Чужой президент

– Так и знал. Забор для тебя не проблема, – оживился он. – Ты мне сразу понравился. – Снял с подвеса рюмку, плеснул в неё из бывшей под рукой винной бутылки, предложил Борису. – Прислугу отпустил, – объяснил он своё занятие.

Борис сделал небольшой глоток и кивнул на выход.

– Кто она? – ему удалось задать вопрос почти беспечно.

Набоков постарался ответить весело, но у него не получилось.

– Жена президента. Не страны, разумеется. Фирмы.

– Она не выглядит счастливой, – заметил Борис. – В отличие от остальных, – рукой с рюмкой он обвёл нечто, долженствующее означать присутствующих на вечеринке.

Набоков не поддержал тему, будто обрадовался шагам и появлению на кухне высокого, розовощёкого здоровяка. Здоровяк подхватил одну из открытых бутылок с белым французским вином, глянув на пёструю этикетку, крупными пальцами-колбасками схватил за горлышки ещё две.

– Ей нравится, – объяснил он почему-то Борису. Затем повернул голову к Набокову. – Заметил? Женьки нет. – И опять пояснил Борису. – Наш главный программист объекта «А». За охрану отвечает. Мне б его заработки, а любит нажраться в нахалягу.

Свободной рукой здоровяк взял бутерброд с красной зернистой икрой, запихнул весь в рот и быстро вышел.

Набоков поморщился, вылил из своей рюмки в рот что-то коричневое и налил себе и Борису виски, взял его под руку.

– Пошли, представлю, – сказал он. – Это она решила позвать тебя.

Он пожал плечами, так показал отношение к капризу женщины, которой не мог отказать, и Борис пропустил его вперёд себя.

Нашли её наверху, в другой гостиной, небольшой и уютной, где под одинокую игру трубы топтались притихшие пары. Только матовый розовый шар с середины пола освещал танцующих, разбрасывал их тени, которые двигались по картинам, по стёклам распахнутых окон, по кожаным дивану и креслам, по телевизору с видеозаписью известного трубача, просто по стенам. Она сидела в кресле в дальнем затемнённом углу, рассеяно выслушивала, что ей говорил сидящий на ковре поклонник с бородкой, который напоминал подгулявшего столичного аспиранта. Увидав Бориса, тут же перевела взор на поклонника в ногах, что-то ему ответила.

– Тебя Оксана ищет, – подходя к креслу, хмуро бросил Набоков сидящему на ковре сопернику.

Тот не пошевелился, однако примолк.

– Пусть сидит, – возразила женщина.

– Первая леди нашего королевства, – сказал Набоков Борису. – Как все королевы, она заколдована. Но это не заразно.

– Прекрати, – попросила она. – Ты пьян.

– А это… – Набоков посмотрел на Бориса, удивился, что не знает, кто он собственно такой.

– Странствующий рыцарь, – неотрывно глядя в синие, бездонные глаза женщины, произнёс Борис. – Да… Рыцарь, который странствует и странствует, и не знает зачем, – повторил он, смиряя волнение.

Улыбка тронула её сухие губы, но глаза оставались серьёзными, изучающими. Она протянула ладонь, позволила ему задержать в своей.

– Я Рита, – сказала она. Вдруг предложила, вставая. – Давайте, потанцуем.

Борис опустил рюмку на журнальный столик, под хмурым взглядом Набокова повёл её к светящему шару, у которого было свободнее.

– Как же мне обращаться к странствующему рыцарю? – слегка отстранилась Рита, когда он наклонился, коснулся носом и губами золотистых, с запахом фиалок волос.

– Борис, – мягким шёпотом вспомнил он своё имя. – Конечно, Борис. Так назвала мать.

– Борис и Глеб… Первые русские святые. Вы верите в магию имён? Вы должны нести часть их святости.

– Тогда в вас скрываются ветреность и ум, скажем… Маргариты Валуа.

Он улыбнулся смелости такого предположения, но улыбка застыла, когда заметил в вырезе платья у высокой груди золотой крестик изумительной, старой работы, несущей отпечаток индивидуальности мастера. В крестик были вправлены четыре красных рубина и голубой алмаз в самом центре.

Рита перехватила его взгляд.

– Пятнадцатый век, – серьёзно сказала она. – Он заговоренный. Все женщины, носившие его, влюблялись в тех, кто им его надевал. – Затем спросила. – По глазам вижу, не верите... Говорите же! Я слушаю.

Он выговорил тихо, почти шепотом.

– Искренность чувств нельзя приобрести… подарком.

– Вот как? – не удивилась она. – А вы знаете, чем?..

Она ждала ответа. Не дождалась и высвободилась из его рук. Пальцами приподняла крестик, словно после его замечания хотела разглядеть внимательнее. Приглушённый свет отразился на нём, блеснул в глаза Борису и пропал. Следом за Ритой он вернулся в угол, к Набокову, который раскинулся в кресле, в котором прежде сидела она, наблюдал за ними, вдыхая из рюмки запах коньяка. Набоков поднялся, уступил место, однако Рита осталась стоять, будто засмотрелась в окно, на залитый лунным сиянием сад.

– О чём так интересно разговаривали? – кисло полюбопытствовал Набоков.

– Что Александр Сергеевич должен писать стихи, – ответил ему Борис. – А Набоков, непременно романы.

– А-а, – Набоков невесело усмехнулся. – Если б знали, как звать мою бабку?.. Мать решила, я буду артистом или кем-то в этом роде. Считала, имя обяжет развивать способности и вкус. Впрочем… Похвастаюсь своей коллекцией, – объявил он Борису, ставя рюмку на подоконник.

Уверенный, что тот пошёл за ним, Набоков направился к выходу из гостиной. Минуя помещения с участниками вечеринки, они прошли к торцевой комнате второго этажа, единственной, которая была запертой. Подобрав код, Набоков открыл прочную дверь, молча ввёл Бориса в свой кабинет. Окна были плотно зашторены, и в темноте Борис двигался следом на слух: мягкий ковёр поглощал звуки шагов, но писк нажимаемых кнопок дистанционного управления, которыми отключалась блокировка и особая сигнализация, помогал ему не отставать не на шаг от хозяина особняка. Угадываемые очертания шкафа с книгами бесшумно сдвинулись влево, и дохнуло сухой прохладой. Несколько шагов узким проходом, и они оказались на винтовой, круто уводящей вниз лестнице. Проход за спиной Бориса почти беззвучно отсекло опущенное компьютером перекрытие, и сверху разлилось мягкое рассеянное освещение.

– Есть лифт, – сообщил Набоков. – Нам он не нужен.

При спуске по тайной винтовой лестнице терялось представление, куда же она их ведёт. Можно было лишь догадываться, – под землю. Внизу спуска бесшумно открылась очередная бронированная дверь, и за ней они очутились в просторном помещении, где уплотнялся и усиливался свет, очень похожий на дневной.

Набоков прервал затянувшееся молчание, пояснил:

– Новейшая компьютерная охрана. И держи себе картины, антиквариат прямо под особняком! Надёжней швейцарского банка. При желании, можно хранить любые суммы ценных бумаг.

– Даже не совсем законные деньги?

Набоков приостановился под сводом, странно оглядел малознакомого гостя с головы до ног.

– У меня здесь только подлинники. Что? Взглянем на Ван-Гога?

Борис внезапно прозрел, кто подарил Рите крестик и с какой целью.

– Заговорённый крестик, пятнадцатого века… Тоже здесь, хранился?

Набоков замер. Трезвея, с минуту смотрел не то на Бориса, не то сквозь него. Потом сухо ответил:

– Нет. – И сказал: – Вижу. Не веришь в мистические силы. Ты слышал об индийском предсказателе?

– Который обещает что-то вроде Апокалипсиса?

Тоном голоса и видом Борис ясно показывал своё отношение к подобным предсказаниям.

– Да, – не желая замечать его легкомыслия, тихо и серьёзно подтвердил Набоков. – Многие ему поверили. Очень многие. До сих пор его предсказания сбывались. С завязанными глазами он указал на точку на прокрученном глобусе. Из неё вырвутся силы хаоса, из неё же они будут укрощены на всей земле. Знаешь, куда он показал?

Было видно, тема его волновала. Борис невольно перешёл на серьёзный разговор.

– Надо думать, в это место? Почти посредине Евразии?

– Верно, – подтвердил с лёгкой усмешкой Набоков. – Только в этом месте каждый сможет сохранить то, что у него самое ценное. Президент фирмы гений! Как угадал?! Вложить в медвежий угол миллиарды и миллиарды, а теперь получать сумасшедшую прибыль. А завтра будет много больше! Ты даже не представляешь, какая будет прибыль у президента!