После Куликовской битвы

Вообще в этой статье договора несколько неожиданно выглядит определение «поиманые». Под последними обычно понимают захваченных рязанцами в плен москвичей. Однако во всех прочих докончаниях, дошедших до наших дней, пленные именуются «полоном» т. е. собственно военнопленными[125], обычно размениваемыми по завершении военных действий, и «нятцами», захваченным в плен гражданским населением, подлежащим выкупу по данным им кабалам[126].

С другой стороны, договорные грамоты часто употебляют однокоренное уникальному, повторимся, для договорных грамот отглагольному существительному «поиманые» существительное «поимание». Наряду с определением «грабеж», оно характеризует трофеи, полученные в ходе военных действий[127], однако и здесь, похоже, существует определенная терминологическая разница. «Грабеж» захватывался в ходе собственно вооруженных столкновений («воины и грабежи»)[128], «поимание» же имело в виду присвоение чужой собственности в пору «нелюбья». Так, «поиманием» договорные грамоты великого князя московского Василия Васильевича с галицкими князьями называют великокняжескую казну, захваченную в Москве отцом последних, князем Юрием Дмитриевичем, а также великокняжеский архив, «ярлыки и дефтери», в ходе борьбы за московский стол оказавшиеся в руках племянников Юрия Дмитриевича, можайского и белозерского князей[129].

Возможно, в оригинале московско-рязанского договора 1381 г. (грамота, как и прочие московско-рязанские докончания, дошла до наших дней в копии начала XVI в.) читалось не «грабеж и поиманые», а «грабеж и поимание», и речь, в таком случае, шла исключительно о захвате рязанцами имущества москвичей. Хронологическая привязка захвата «поиманых», если даже это не искажение архетипного текста докончания, и «грабежа» в московско-рязанском докончании 1381 г., «от того времени (битвы. – А. Л.)», может быть истолкована двумя способами, либо как имевшие место непосредственно сразу после сражения, либо в почти годовом временно́м промежутке между Куликовской битвой и заключением договора, то есть между 8 сентября 1380 и летом 1381 гг.

Если речь идет о тех самых грабежах сентября 1380 г., которые инкриминируются рязанцам ранними летописными рассказами о Куликовской битве и которые имели место во время возвращения армии-победительницы домой через владения Олега Ивановича, то непонятно, почему Дмитрий Иванович Московский собирается решать вопрос о них путем совместного, причем с «грабителями»-рязанцами, суда. Речь могла бы идти только о безоговорочном, в императивном порядке, возвращении того и другого, так же, как договором 1381 г. был установлен вассалитет Олега Ивановича и переведены в московское владение стратегически значимые территории Рязани, «место Тула» и «места Талица, Выползовъ, Такасовъ».

Возвращаясь к формуле о «суде вопчем» московско-рязанского договора 1381 г., необходимо вспомнить один очень важный факт. Докончание сохранилось только в рязанском варианте. Княжеские договоры, как известно, готовились в двух противенях, в нашем случае московском и рязанском, с соответствующей меной имен собственных, местоимений и пр. Если допустить, что в несохранившейся московской грамоте, предназначенной Рязани, формула «от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» выглядела как «от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Олга, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» то есть содержала аналогичное обязательство Москвы Рязани, тогда понятно появление в тексте договора 1381 г. судебной процедуры как способа разрешения вопроса о «поиманых» и «грабеже», очевидно находившихся и у того, и у другого великих князей. В таком случае, надо думать, «поиманые» и «грабеж» не были результатом антимосковских действий Олега Ивановича сентября 1380 г. или, может быть, не только их.

В московско-рязанских договорах 1402 и 1447 гг. упоминаются два размена военнопленными, один по результатам, как полагают исследователи, московского похода на Рязанское княжество 1385 г., второй же вообще относящийся к итогам битвы московских и рязанских «ратей» при Скорнищеве в 1371 г.[130] – в обоих случаях речь идет об отпуске договаривающимися сторонами «полона» и снятии взаимных претензий по имуществу («а грабежу всему погреб») и никаких судебных процедур в связи с этим не предусматривалось. Бывало и так, что «полон», оказавшийся в распоряжении рязанской стороны, был результатом совпадения неких обстоятельств. В московско-рязанском договоре 1434 г. фигурирует московский «полон», захваченный в 1408 г. при погроме княжества, учиненном Едигеем и «запроваженный» и «запроданный» в Рязани, равно как и иной татарский «полон» договоров 1402 и 1483 гг., оказавшийся в Рязани после бегства пленников из Орды. Во всех случаях судьба «полона» также подлежала не суду, а безоговорочному возвращению «запроваженных» и «окупу» «запроданных»[131].

Рискнем предположить, что интересующую нас фразу договора 1381 г. надо понимать не как свидетельство антимосковских действий 1380 г. Олега Ивановича, а как следствие того, что через Рязань шли транзитные торговые пути на юг, в связи с чем, очевидно, возникали разнообразные имущественные коллизии. «А что князь великии Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того времени что грабеж или что поиманые» может указывать на временной промежуток между 8 сентября 1380 г., Куликовской битвой, и датой заключения договора, летом 1381 г., когда в Москве и Рязани могли оказаться задержанные подданные великих князей и их имущество, судьбу которых теперь надлежало решать «вопчим судом».

В московско-рязанском договоре 1402 г. есть пункт, как правило, трактуемый как упоминание о Куликовской битве, по смыслу аналогичное тому, что включено в докончание 1381 г.: «А будет в твоеи отчине тех людеи, з Дону которые шли, и тех ти все отпустити»[132]. В «людях» великого князя московского, шедших «з Дону», видят участников сражения 8 сентября 1380 г., плененных рязанцами[133], хотя, повторимся, в ранних летописных рассказах о битве неблаговидные действия великого князя Олега Ивановича описываются как «переметывание мостов» и «грабеж», а о насильственном пленении подданных Дмитрия Ивановича не говорится вовсе.

Вообще выражение «идти с Дона» имеет устойчивый антоним «идти на Дон», употреблявшийся в документах XV в. по, так сказать, прямому назначению, применительно к тем, кто движется дорогами на юг и обратно, главным образом по торговым делам[134]. Видеть в этом положении договора 1402 г. эвфемизм, отсылающий к событиям Куликовской битвы, а не простое указание на урегулирование положения транзитных путешественников, по каким-то причинам задержанных рязанскими властями, нет, как представляется, особых оснований.

Теснейшим образом связанным с последствиями сражения на Куликовом поле считается требование одного из пунктов докончания 1381 г. «к Литве князю великому Олгу целование сложити»[135]. Следующее далее обязательство рязанского князя строить свою литовскую политику исходя из характера московско-литовских отношений приводилось выше, и в нем предусматривается возможность нового «взятия любви» Литвы и Рязани в том случае, если аналогичный договор в будущем свяжет Литву с Москвой.

125

ДДГ. С. 43, 54,83, 86,88,91, 102, 104, 106, 108, 111, 114, 144, 286.

126

ДДГ. С. 102, 104, 148 («Нятцы…на которых поиманы кабалы»). Подробнее о коломенских «нятцах»: Лаврентьев А. В. Московско-рязанское соперничество за Коломну в 1385 г. // Коломнаи Коломенская земля: история и культура. Коломна. 2009. С.52.

127

ДДГ C. 36 («А кого… или что еси пограбил или что оу людеи помано»).

128

ДДГ C. 91, 93, 99, 102, 104, 111, 114, 148.

129

ДДГ C. 91, 93, 141. Ср.: «А что… поимани будут мои люди в твоих городех, и в волостехъ, и в селехъ… воиною и грабежом» (ДДГ. С. 111).

130

ДДГ. С. 144, 54.

131

ДДГ. С. 86.

132

ДДГ. С. 54.

133

Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 248–249; Ср.: «Район битвы глухо упомянут в договорах московских князей с рязанскими… 1381… и 1402 гг.». (Хорошкевич А. Л. О месте Куликовской битвы // ИСССР. 1980. № 4. С. 93).

134

Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и Турцией. С. 298, 314. Ср. предостережение Ивана III великой княгине рязанской внимательней следить за попытками ухода ее подданных «самодурью на Дон в молодечество». Цит. по: Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 202.

135

Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 344.