Страница 19 из 39
жизнь, откупаясь письмами, деньгами и обещаниями, вся эта жадная, глумливая прорва
наконец настигла его и накрыла в его последнем и сокровенном убежище - как же тут не
мычать от стыда и боли и не прятать раскаленное лицо в шею любовницы?
- Да что ты их слушаешь? - чуть не закричал он. - Сюзанна поссорилась со своим
мужем - это у них на неделе два раза, чем-то затронула мою старуху, та и раскудахталась...
- Он не хотел сказать "старуху", это уже само собой вырвалось, и он увидал, как Джен
поморщилась. - Ну вот еще беда! сказал он безнадежно. - Я вижу, наговорили тебе черт
знает что, а ты и расстроилась.
- Вы не научили ваших дочерей даже грамоте, сказала она задумчиво, - они же не
могут отличить писаного от печатного. - Он осел от ее тона - так горестно и искренне
прозвучали ее слова. Замолчала и она. Так они и молчали с минуту.
- Ах, Виллиам, Виллиам, - сказала она наконец, - завтра вы будете у них. Что ж вы там
будете делать? С кем говорить? Куда вы кинетесь, когда вам станет невмоготу?
- К тебе! - пылко, тихо и решительно сказал Шекспир. - Ты мне теперь заменишь всех.
Ты моя последняя и самая крепкая любовь.
Она хотела что-то возразить, но он перебил:
- Послушай, я все обдумал. Спроси у Питера, какого коня я купил, - для него сорок
верст - пустяк, один прогон! У старика глаза разгорелись, когда он на него взглянул.
Она посмотрела на него, словно не понимая.
- Ну конечно, придется беречься. Я уже не буду заезжать к вам каждый раз.
Он не докончил, потому что увидел - она плачет.
- Джен, - сказал он обескураженно, - что это с тобой, а?
Она быстро вытерла глаза и приказала:
- Сядь!
И так как он продолжал стоять, вдруг горестно крикнула:
- Ах, да сядь же ты, пожалуйста! Мне надо тебе сказать!
Он посмотрел на нее, отошел и сел.
- Ну вот, - сказала она как-то тупо. - Я хотела сказать тебе, что нам надо перестать
встречаться.
И только что она сказала так, как он понял, что именно этого и ждал от нее с самого
начала разговора. И все-таки это было так неожиданно, что он вскрикнул. А она
продолжала:
- Муж знает все. Уж Бог ведает, кто ему сказал и что именно. Ты же знаешь, что от
него не допросишься лишнего слова. Но сегодня, как я только приехала, он сказал: "Милая
Джен, я вызвал тебя и сам уезжаю, чтобы ты могла хорошенько наедине поговорить с
мистером Виллиамом". Я ему сейчас же ответила, что наедине нам с тобой не о чем
говорить, но, наверное, все-таки побледнела, потому что он даже усмехнулся и сказал: "А
ты поговоришь вот о чем: скажешь, что мы его по-прежнему очень любим и ценим, но
останавливаться в другой раз ему у нас не следует, и вообще, раз он уже ушел из театра, пусть сидит в Стратфорде". Я чувствую, что у меня пересекается голос, и говорю: "Джемс, что ты делаешь? Он же крестный отец нашего Виллиама". А он кротко ответил: "Джен, так
будет лучше для всех нас". С этим и уехал.
Она умолкла. Шекспир понимал: это все. Здесь слова на ветер не бросаются. Волк
подумал, решил и отрезал. А Джен не такая, чтоб идти на гибель. Она его любит, конечно, но больше всего она держится за свою честь и тишину в доме. Ну, так значит, все. Не
переставая улыбаться, он наклонился и галантно поцеловал ей руку.
- Ну что ж, - сказал он любезно, - раз вы уж оба так решили - покоряюсь. Хорошо: буду сидеть дома.
- Да жить-то ты с ними как будешь? - спросила Джен, задумчиво смотря на него. - Как
тебя там встретят? Вот о чем я думаю все время.
Он выпрямился. Сейчас он уж полностью владел собой. Так его всегда укрепляла
безнадежность.
- Как меня встретит семья? - спросил он, тщательно выделяя интонации (но актеры
сразу же заметили бы, что он переигрывает). - Странный вопрос, Джен. В конце концов, это же мои дочери, и моя жена, и мой дом. Я приеду к своей семье и буду разводить розы.
Вот и все.
Она подошла и обняла его.
- Ну, я рада, что ты так это принял. Но помни я тебя люблю и о тебе думаю.
У него сразу же потеплело у глаз (это же беда - до чего он стал плаксив за последнее
время!), но он скрыл это, торопливо поцеловав ее в висок.
- И мне жалко, что мы так расстаемся, - сказал он. - Но Волк прав, пора кончать.
Случайная женщина и случайная смерть - две родные сестры.
Она возмущенно вскрикнула:
- Это, значит, я - случайная женщина?
Он мирно поцеловал ее опять в щеку, а потом быстро наклонился и стал беспорядочно
целовать ее руки - одну и другую. Это на время скрыло его лицо.
- Не сердись! - сказал он кротко и беспощадно. - Но когда человек проживет на свете
пятьдесят лет, с ним обязательно случится однажды что-то такое, что он вдруг поймет: все
встреченные женщины - случайность, а по-настоящему есть у него только одна старая и
некрасивая жена, та самая, которая сидит и, проклиная, терпеливо ждет его всю жизнь.
Вот только в ее кровати он и должен умереть, если хочет кончить по-порядочному.
- А я? - спросила Джен обескураженно. - Как же я-то, Виллиам?
Он пожал плечами.
- А ты навеки останешься в моем сердце. Без твоей любви мне было бы очень трудно, я даже не знаю, выдержал ли бы я эти годы. Ты не знаешь, какими они для меня были
тяжелыми. Но ты ведь вот меня не ждала, не проклинала, не отрекалась от меня по сто раз
в день. Ты меня только любила - и все. А любить в жизни - это все-таки, наверно, не самое
главное. Вот и получается, что ты возвращаешься к своему мужу и детям, а я иду к своей
старой злой жене и перезрелой девке - своей дочери, потому что они единственно близкие
мне люди. И оба мы с тобой с этих пор будем жить честно и лежать только в своих
кроватях, ибо, - он криво улыбнулся, - должны же исполниться наконец слова того попа из
соседнего прихода, который обручил меня с Анной. - Он улыбнулся. - Этот поп был хоть
куда - пьяница, грубиян, но людей видел насквозь. Он сказал тогда: "Парень, ты женишься
на богатой девке, которая старше тебя на семь лет. И я вижу уже, куда у тебя глядят глаза, -
ты гуляка, парень, и человек легкой жизни, но сейчас ты, кажется, уж налетел порядком, ибо у меня тяжелая рука, и кого я, поп, соединил железными кольцами, того уже не
разъединят ни люди, ни Бог, ни судьба". И вот так и получилось.
КОРОЛЕВСКИЙ РЕСКРИПТ
Глава 1
Эсквайру Саймонсу Гроу:
"Дорогой сэр! Обращаюсь к вам с великой и покорнейшей просьбой. Вот уже в
течение пятнадцати лет я занимаюсь историей смуты в нашем королевстве и в связи с ней
и жизнью короля-мученика. Мой труд начинается с описания детства его величества при
дворе венценосного отца его, короля Британии, Шотландии и Ирландии - Иакова 1.
Правда, я не имел возможности работать в королевских архивах, но зато все труды его
величества - теологические, политические, философские, демонологические и
эгзегетические - я проштудировал с величайшей основательностью. Это-то и дает мне
некоторое - пусть слабое и обманчивое - право надеяться на то, что светлый образ короля-
философа в моей книге предстанет перед потомством в подобающем ему свете и величии.
Увы, сэр, должен сознаться, что сердце мое сейчас не весьма спокойно. Слишком уж часто
на уроках (я преподаватель латинского и греческого) приходится приводить школярам
слова великого Флакка, что уж третье поколение рождается и живет в пламени
гражданской войны! Да избавит же нас Бог от этого! Именно по этой причине я решил на
склоне лет своих откинуть школьную ферулу и взяться за перо. Я хочу, пользуясь словами
Спасителя, отвести слепцов, следующих за слепым поводырем, от поджидающей их
бездны. Только объяснив все это, я могу наконец изложить свою просьбу.