Страница 29 из 38
Дом Хартманнов находился на окраине города у реки, и хотя он не относился к старинным постройкам, у него был вид типичного альпийского дома с балконом вдоль верхнего этажа. Дом окружал обширный сад.
Герр Хартманн и его жена оказались приветливыми, дружелюбными людьми, и оба вполне прилично говорили по-английски. Софи в цветном шелковом платье радостно приветствовала гостей. Она протянула руки Эми и Ивлин, к Ивлин с некоторой неохотой пожала руку девушки. Софи невозможно было не любить, но в данных обстоятельствах Ивлин не хотела слишком близко сходиться с ней.
Потом к Софи подошел Макс. Он взял ее руки в свои и поочередно поднес их к губам.
Это было очаровательное зрелище: высокий светловолосый мужчина с нежным выражением на мужественном лице и хрупкая тоненькая девушка с золотистыми волосами, но Ивлин была не в состоянии оценить его. Ревность черной пеленой окутала ее, неожиданно поразив своей силой. Девушке пришлось приложить усилия, чтобы взять себя в руки. Софи не виновата, что Макс любит ее; это ее счастье и компенсация за физический недостаток. И хотя лицо Софи выражало искреннюю привязанность к Максу, Ивлин не переставала думать о том, может ли это хрупкое создание разделить его страсть. Софи окружал такой ореол непорочности, что ее невозможно было представить в объятиях мужчины. Ивлин подавила в себе такие мысли, они были продиктованы ревностью. Несмотря на свой ангельски непорочный вид, Софи была нормальной девушкой, а эта ее кажущаяся недоступность делала ее только желаннее для Макса, ведь он знал, что еще ни один мужчина не прикасался к ней.
— Боюсь, что мне уже пора идти, — сказал Макс. — Мои конкурсанты ждут меня.
— Может быть, Ева… тоже хочет пойти? — с трудом подбирая английские слова, предложила фрау Хартманн. — Мы не можем предложить ей каких-то развлечений.
— Ева приехала навестить меня, — решительно сказала Софи. — Я знаю, что Макс оставит ее со мной всего на один день. А я эти оркестры уже слышала сотни раз.
Все это было сказано вполне спокойным тоном, но не почудились ли Ивлин в голосе девушки нотки недовольства? Может быть, Софи все же недовольна тем, что Макс ездил с Ивлин на перевал Бреннер, но известно ли ей о Мюнхене? Ивлин перехватила невозмутимый взгляд Макса и поняла, что Софи ничего об этом не знает.
— Конечно, я предпочитаю провести время с тобой, Софи, — быстро ответила Ивлин.
— Похоже, вы хотите разобрать меня по косточкам? — с усмешкой спросил Макс.
— Ах, какое самомнение! — воскликнула Софи. — Ты думаешь, кроме как о тебе нам не о чем поговорить? Отправляйся по своим делам и будь уверен, что мы о тебе даже не вспомним.
Ивлин только оставалось надеяться, что так оно и будет. Она очень боялась услышать из уст Софи признание о ее любви к Максу.
Макс добродушно рассмеялся.
— Получив удар по самолюбию, я покорно склоняю перед вами голову и удаляюсь. Auf wiedersehen.
Когда Макс ушел, фрау Хартманн посетовала, что Макс даже в выходной совсем не отдыхает.
— Он был здесь на ленче, потом вернулся в Зеефельд, а теперь быстро уехал по своим делам, чтобы вечером успеть отвезти вас в ваш пансион.
— Я не знала, что он приезжал лишь для того, чтобы отвезти нас на машине, — воскликнула Эми. — Мы вполне могли бы добраться поездом.
Герр Хартманн улыбнулся.
— О нет, Макс не допустил бы этого.
— Макс приезжал поговорить со мной по одному важному делу, — объяснила Софи. — Ева, где ты? Пойдем со мной в мою комнату. Пусть они здесь побеседуют одни, хорошо?
— Мы позовем вас пить чай, — сказала ее мать.
Среди знакомой обстановки дома физический недостаток Софи был совсем незаметен. Она точно знала, где находится каждый предмет и как лучше его обойти. Она очень уверенно поднялась по лестнице.
В комнате Софи не было ничего лишнего, не было безделушек, которыми девушки любят окружать себя, и Ивлин остро почувствовала, как многого лишена Софи. Простой деревянный пол, небольшой ковер, надежно прикрепленный к полу, гладкие стены, ни картин, ни книг, ни зеркала. На столике у кровати рядом с колокольчиком — радиоприемник. Единственным украшением комнаты было распятие на стене, перед которым стояла скамеечка. Под ним на полке стояли свечи в резных подсвечниках, а между ними темноволосая девушка ставила в вазочку первые, едва расцветшие розы. В этой домашней молельне не было ничего необычного, но Ивлин сразу же невольно подумала, что Софи, наверное, очень религиозна.
— Gruss Gott, Fräulein, — робко сказала темноволосая девушка.
— Это Аннелиза, моя преданная помощница, — представила девушку Софи.
Аннелиза поставила розы, сделала книксен и удалилась.
— Она выходит замуж и покидает меня, — со вздохом сказала Софи. — Мне будет ее очень не хватать.
Открытые окна комнаты выходили на балкон, и через них яркие солнечные лучи беспрепятственно проникали в комнату. Софи подставила лицо солнцу.
— Это самая светлая комната в доме, — сказала она. — Вид отсюда, как мне говорили, очень красив, но я не вижу его… пока, зато я чувствую солнце. Тебе нравится моя комната?
Ивлин вежливо сказала, что комната просто очаровательна.
— Садись куда-нибудь, — предложила Софи. — Здесь есть удобное кресло.
Кресло стояло у окна, и когда Ивлин села, Софи стала взволнованно ходить по комнате взад и вперед.
— Ты знаешь, что на следующей неделе я ложусь в больницу? — спросила она. — Этот доктор, он очень опытный, очень известный. Я была у него недавно, и он сказал моему отцу, что сможет вернуть мне зрение.
— Замечательно.
Лицо Софи приобрело задумчивое выражение.
— Все так говорят, но это так странно…
— Неужели ты колеблешься?
— Макс говорил, что я непременно должна сделать операцию, я и сама хочу стать нормальным человеком, чтобы сбылось мое самое заветное желание. Макс говорит, что как раз это совершенно неважно, но он заблуждается. Я не хочу, чтобы меня принимали из жалости.
Ход мыслей Софи иногда было трудно понять, но одно Ивлин было ясно: у девушки есть гордость и она боится, что любовь к ней Макса не более чем жалость. В этом Ивлин легко могла разубедить ее, ведь она видела выражение лица Макса, когда он смотрел на Софи.
— Я уверена, что Макс любит тебя такой, как ты есть.
Софи нежно улыбнулась.
— Ах, милый Макс! Я знаю его всю свою жизнь и во всем на него полагаюсь, иногда даже слишком, но что бы ни случилось, я знаю, что он меня не подведет. — Девушка вздохнула. — Мне так хочется, чтобы он был счастлив.
— Так и будет, если… — Ивлин замялась. Она хотела сказать «если зрение вернется к тебе», но этого могло и не произойти. Она искренне надеялась на успех операции, ведь от этого зависело счастье Макса, но ее беспокоила слепая вера Софи в Макса, хотя она и не собиралась разрушать ее. Собственный опыт заставлял Ивлин сомневаться в нем. Несмотря на всю любовь Макса к Софи, сможет ли он остаться верен ей?
Софи подошла к Ивлин и тронула ее за плечо.
— Можно мне прикоснуться к твоему лицу? — робко спросила она. — Только так я могу понять, как выглядит человек.
— Пожалуйста, я не против, — мягко ответила Ивлин.
Легко, как бабочка, нежная рука девушки заскользила по лицу Ивлин, задерживаясь на каждой его черточке.
— Хорошее лицо, — сказала она. — Макс говорил мне, что ты пережила большую боль и утрату. Он слушал твою игру в Лондоне. Он рассказывал, какой ты была красивой.
— Думаю, он сказал так под впечатлением от моей игры, — сдержанно произнесла Ивлин.
— Возможно. Я тоже слышала, как ты играла.
— Откуда?
— Концерт транслировали по радио.
— Ах да, конечно. — Ивлин совсем забыта об этом. Ее концерты дважды записывали на радио.
— А ты тоже любишь Макса? — неожиданно спросила Софи.
Румянец залил щеки Ивлин, и она была рада, что ее собеседница не может этого видеть. Тщательно подбирая слова, она ответила:
— Моя единственная любовь умерла. Разве Макс не говорил тебе об этом?