Страница 17 из 37
Я не достаточно искусная лгунья, чтобы прятать свои чувства от нее. Олли пробрался мне под кожу.
Она видит правду.
- Он не незнакомец, верно?
- Мы просто друзья. Друзья в сети, - говорю я. Замолкаю. - Извини. Я не думала. Мне просто хотелось убедиться, что он в порядке.
Я потираю руками предплечья. Мое сердце бьется так быстро, что ему больно. Чудовищность того, что я наделала, захлестывает меня, и я дрожу.
Моя внезапная дрожь устраняет вопросы от мамы, и она включает режим доктора.
- Ты чего-нибудь касалась? - спрашивает она, снова и снова.
Я отвечаю отрицательно, снова и снова.
- Я должна выбросить твою одежду, - говорит она, после того, как я приняла душ, на котором она настаивала. Она не смотрит на меня, когда говорит: - И следующие несколько дней нам стоит быть очень осторожными, чтобы убедиться, что ничто...
Она замолкает, не может произнести слова.
- Я была там менее минуты, - говорю я в наших же интересах.
- Иногда хватает и минуты. - Ее голос звучит так, будто ее здесь нет.
- Мам, мне жаль...
Она поднимает руку и качает головой.
- Как ты могла? - спрашивает он, наконец встречаясь со мной взглядом.
Я не уверена, спрашивает ли она о том, что я вышла на улицу, или что лгала. На эти два вопроса у меня нет ответа.
Как только она уходит, я иду к окну в поисках Олли, но не вижу его. Он, возможно, на крыше. Я иду в кровать.
Я и правда была на улице? Как пах воздух? Был ли ветер? Мои ноги касались земли? Я дотрагиваюсь до кожи на руках, на лице. Она изменилась? А я?
Всю свою жизнь я мечтала оказаться снаружи. И теперь, когда это произошло, я ничего не помню. Только вид Олли, согнувшегося от боли. Только его голос, твердящий мне вернуться.
ТРЕТЬЯ МЭДДИ
Я практически уже сплю, когда открывается моя дверь. Мама застывает в дверном проеме, и я держу глаза закрытыми, притворяясь спящей. Она все равно заходит и садится на кровать возле меня.
Долго время она не двигается. Затем наклоняется, и я уверена, что она собирается поцеловать меня в лоб, потому что делала так, когда я была маленькой, но я откатываюсь от нее, все еще симулируя сон.
Не знаю, почему так делаю. Кто эта новая Мэдди, такая жестокая безо всяких причин? Она встает, и я жду, когда закроется дверь, и только потом открываю глаза.
На моей прикроватном столике лежит черная резинка.
Она знает.
ЖИЗНЬ – ЭТО ПОДАРОК
На следующее утро я просыпаюсь от криков. Сначала думаю, что это снова семья Олли, но крики доносятся очень близко. Это моя мама. Я никогда не слышала прежде, чтобы она повышала голос.
- Как ты могла так поступить? Как ты могла впустить незнакомца?
Не могу услышать ответ Карлы. Тихо открываю дверь спальни и на цыпочках выхожу на лестничный пролет. Карла стоит у основания лестницы. Моя мама всячески меньше ее, но это незаметно из-за того, как Карла уменьшается из-за ее криков.
Я не могу позволить, чтобы Карлу обвиняли в этом. Несусь вниз по лестнице.
- Что-то случилось? Она болеет? - Карла ловит меня за руку, поглаживает по лицу, ее взгляд сканирует мое тело в поисках признаков опасности.
- Она выходила на улицу. Из-за него. Из-за тебя. - Мама поворачивается ко мне лицом. - Она поставила свою жизнь под угрозу и неделями лгала мне.
Она поворачивается к Карле.
- Ты уволена.
- Нет, пожалуйста, мама. Это не ее вина.
Она прерывает меня рукой.
- Не только ее вина, ты имеешь в виду. Это и твоя вина.
- Извини, - говорю я, но никакого эффекта.
- И ты меня извини. Карла, собери вещи и уходи.
Теперь я в отчаянии. Не могу представить свою жизнь без Карлы в ней.
- Пожалуйста, мама, пожалуйста. Это не повторится.
- Конечно, не повторится. - Она произносит это с абсолютной уверенностью.
Карла молча начинает подниматься по лестнице.
Следующие полчаса мы с мамой наблюдаем, как Карла собирается. Почти во всех комнатах у нее разбросаны очки для чтения, ручки и планшеты.
Я не утруждаюсь вытереть слезы, потому что они продолжают течь. Мама держится более стойко, чем я когда-либо видела. Когда мы, наконец, добираемся до моей комнаты, я отдаю Карле свою копию "Цветов для Элджернона". Она смотрит на меня и улыбается.
- Разве я не буду плакать из-за этой книги? - спрашивает она.
- Возможно.
Она прижимает книгу к своему животу, держит ее там и не отводит от меня взгляд.
- Теперь ты храбрая, Мадлен. - Я бегу в ее объятия. Она бросает сумку медсестры и книгу и крепко меня обнимает.
- Мне так жаль, - шепчу я.
Она сжимает меня крепче.
- Это не твоя вина. Жизнь это подарок. Не трать ее попусту. - Ее голос резок.
- Ну все, достаточно, - сердито произносит мама со входа в комнату. Ее терпение закончилось. - Я знаю, что вам обеим очень грустно. Верите вы мне или нет, но и мне тоже грустно. Но настало время уходить. Сейчас.
Карла отпускает меня.
- Будь храброй. Помни, жизнь это подарок. - Она поднимает сумку медсестры.
Мы вместе идем вниз. Мама протягивает ей расчет, и она уходит.
СЛОВАРЬ МАДЛЕН
ЗЕРКАЛЬНОЕ ОТРАЖЕНИЕ
Я откидываю занавески в сторону, как только возвращаюсь в комнату. Олли стоит у окна, его лоб прижат к кулаку, а кулак прижат к стеклу. Как долго он ждет? Через секунду он понимает, что я здесь, но для меня достаточно этой секунды, чтобы увидеть его страх. Очевидно, моя функция в жизни - пронизывать страхом сердца тех, кто любит меня.
Не то чтобы Олли любит меня.
Его взгляд скользит по моему телу, лицу. Он руками показывает, что печатает, но я качаю головой. Он хмурится, снова показывает, но я еще раз качаю головой. Он исчезает и возвращается с маркером.
Я киваю.
А ты? - губами произношу я.
Я качаю головой.
Киваю.
Киваю.
Я пожимаю плечами.
Изображаю превосходное здоровье, беспокойство, сожаление и огромное ощущение утраты - все одним кивком.
Мы безмолвно смотрим друг на друга.
Я качаю головой. Этот жест говорит ему: Нет, не извиняйся. Это не твоя вина. Это не ты. Это жизнь.
ИЗМЕНЕНИЯ В РАСПИСАНИИ
БОЛЬШЕЕ
Мама безмолвно наклоняется, чтобы собрать карточки с рисунками после нашей игры в Почетную Угадайку, и складывает их в аккуратную стопку. Она хранит самые лучшие рисунки (здесь имеются в виду, как и очень хорошие, так и очень плохие) с каждой нашей игры. Иногда мы с ностальгией просматриваем нашу коллекцию - именно так другие семьи просматривают старые фотографии. Ее пальцы задерживаются над практически неудачным рисунком какого-то создания с рогами, парящего над кругом с отверстиями.
Она поднимает рисунок, чтобы я его увидела.
- Как ты придумала для этого стишок? - Она с трудом фыркает, пытаясь сделать первый шаг.
- Я не знаю, - говорю я и смеюсь, желая помочь ей. - Ты ужасно рисуешь.
Предполагалось, что создание это корова, а круг - луна. По правде говоря, я догадалась наобум, учитывая то, насколько ужасным был ее рисунок.
Она на мгновение перестает складывать стопку и присаживается на корточки.
- Я правда очень хорошо провела с тобой время на этой неделе, - говорит она.