Страница 15 из 90
глянцевитые, и кусать.
В хоботе две ноздри-трубы, влажные на выходе. Через эти ноздри-трубы
слон и подул на Геку, да не просто подул: провел горячей струей воздуха вокруг
головы, отчего волосы поднимались и опадали так, как металлическая пыль, над
которой описали магнитом круг.
Дома Геке часто хотелось, чтобы его гладили по волосам. Он подходил к
Александре Александровне, готовно наклонял голову.
Она сердилась.
- Котенок выискался. Играй иди. Некогда нежничать.
Если Александр Александрович отдыхал, Гека направлялся к нему. Но и
отец не гладил его по волосам, хоть они и были мягкие, как нейлоновая
Аннушкина шапка. Оправдывался отец тем, будто ладони шершавы, как кокс, -
волосы повыдирают.
Няня Милка подзывала Геку к себе, навивая русые пряди на пальцы, жалела:
- Зачем только они тебя выродили...
Мать ворчала на няню:
- У, потатчица. Ремня ему - не ласки, размазне.
Изредка по ночам прилаживалась бочком на Гекину раскладушку Аннушка.
Крутила подбородком его волосы. То плакала: обратно кто-то обманул, то
смеялась: опять кто-нибудь пообещал жениться. У Геки затворялось дыхание: он
ненавидел запах белого вина, но не прогонял сестру.
Воздушные струи, которыми слон ерошил вихры мальчика, были знойны, но
приятны. Мальчик замер. Гека не просил гладить волосы - он сам догадался. И
ни грубостей, ни жалости, от которой ревмя ревешь. И ласковый не от горя или
счастья. От доброты.
Гека зажал в кулаке выступ обломанной буханки. На корточках подобрался к
настилу. Пританцовывая, слон взял хлеб. Если бы Гека не понравился слону, тот
мог бы подальше распустить хобот и поймал бы за руку. Умный. Не пугает
детей. Алевтина Александровна говорила, у слонов мозги весят четыре с
лишним килограмма. Есть башке чем варить. Интересно, батоны ему по вкусу?
Скормлю один - и хватит. Что на буханку клянчить у Аннушки, что на буханку с
батоном.
Надумал, скармливая слону батон, поставить у своих ног кожимитовую
сумку. Если слон и в самом деле умный, добрый и он, Гека, ему понравился, то
не стащит сумку и не опорожнит.
Едва успел поставить сумку, ее как ветром подняло. Она покачалась в
воздухе - петли ручек в завитке хобота - и села на настил.
Уголками-выступами на конце хобота, что ловки и быстры, точно пальцы
жонглера, слон раскрыл сумку, рьяно топтался и гремел ушами. Казалось, что он
торжествует сам перед собой: ну и молодец - добыл сумку, набитую ароматным
хлебом.
Когда Геку обижали те, кого он не уважал, он редко плакал, но когда
оскорбляли те, кто нравился, то ревел навзрыд.
Ткнулся лицом в колени. В голос не заревел: выгонят из зверинца, однако
сдержаться не смог.
Вдруг что-то гладкое придавило Гекины ступни, а что-то мягкое
притронулось к затылку и нежно пощекатывало шею.
Мальчик вытер глаза, догадываясь, что произошло.
Около него стояла кожимитовая сумка, в ней лежали целы-целехоньки две
белых буханки и гофрированный батон.
Слон не взмахивал ушами, не пританцовывал. Он недвижно стоял и
жмурился. Глаза карие, в красных паутинках кровеносных сосудов на белках.
Жмурился застенчиво, будто говорил:
«Зря ты, мальчик, расстроился. Сам небось всласть озорничаешь! Разве мне
нельзя побаловаться, хоть я и слон?»
«Не сердись, слон. Я виноват. Но я тебя очень люблю».
Слон начал кланяться, а взгляд стал веселый-веселый. И Гека подумал: «Раз
он понял, что я сказал про себя, то теперь так и буду передавать ему свои мысли.
Слон, я еще хочу угостить тебя, только я подойду поближе, и ты меня не ударь».
Гека разломил пополам батон, шагнул к настилу. И в этот момент раздался
крик:
- Назад, пацан! Убьет! Назад!
Гека оторопел, потому и остался стоять в ямке с водой и грязью, куда
наступил.
Наискосок от себя увидел напряженный хобот. Из хобота вырывался
сердитый хрип. Гека догадался, что слон прогоняет того, кто приказывал.
- Назад, пацан!
Пусть приказывает. Гека под защитой слона. Вон у него какие огромные
клыки, даже отпилили острия, чтобы не проткнул кого-нибудь.
Дядька-крикун остановился близ слоновой каторжной ноги. Взмахивал
кулаками, веля Геке уходить.
Слону трудно было поворачиваться, он загибал хобот, протестующе фыркал.
В деревне Попиловке Гека видел заготовителя кож. Дядька, хотевший
прогнать Геку с площадки слона, походил на заготовителя кож - пузом,
натянувшим жилет, морковного цвета ковбойкой и пеньковой шляпой.
Голос крикуна привлек внимание двух служителей. До этого они подавали
команды машинисту автокрана, устанавливавшего на деревянное возвышение
клетки с львами и львицами.
Улыбчивые, в тельняшках служители направились враскачку к Геке.
А в это время слон полуобвил мальчика и закинул на себя. Гека испытал
такой же радостный страх, как однажды в парке, когда его, пристегнутого к
креслу, возносило на стреле в небо, а затем опускало к земле вверх тормашками.
Когда слон переправлял к себе Геку, на спину из сумки выпали половинки
батона. Хобот аккуратно подобрал их и подал Геке, но Гека отказался: батон ведь
был разломлен для слона. Сырой, твердый настил лоснился далеко внизу.
Сверзишься - расшибешься насмерть. Гека крепко сжал пальцами уши слона.
Гека слышал, как служители успокаивали крикуна: бесполезно волноваться,
раз слон не захотел отпустить мальчика.
«Заготовитель кож» рассердился на служителей. Не они в случае чего будут
отвечать. И побежал, разъезжаясь ногами по глине, туда, откуда Гека входил в
зверинец; вскоре он привел старшего служителя. Тот взглянул на слона, потом -
на Геку, покачал кудрявой головой и попросил «заготовителя кож» удалиться.
Едва крикун ушел, старший служитель приказал Гоге - так он назвал слона -
снять с себя мальчика. Гога эластично гнул хобот и кланялся служителю.
Наверно, умолял не трогать их с Гекой.
По требованию служителя слон опустился на колени, позволил снять
мальчика.
Служитель подал Геке сумку и велел уходить.
Гека спрятался за клеткой попугая, которого давеча передразнивал,
дождался, когда служитель ушел дорисовывать леопарда, и побежал к слону.
Гога затанцевал колоннами передних ног, как только опять увидел мальчика.
4
Обычно Геку тянуло к сестре в гастроном: то напьется вишневого соку, то
медяков получит на мороженку.
Сейчас он шел в гастроном без охоты. Огорчит Аннушку. И придется
рассказать при покупателях, куда девал хлеб.
В Аннушкин отдел длинная очередь. Подвезли пиво. Гека пристроился за
женщиной в шелковом платье, холмистой от толщины.
На мраморный прилавок падали жестяные пробки, которые сестра ловко
сковыривала с бутылок.
Сначала Гека увидел Аннушку, затем старшего служителя, приткнувшегося
бедром к прилавку. Или служитель наблюдал, чтоб никто не лез без очереди, или
подсыпался к Аннушке. Она хоть и скуластая и с боксерским подбородком, в
котором будто дырочка высверлена, но с ней, когда бы ни прибежал, обязательно
разговаривает кто-нибудь из дяденек. Не просто разговаривает - на свидание
напрашивается.
Старший служитель спросил, куда съездить на этюды, где была бы мощная
природа, но Аннушка не успела ему ответить: отвлекала Гекина плаксивая
просьба.
- Ань, дай рупь шесть.
- Зачем еще?
- Нужно.
- Скажи зачем.
- После.
Старший служитель взворошил чубик мальчика.
- Брат?
- Брат. Скажешь после, после и деньги получишь.
- Ань, ну дай рупь шесть.
- Один рубль шесть копеек - это по-старому десять рублей шестьдесят
копеек. Пей, - она поставила перед братом стакан вишневого сока. - И беги