Свободные от детей

— Неплохо. Можно даже сказать, хорошо. Вот женился недавно.

У меня с облегчением вырывается:

— Ух, ты! Поздравляю.

— Спасибо. Уже малыша ждем.

— Ну, замечательно! Значит, все как у людей?

— Почему бы и нет?

— Действительно!

Мне хочется, чтобы он поскорее ушел, и я делаю паузу, давая ему шанс распрощаться. Но Денис медлит, ждет чего-то, и я обреченно продолжаю разговор.

— Вы были на моей презентации?

— Был. Я же говорил, что я ваш читатель.

Мгновенно высвечивается: его голые плечи на скомканной подушке, искусанные мною губы… Я невольно всматриваюсь в них, и мне кажется, что они до сих пор хранят следы моих зубов. Хотя это, наверное, уже беременная жена постаралась… У меня тоже не было токсикоза, от запаха мужчины не стошнило бы. Вот только никого тогда не было рядом, кроме Егора. Вытолкавшего меня за дверь… Однажды так же, до боли, впившегося в мои губы, когда мы оказались с ним в доме одни…

Что задержало тогда Леру в городе — уже не помню. Выполняя ее инструкции, Егор принес мне стакан кефира на сон грядущий и не сразу вышел из комнаты, спросил о чем-то, и мы разговорились, что случалось крайне редко. Мне всегда казалось, что он недолюбливает меня, и я избегала общения с ним. Пить при нем кефир мне почему-то не хотелось, я поставила стакан на подоконник, и, отвечая Егору, засмотрелась на то, как мягко золотятся на закате стволы сосен. Теплый древесный свет, очень люблю его…

В какой-то момент я потеряла нить разговора и замолчала, глядя в окно. Может быть, возникшая тишина показалась Егору особенной, интимной, и что-то взволновалось в нем? Настолько сильно, что он вдруг повернул меня к себе, сжав плечи, и, не произнеся ни слова, припал к губам. К тому времени моей беременности было пять месяцев, долгий срок воздержания… И вспыхнувший было ужас мгновенно вытеснило желание настолько мощное, что я удивляюсь, как не случился выкидыш. В ушах звенело, и колотилось сердце, а горячая ладонь Егора гладила мой живот, вжимаясь, отыскивая путь проникновения. Это было потрясающе, не понимаю, как у меня хватило сил оторваться от такого наслаждения. Видно, я все же чертовски люблю свою сестру…

— Тебя так заводит мой живот? — оттолкнув его, спросила я. — У тебя тайная страсть к беременным женщинам? Сходи к сексопатологу, он поможет.

Егор ушел тогда, ничего не ответив. А ночью меня разбудили настойчивые волны оргазма. Вот такой у нас был роман с мужем моей сестры.

…Почему все это вспомнилось за ту секунду, что я разглядывала губы Дениса? Цепочка сексуальных фрагментов моей жизни не так уж длинна, они истово цепляются друг за друга, вытягивают из беспамятства. Мне не хотелось вспоминать тот эпизод в доме сестры, и я уверена, что никогда даже не намекну ей на неверность Егора. Если она и узнает о нем что-то, только не в связи со мной и не от меня. А открыться, я думаю, может многое… Он как раз тот тихий омут, в котором водятся такие черти, — пропасть можно!

Этот Денис из таких же, вдруг понимаю я, хотя весьма смутно помню ощущения ночи, проведенной в его постели.

— Вам есть с кем отпраздновать презентацию? — вдруг интересуется он.

Сознательно бьет по самому больному или это выходит случайно? Близорукий снайпер…

— Найдется!

Я больше скалюсь, чем улыбаюсь, и это дает ему понять, что задел нешуточно, теперь попробуй зализать рану. И он делает попытку:

— А меня не возьмете в компанию?

Непроизвольно оглядываюсь, все еще пытаясь найти Власа, но его нигде не видно, и я думаю со злостью: «Сам виноват. Характер показываешь? Давай, продолжай в том же духе…» Положенные два месяца «полового покоя», как называют это гинекологи, еще не истекли, но я наспех решаю, что ничего страшного не случится. Психология по Высоцкому: «А мне плевать, мне очень хочется…»

— Почему бы и нет? — я чувствую, как улыбка становится другой. — А жена не будет вас искать?

Вытащив из кармана телефон, Денис демонстративно отключает его:

— Разрядился…

— Ага! Вот, значит, как это делается!

Он пожимает плечами:

— Всякое случается…

Часто ли случается, я не спрашиваю, не мое это дело. Меня интересует другое:

— Сходим куда-нибудь или сразу ко мне?

— К тебе, — отбросив условную официальность, говорит он.

По глазам вижу, что его тоже одолевает желание. По-хорошему, лучше бы сделать это прямо в машине, не мучая друг друга ожиданием, но мы оба помним, что у меня праздник, и надо же как-то соблюсти приличия… К тому же стекла не тонированные…

Но когда мы уже направляемся к моей машине, навстречу выруливает белая «тойота», чистая и непорочная, хотя и из дешевеньких… И я кожей чувствую, что Денис готов шарахнуться от меня.

— Моя жена, — цедит он сквозь зубы. — Вот черт!

Его лицо уже сияет навстречу блондиночке, чья беременность еще не заметна. Выбравшись из машины, она немедленно начинает обмахиваться веером, что выглядит совершенно нелепо после заката солнца, да еще в сочетании с драными джинсами, висящими на копчике. Голубой топик оставляет открытыми веснушчатые плечи, которые я на ее месте прятала бы. Денис жизнерадостно ржет, гарцуя от радости:

— Привет, дорогая! Познакомься, это Зоя Тропинина.

— А-а, — тянет она без интереса. — Очень приятно. А я решила за тобой заехать, ты же без колес.

Я молча открываю машину: о чем мне с ними беседовать? Но Денис начинает оправдывать ситуацию:

— Подожди, Танечка, я только возьму автограф. Такая толпа набежала, пришлось пережидать.

— Ну, давай, — безразлично откликается она. — Здесь где-нибудь есть туалет?

Он бросает на меня умоляющий взгляд, надеясь, что мне удастся провести его жену в театр через служебный вход, но я сажусь за руль, пусть сами разбираются. Кажется, меня сейчас просто разорвет от злости…

— А как же автограф? — жалобно вскрикивает Денис и бросается ко мне.

Открыв дверцу, я достаю ручку и делаю на книге дежурную, не вызывающую подозрений надпись.

— Спасибо, — шепчет он. — Можно я позвоню? Скажи телефон, я запомню.

— Никогда, — произношу по слогам, чтобы лучше дошло. — Ты чуть не поставил меня в дурацкое положение. Женился, так иди и живи с ней. Ищи ей туалет. Или горшок покупай. Катись отсюда.

Через лобовое стекло улыбаюсь его жене и машу рукой. Не дав машине как следует прогреться, я срываюсь с места и понимаю, что сейчас буду носиться по городу, пока бензин не кончится. Ничто другое не способно унять мою злость.

Лера звонит еще несколько раз, в том числе и на стационарный телефон в машине, но сейчас мне не хочется с ней разговаривать. И боязно: вдруг со злости ляпну что-нибудь про Егора, а потом не прощу себе этого до конца жизни. Хотя сделать гадость хочется… Только не ей. К брату поехать? Но тут же вспоминается его алиби: оказывается Антон пишет стихи… Настеньке посвятил… Значит, все же делает попытки выбраться из груды пеленок, которыми завалила его Лиза, создать что-то более значительное, чем очередной зародыш. Даже если его стихи нехороши, они все же лучше, чем его отвратные детки… Несовместимые вещи… Цветаева не повесилась бы, если б у нее не было детей.

Я вдруг ловлю себя на том, что уже мчусь по Варшавке, обходя всех подряд и слыша возмущенно-бессильные гудки позади. Значит, подспудное желание отыскать Власа управляет мной сильнее, чем мне казалось. «Я хочу видеть этого человека…» Зачем — сейчас не время разбираться. Как всегда, все окажется проще, чем можно напридумывать: я хочу любви, у меня так давно не было мужчины, а Влас, как ни крути, был одним из лучших моих любовников. Хотя так и не стал любимым… Но, может, это уже никому не под силу? Кто способен соперничать с уже ушедшим? Заведомый проигрыш.

Чтобы придать себе сил, я повторяю реплики, услышанные от читателей, и от них по всему телу разбегаются теплые волны, оседающие на сердце веселой пеной. Влас, конечно, слышал все эти потрясающие слова, которые нашлись для меня у незнакомых людей, и то, что он испытывает ко мне, должно было обогатиться чужим восхищением. Разве может быть иначе?