Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 13

В правящих кругах России мнения о дальнейших шагах на Балканах резко разделились. Руководители Министерства иностранных дел К. В. Нессельроде и И. Каподистрия возглавили две противоборствующие группировки. Последнего поддерживали влиятельные русские дипломаты Г. А. Строганов в Константинополе. Ю. А. Головкин в Вене, Х. А. Ливен в Лондоне, К. О. Поццо-ди-Борго в Париже[100]. Выражая мнение всей «военной партии», Каподистрия разработал план «понудительных мер» по отношению к Османской империи и ждал лишь согласия императора ввести войска в Дунайские княжества.

Группировка Нессельроде считала необходимым сохранять верность принципам Священного союза, находя несовместимой с ними военную поддержку революционного движения. Александр I предпочел поддержать эту партию, что определило всю дальнейшую политику России во время кризиса. Следствием победы партии Нессельроде стала отставка всех приверженцев войны – Строганова, Головкина, Каподистрии.

В начале 20-х гг. XIX в. революционные движения развернулись в Испании, Неаполе, Португалии и Пьемонте, что не могло не вызвать тревоги реакционных правительств Европы. Они рассматривали греческое восстание в одном ряду с другими европейскими революциями. Конгрессы Священного союза были призваны выработать единую точку зрения на происходящие процессы в социально-экономической и политической жизни целого ряда государств, наметить конкретные действия, вплоть до вооруженной интервенции союзных держав в страны, охваченные революционным пожаром. Прежде всего великие европейские державы стояли за сохранение политики status quo на Балканах. Особенно ярыми приверженцами такой политики были англичане. Англия сохраняла с Портой дружественные отношения и была заинтересована в скорейшем подавлении греческого восстания. Правда, уже в 1823 г. в правящих кругах Великобритании наметилась тенденция к поддержке греческого освободительного движения – долгие колебания Петербурга использовались для того, чтобы представить русскую политику в невыгодном свете и выступить единственным посредником в урегулировании турецко-греческих отношений. Английский министр иностранных дел Дж. Каннинг заявил в 1823 г.: «Россия покинула свое передовое место, Англия должна воспользоваться этим и занять его»[101].

Австрия также выступала за неделимость Османской империи, отвергая возможность любых национально-освободительных движений. Австрийский канцлер прежде всего опасался «дурного примера» восставших греков для многочисленных народов своей страны. Что касается Франции, то ее позиции были ослаблены после Наполеоновских войн и она не имела решающего голоса в обсуждении европейских проблем. Она была заинтересована в предоставлении ей торговых привилегий в районе Средиземноморья и Балкан, а для их обеспечения также требовалось сохранение status quo.

Российское правительство было вынуждено поддерживать общие антиреволюционные настроения держав – членов Священного союза, но в то же время считало, что России принадлежит особая миссия в разрешении конфликта на Балканах. Учитывая ее признанную роль в качестве державы – покровительницы православного населения Османской империи, российские власти пытались протестовать против особо жестокого обращения турецких войск с мирным населением Греции. Российский МИД представил Порте целый ряд официальных нот в защиту греков, мало надеясь на их результативность. Между тем после разрыва русско-турецких дипломатических отношений в это время впервые стали появляться планы вооруженной защиты Россией своих прав на Балканах. Представителям в Вене, Берлине, Париже и Лондоне предлагалось запросить соответствующие кабинеты об их отношении к возможной посылке русских войск в европейские провинции Османской империи[102]. Опасаясь брать на себя ответственность в столь «общем» для всех европейских держав деле, как судьба Османской империи, Александр I хотел заручиться если не прямой поддержкой союзников, то хотя бы их нейтралитетом. Российские правящие круги пытались заранее выработать общую с союзниками точку зрения на балканские дела, а при благоприятных обстоятельствах – привлечь их к совместным военным действиям. Александр I даже поделился своими соображениями с министром иностранных дел Великобритании Р. Каслри[103].

Восстановление дипломатических отношений между Россией и Османской империей стало возможным лишь после того, как Порта согласилась удовлетворить русские требования относительно свободного прохода торговых судов через Проливы и эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. Этому предшествовала нота, врученная английским послом в Константинополе лордом Стренгфортом Порте 11 августа 1823 г. В ноте указывалось на неправомерность действий османского правительст ва, а проводимая им политика называлась «заблуждением»[104]. Английский кабинет взял на себя урегулирование русско-турецких отношений, стремясь избежать военного конфликта на Балканах. В Великобритании прекрасно понимали, что «миролюбивая политика российского государя… достаточно непопулярна в империи среди государственных служащих и военных. Русские коммерсанты и земледельцы присоединяют свой голос к голосу тех своих сограждан, кто и раньше высказывался за войну»[105]. Усилиями западных держав Александр I, «несмотря на справедливое свое неудовольствие против турок», начал некоторое сближение с османским правительством[106]. В октябре 1823 г. генеральный консул России в Бухаресте М. Я. Минчаки был назначен временно управляющим торговыми делами в Константинополе.

Миссия Минчаки рассматривалась в Петербурге в качестве «залога и предвестия» восстановления дипломатических отношений с Османской империей[107] и должна была послужить свидетельством примирительной политики России, готовой пойти на улучшение отношений с Портой[108]. Согласно инструкции, Минчаки поручалось урегулировать и восстановить торговые связи, но при этом не исключалась возможность, пользуясь случаем, довести до сведения султанского правительства политические виды России. Вместе с тем Минчаки должен был дать почувствовать разницу между порученной ему миссией и подлинным «восстановлением прежних отношений между двумя империями»[109] в полном объеме.

Уже в августе 1824 г. на пост посланника и полномочного министра в Константинополе был назначен А. И. Рибопьер. Однако его отъезд в турецкую столицу был отсрочен до тех пор, пока османское правительство не предпримет конкретных мер по эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. На Минчаки временно возлагались обязанности поверенного в делах[110]. Осенью 1825 г. на конференции между Минчаки и реис-эфенди (министр иностранных дел Турции) впервые после длительного перерыва вновь возник вопрос о Сербии. Речь снова шла о выполнении VIII статьи Бухарестского договора[111]. В решительной форме Порте опять предъявлялось требование выполнения всех ее обязательств по заключенным ранее соглашениям.

Возвращение к обсуждению сербской темы и решительный тон российских выступлений свидетельствовали о том, что правящие круги подготовили новый план действий на Востоке. Неудача Петербургской конференции европейских держав по греческому вопросу еще раз подтвердила нежелание правительств Англии, Австрии и Франции пойти на соглашение с Россией и принять коллективные меры по урегулированию греко-турецкого конфликта. Александр I, ранее не решавшийся нарушить обязательства, вытекавшие из членства в Священном союзе, и стремившийся «не допустить в греческом вопросе другой гарантии и вмешательства, кроме коллективного», решился наконец на самостоятельную инициативу[112]. Российский император заявил, что впредь Россия считает бесполезным «вступать в новые объяснения со своими союзниками о турецких делах» и «будет исключительно следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами». Лондонская «Таймс» признавала, что продолжительное время союзнические узы налагали обязательства и удерживали российского императора от самостоятельных шагов: «Потребовалось четыре года тяжелой борьбы, – писала она в декабре 1825 г., – чтобы помешать Александру I пройти маршем от Дуная и уничтожить турецкий деспотизм»[113].

100

Достян И. С. Россия и Балканский вопрос. М., 1972. С. 214.

101

Цит. по: Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887. С. 154.

102

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 279. Циркулярная депеша управляющего Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде посланнику в Берлине Д. М. Алопеусу, посланнику в Вене Ю. А. Головкину, поверенному в делах в Лондоне П. А. Николаи, послу в Париже К. О. Поццо-ди-Борго. 29 августа (10 сентября) 1821 г.

103

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 279. Письмо Александра I министру иностранных дел Великобритании Каслри. 29 августа (10 сентября) 1821 г.

104

ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 709. Прим. 114.

105





ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 712. Прим. 116.

106

Записки гр. Ал. Ив. Рибопьера // РА. 1877. Кн. 5. С. 122.

107

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 240. Инструкция статс-секретаря К. В. Нессельроде генеральному консулу в Бухаресте М. Я. Минчаки. 8 (20) октября 1823 г.

108

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 228. Письмо статс-секретаря К. В. Нессельроде послу Великобритании в Константинополе Стрэнгфорту. 28 сентября (10 октября) 1823 г.

109

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 240. Инструкция статс-секретаря К. В. Нессельроде генеральному консулу в Бухаресте М. Я. Минчаки. 8 (20) октября 1823 г.

110

ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 595. Управляющий Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде М. Я. Минчаки. 16 (28) августа 1824 г.

111

АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2351. Л. 169–169 об. Протокол конференции от 1 (13) октября 1825 г. между М. Я. Минчаки и реис-эфенди.

112

Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1878. Т. IV. Ч. I. С. 331.

113

Цит. по: Гуткина И. Г. Противоречия европейских держав в первые годы греческой войны за независимость (1823–1826 гг.) // УЗ ЛГПИ. Л., 1966. Т. 288. С. 168.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте