Страница 2 из 56
— Федька, др-ра-атву!
А я ему:
— Извольте, Николай Евтропыч!
Или будочник, схватив обывателя за шиворот, басом возглашает:
— Вот я тебя в участок отведу-у!
А ведомый взывает тенорком:
— Помилуйте, помилуйте, служивый-й!
Мечтая о такой прелестной жизни, я, естественно, начал превращать
будничную жизнь в оперу; отец говорит мне:
— Федька, квасу!
А я ему в ответ дискантом и на высоких нотах:
— Сей-час несу-у!
— Ты чего орешь? — спрашивает он.
Или пою:
— Папаша, вставай чай пи-ить!
Он таращит глаза на меня и говорит матери:
— Видала? До чего они, театры, доводят. .»
Мир театра тянул юного Шаляпина неудержимо.
В Казани случай свел Федора с провинциальным актером и антрепренером
С. Я. Семеновым-Самарским, и вместе с его труппой Шаляпин уехал в Уфу. В
антрепризе Семенова-Самарского Шаляпин играл маленькие роли в
драматических спектаклях, работал статистом, чистил лампы, помогал
устанавливать декорации. Но врожденная музыкальность, от природы
поставленный голос не остались незамеченными. И однажды Семенов-
Самарский рискнул выпустить Шаляпина на сцену вместо заболевшего певца в
партии Стольника в опере «Галька» С. Монюшко.
Перед началом спектакля Шаляпин так сильно волновался, что даже хотел
убежать обратно в Казань. Все прошло относительно благополучно, если не
считать небольшого курьеза: один из хористов отодвинул кресло, в которое
Стольник должен был сесть в конце арии, и Шаляпин свалился на пол. Публика
хохотала. Этот инцидент все же не сыграл роковой роли в жизни молодого
певца. Очень скоро Семенов-Самарский дал Шаляпину бенефис, и начинающий
певец довольно удачно выступил в партии Неизвестного в опере «Аскольдова
могила» А. Н. Верстовского.
Труппа вскоре уехала из Уфы, и Шаляпин снова начал поиски работы ради
куска хлеба. Некоторое время Шаляпин скитался по южным городам вместе с
маленькими провинциальными бродячими театрами — малороссийской
труппой Т. О. Любимова-Деркача, французской опереткой Лассаля. Баку,
Тифлис, Батум, Кутаис — таковы маршруты странствий Шаляпина.
Неудачи преследовали молодого певца. После распада одной из трупп,
голодный, без гроша в кармане, Шаляпин добрался до Тифлиса, где вскоре
познакомился с Дмитрием Андреевичем Усатовым. Эта встреча во многом
определила судьбу юноши.
Воспитанник Петербургской консерватории, Д. А. Усатов в 1880-х годах с
успехом пел на сцене московского Большого театра, где был первым
исполнителем партий в операх П. И. Чайковского — Ленского в «Евгении
Онегине», Андрея в «Мазепе», Вакулы в «Черевичках». Великий композитор
ценил талант Усатова, его музыкальность и красивый выразительный голос.
Уйдя со сцены, Усатов посвятил себя педагогике. Но состояние здоровья жены
не позволило ему жить в Москве, и Дмитрий Андреевич переселился на юг — в
Тифлис.
Усатов стал первым учителем Шаляпина. Он взялся учить молодого певца
бесплатно, потому что верил, что сумеет сделать из него настоящего артиста. В
доме сатова Шаляпин встретил теплое участие и поддержку. Этот добрый и
чуткий человек по-отечески полюбил Шаляпина, научил юношу понимать
музыку Мусоргского. Собрав учеников, Усатов говорил:
— Возьмите «Риголетто». Прекрасная музыка, легкая, мелодичная и в то же
время как будто характеризующая персонажи. Но характеристики все же
остаются мифическими.
И Усатов легко пропевал оперные партии, наглядно подтверждая свою
мысль.
— А теперь, господа, послушайте Мусоргского. Этот композитор
музыкальными средствами психологически изображает каждого из своих
персонажей. Вот у Мусоргского в «Борисе Годунове» два голоса в хоре, две
коротенькие, как будто незначительные музыкальные фразы.
Один голос:
— Митюх, а Митюх, чаво орем?
Митюх отвечает:
— Вона — почем я знаю?
И в музыкальном изображении вы ясно и определенно видите физиономии,
видите этих двух парней: один из них резонер с красным носом, любящий
выпить и имеющий сипловатый голос, а в другом вы чувствуете простака.
Усатов пел эти реплики и затем пояснял:
— Обратите внимание, как музыка может действовать на наше воображение.
Вы видите, как красноречиво и характерно может быть молчание, пауза.
С Усатовым певец разучил несколько партий. Усатов ввел его в
любительский музыкальный кружок, а потом помог поступить в оперную
труппу Тифлисского театра. На сцене Тифлисского театра Шаляпин
дебютировал в партии Мефистофеля, затем спел Тонио в «Паяцах» Р.
Леонкавалло.
«Случай привел меня в Тифлис — город, оказавшийся для меня
чудодейственным», — вспоминал пр.- том Шаляпин. Успешнее выступления
вселялй надежды, и молодой певец, запасшись рекомендательными письмами и
благословением Усатова, поехал завоевывать Москву.
То ли потому, что театральный сезон к тому времени уже закончился, то ли
рекомендации Усатова оказались не слишком солидными, но дела для молодого
певца в Москве так и не нашлось. К счастью, через некоторое время о нем
вспомнили в Театральном бюро Е. Н. Рассохиной — своеобразной актерской
бирже, куда певец сразу же после приезда отдал свои фотографии, афиши,
газетные рецензии и отзывы.
Голос певца Рассохиной понравился. «Отлично, — сказала она, — мы
найдем вам театр!» И действительно сдержала слово. Спустя месяц — было это
18 июня 1894 года — Шаляпин получил от Рассохиной повестку с
предложением явиться к назначенному времени для знакомства с антрепренером
М. В. Лентовским.
Михаил Валентинович Лентовский — фигура весьма колоритная в
московском театральном мире 90-х годов прошлого века. Это был актер,
режиссер, антрепренер, автор нескольких водевилей, владелец театра и сада
«Эрмитаж» в Москве. Он любил размах и роскошь — в поставленных им
опереттах и феериях участвовали известные певцы, артисты балета, популярные
исполнители романсов и прочие знаменитости. «Он был при своей внешности
очень картинен, носил русскую поддевку, высокие сапоги, на груди привешена
была тяжелая массивная золотая цепь с кучей разнообразных брелоков и
жетонов — так описывал Лентовского актер и режиссер В. П. Шкафер. —
Голова, круто посаженная на широких плечах, обрамлялась легкой курчеватой
шевелюркой, темная небольшая борода лопаточкой, умный лоб и выразительные
глаза — все в общей гармонии импонировало и выделяло эту фигуру, ни на кого
Не похожую, Отличную от ийтеллигента и от разночинца и близкую скорей
всего к стилю «русских бояр», снявших свой боярский кафтан... Он был
большой мастер на выдумку и, прогорая на одном деле, умел создавать другое».
Антрепренер сердито оглядел Шаляпина.
— Можно, — небрежно бросил он в пространство.
Рассохина дала знак аккомпаниатору, и певец начал арию из «Дон Карлоса».
Не дожидаясь конца, бородач прервал исполнение:
— Довольно! Ну, что вы знаете и что можете? «Сказки Гофмана» пели?
— Нет.
— В «Аркадию» желаете ехать?
— В какую «Аркадию?»
— В Петербург.
— Извольте.
— Будете играть Миракля в «Сказках Гофмана». Возьмите клавир и учите.
Вот вам сто рублей. Ваша фамилия?
— Шаляпин.
По дороге в Петербург Шаляпин представлял себе почему-то город, стоящий
на горе и утопающий в зелени. Увидел он поначалу бесконечные фабрики,
заводы. Петербург оказался дымным и хмурым, не похожим на город,
рисовавшийся в воображении.
Чего ждал Шаляпин от Петербурга? Особых планов у него, по-видимому, не
было. Он не был избалован жизнью. Именно поэтому певец довольно легко
примирился с тем, что «Аркадия» оказалась далеко не аристократическим