Страница 51 из 120
Харитон только мельком взглянул на Думина, подскочил к Марку, уставился на него злыми глазами.
— Это ты, — запальчиво крикнул он, — это ты взбаламутил! Чего ты от нас хочешь, а? Чего тебе надо? Ты знаешь, чем все это пахнет? Таких типов, знаешь, как надо — вот! — Он быстро положил ноготь на ноготь и сделал движение, будто что-то раздавил. — Понял?
Марк молча оттолкнул его рукой и первым направился к конторе. За ним пошли все остальные. Тогда Харитон забежал вперед и, заглядывая в глаза поочередно Думину, Косте, Андреичу и Димке Баклану, затараторил:
— Братцы, подождите, братцы! Он же сказал, что накинет на расценки. Ну? Давайте скажем, чтобы в двойном размере. Он согласится. Слышите, братцы?
Думин остановился, взял Харитона за ворот комбинезона, встряхнул, затем легко приподнял и снова опустил на землю.
— Слушай ты, братец! До каких пор ты будешь путаться тут под ногами? Или ждешь, пока я из тебя душу вытряхну? Ну-ка! — кши! Шелудивая одноклетошная!
В кабинет к Борисову вошла секретарша.
— У меня там люди, Василий Ильич. Сварщики. Шесть человек. Можно к вам? — сказала она.
Борисов поморщился.
— Просите.
Когда они вошли, Борисов встал из-за стола и гостеприимным жестом хозяина указал на диван и стулья:
— Прошу садиться, товарищи.
Однако никто не сел. Плотно сгрудились у стола и все, кроме Харитона, положили перед Борисовым заявления. Борисов взглянул на них, чуть улыбаясь, сказал:
— Вас шестеро, а заявлений пять... Почему?
Харитон протиснулся вперед, доложил:
— Я не писал, Василий Ильич. Я в корне не поддерживаю. Имейте это в виду. Я остаюсь.
— Буду иметь в виду.
Борисов был, как всегда, спокоен и, кажется, даже весел. Он взял со стола одно из заявлений, надел очки, стал читать вслух:
— «От сварщика-докера Климентия Думина. Начальнику цеха. Мне двадцать шесть лет. Из них восемь я работаю сварщиком. Как-то я подсчитал — и получилась такая картина: оказывается, я проработал на сварке почти двадцать тысяч часов! Категорически вам заявляю, что все двадцать тысяч часов работал с пользой для дела, последние же двадцать два часа, работая на ненужной барже, я фактически выкинул коту под хвост. Так я не согласен, потому что так мне не интересно жить. Прошу рассчитать меня по моему собственному желанию и убеждению. К сему — Климентий Думин». Да-а! — держа бумажку в руке, Борисов опустился на стул. — Вы знатный человек, Климентий Думин.
Никто не понял, иронически говорит Борисов или серьезно. На Думина он смотрел внимательно и, кажется, тепло.
— Правильно, товарищ начальник, — подтвердил Думин. — Каждый докер — человек знатный. И я в том числе.
Борисов несколько раз утвердительно качнул головой, видимо соглашаясь с Думиным. Потом взял еще одно заявление и так же вслух прочитал:
— «От К. Байкина. Прошу меня уволить в связи с переходом на другое предприятие. Мотивы: я не заводная игрушка, чтобы мной играться. К. Байкин».
Прочитав все заявления, Борисов надолго задумался. Сварщики стояли молча, выжидая. Наконец он сказал:
— И вы полагаете, что с вашим уходом доки перестанут существовать?
Ответил Марк:
— Нет, почему же? Остаются ведь Беседин и Харитон Езерский, наверно , к вам придут и другие Харитоны.
— Вы очень горячий, Талалин! — заметил Борисов. — И не думаете о последствиях того, что делаете...
— Не горячий он, а рисуется! — не выдержал Харитон. — Корчит из себя искателя правды. Вы знаете, от кого весь сыр-бор загорелся, Василий Ильич? От него! Если б не он...
— А почему вы не подали заявление вместе со всеми, Езерский? — неожиданно спросил Борисов.
— Я?.. — Езерский не сразу нашелся, что ответить. — Я?
— Да, вы.
— Я не дурак, Василий Ильич, — Харитон насмешливо посмотрел на Марка и повторил: — Я не дурак, чтобы лезть не в свое дело. Я знаю, чем это пахнет. Мне сказано: на баржу, в затон, я — айда на баржу. Скажут: сваривай ржавые гвозди — буду сваривать. А что? Деньги платят? Платят. В нашей стране за всякую работу платят... А что сваривать — начальству виднее. Правильно я говорю, Василий Ильич?
Борисов не ответил. Раскрыл папку, положил в нее все заявления и сказал:
— Завтра, товарищи, получите ответ. К восьми утра прошу всех зайти ко мне... Или нет, пусть зайдет один Талалин. Как организатор...
— Зря вы так о Талалине, — заметил Баклан. — Езерский плетет, а вы верите. Каждый отвечает за себя...
Борисов не стал спорить. Он только сказал:
— Слова «организатор» бояться нечего, товарищ Баклан. Это не такое уж плохое слово... Значит, до завтра.
Оставшись один, Борисов снова вытащил из папки заявления сварщиков и стал внимательно их перечитывать. Потом взял красный карандаш и жирно подчеркнул на заявлении Думина: «Категорически вам заявляю, что все двадцать тысяч часов работал с пользой для дела. Последние же двадцать два часа... я фактически выкинул коту под хвост. Так я не согласен, потому что так мне не интересно жить...»
— Черт подери! — сказал Борисов и засмеялся. Потом поднял трубку и набрал номер начальника порта.
...Смайдов узнал о случившемся от Баклана, которого встретил вечером на улице. Димка, ничего не утаивая, подробно рассказал ему о разговоре с Борисовым, о заявлениях и о том, что лично ему показался странным такой факт: когда они принесли заявления, Борисов не кричал на них, ничем не запугивал, а был даже вежлив и дружелюбен. Может быть, ему это просто показалось, но нет, такое впечатление создалось не только у него.
Смайдова, однако, слова Баклана не утешили. Идя утром в контору, он заметно нервничал. «Заварили кашу!» — все больше раздражался Петр Константинович.
— Разрешите? — спросил он, открывая дверь в кабинет начальника.
— Заходи, комиссар, заходи!
Борисов вышел ему навстречу и протянул руку. Голос его и какой-то взбудораженный вид еще больше встревожили Смайдова.
Садясь на место, Борисов спросил:
— Ты в курсе событий, Петр Константинович? Или до тебя еще ничего не дошло?
Смайдов тоже сел, мельком взглянул на разложенные на столе заявления.
— Кое-что дошло, — признался он. — Вчера встретился с Бакланом, получил «информацию». Ты, наверно, дополнишь?
— А что говорил Баклан?
— Сказал, что бригада не хочет работать в доках. Все, кроме Езерского.
— Правильно. Но... — Борисов помолчал, потом, глядя в лицо парторга, проговорил: — Чтобы все было ясно, Петр Константинович, я должен рассказать тебе о том, почему это произошло, и о том, что я сам узнал только вчера.
Смайдов удивленно посмотрел на Борисова:
— Понимаешь, оказывается, баржа в затоне действительно должна списываться. Я звонил начальнику порта, он это подтвердил. — Василий Ильич пристукнул ладонью по столу, выругался: — Черт знает, чем они там думают. Сами пишут письма, а потом... Но дело не в этом... У меня нет никакого сомнения, что Беседин знал об этой барже все. И провел меня, как мальчишку. Проходимец!
Петр Константинович встал.
— Ты не думай, — продолжал Борисов, — что я хочу свалить на Беседина. Я тут, конечно, дал маху. Но ты подумай, Петр Константинович, как это он подстроил?.. И видимо, не первый раз. Вот ловкач!
— Хорошо, что ты хоть сейчас это понял, — облегченно улыбнулся Смайдов. — Может быть, этот эпизод и нас кое-чему научит.
— Ты прав, Петр Константинович. И знаешь что? Прочитай-ка вот сии бумажки, — Борисов кивнул на заявления сварщиков. — Честно могу тебе сказать: на меня они подействовали, как свежий ветер. И я вот думаю: работаем мы рядом с людьми, вроде и стараемся узнать их поближе, но все как-то не так, как нужно... В душу, что ли, редко заглядываем человеку?..
— Редко заглядываем, Василий Ильич. Редко, — сказал Смайдов.
ГЛАВА XI
1
Беседин шел в доки с таким чувством, точно победителем возвращался с поля брани. Он ни на минуту не сомневался: в бригаде все перегрызлись, на Талалина, конечно, глядят волками и ждут бригадира, как бога. Знают, паршивцы: Илья Семеныч помчится к Борисову, и завтра же будет полный порядок! Надо вот только решить, как быть с Талалиным. Вышвырнуть его, чтобы не путался под ногами? Или сделать великодушный жест и сказать: «Жизнь, брат, суровая штуковина, к ней надо уметь приспосабливаться. Уметь так, как Беседин, ясно? Ты — отличный сварщик, и для дела будет полезно, если я оставлю тебя в бригаде... Но...»