оглянуться — казалось, из домика выбежал кто-то завернутый в белую материю и бросился за мной. Кажется, я даже слышала, как стукнула дверь. Я плакала и кричала. Пока я карабкалась вверх, с ноги слетела галоша, и я побежала в одной. Я кричала так громко, что, услышав мой крик, из дома выбежала мама. Я увидела ее среди камней, когда поднялась по склону. Она бежала, и упавший на шею платок развязался и несся за ней длинным хвостом. Он схватила меня и понесла домой. По дороге она тоже плакала, и я чувствовала, как шевелятся ребра у нее под кофтой.