Страница 33 из 93
Как ушел Алеша Веселовский со своими драгунами на форпост близ Сороки, так и не довелось ему больше видеть Тютчева. Получив известие о казни, горько заплакал Алеша. Капитан Толстой, посмотрев на него, приказал драгунам не тревожить поручика, а сам в тот вечер, закрывшись у себя в мазанке и не пуская никого, кроме денщика, напился зверски.
Между тем Миних одержал победу над турками при Ставучанах и взял приступом сильнейшую крепость Хотин. Русские уже были готовы шагнуть за Дунай, но за их спиной австрийцы заключили мир сепаратный. Нельзя говорить о том, что война окончилась безрезультатно.
Оттоманская империя обязывалась обуздать нападения татар разбойные, возвращала всех пленных, независимо от времени пленения, граница отодвигалась на 80 верст. Под юрисдикцию России переходила крепость Азов. Главное все ж заключалось в том, что русские доказали неоднократно возможность покорения Крыма — этого гнезда осиного, столько веков терзавшего страну, и на ближайшие тридцать лет крупных военных столкновений на рубежах южных не предвиделось.
Ранним октябрьским утром 1739 года, еще затемно, сторож гамбургского почтамта, ежась от предрассветного холода, бренчал связкой ключей, отыскивая нужный ему экземпляр. Наконец нашел, вставил в замочную скважину и со скрежетом провернул его несколько раз. Затем на полотнище навалился, тужась. Тяжелая мощная дверь поддалась и медленно открылась. Зевая, сторож вышел на крыльцо.
Было еще довольно рано и работников почтамта не наблюдалось. Зато его внимание привлекла дорожная сумка, небрежно брошенная прямо на ступенях. Чертыхаясь, сторож нагнулся и поднял ее. Сумка была не застегнута, из нее какие-то бумаги посыпались. Опустившись на колени, он сгреб их обратно и занес сумку внутрь.
Когда через некоторое время прибыли первые служащие, сторож передал им найденные бумаги, и тут изумлению их не было предела. Взору открылись документы, имеющие подписи и печати шведского Королевского дома и султана турецкого. Кроме того, в сумке находились дорожные пасы на имя майора шведской королевской гвардии Мальколма Синклера, подписанные теми же особами высоких кровей.
Весть о подброшенных на гамбургский почтамт бумагах майора пропавшего моментально разнеслась по Европе. Никто не сомневался, что это дело рук русской стороны. Наперебой газеты европейские возмущались коварством и злодеянием славянских варваров. В Стокгольме был просто взрыв негодования. Собравшаяся у русского посольства толпа требовала отмщения и все стекла в здании выбила. Присланные на охрану королевские гвардейцы мрачно взирали на происходящее и не собирались вмешиваться. Они были солидарны с толпой. Дух покойного Синклера требовал отмщения.
Со страниц газетных не сходили все новые и новые подробности, связанные с совершенным преступлением. Наряду со всевозможными небылицами, появлялась и довольно достоверная информация. Газетные писаки вместе с ищейками Тессена исколесили все дороги Силезии и собрали все, что узнать смогли о проезжавших здесь в прошлом году. Нашли видевших и самого Синклера, и тех подозрительных людей, что пересекались с ним. Не было главной улики — трупа. Найти его через год было уже невозможно. Но этого и не требовалось. Главное было достигнуто. Ни у кого в Европе не возникало сомнений, что это сделали русские.
Погромы и преследования русских подданных в Стокгольме возобновились с небывалой яростью. Правительство было вынуждено награду объявить в тысячу серебряных талеров тому, кто выдаст зачинщиков беспорядков. Но все это делалось для отвода глаз. Даже мирные «колпаки» теперь были солидарны в своем возмущении со «шляпами».
Забеспокоились в Петербурге. Сама Императрица обратилась декларацией, через посланников, ко всем дворам иностранным:
«Божьей Милостью, Мы, Анна, Императрица и пр. и пр., … с неописанным удивлением узнали о случившемся со шведским офицером Синклером… Наша Репутация, христианские намерения и великодушие Наши настолько в мире упрочились, что ни один честный человек не заподозрит Нас…»
Мало кто слушал, а тем более верил.
Зато Миних получил приказ: «…убийц Синклера самым тайным образом отвесть и содержать, пока не увидим, какое окончание сие дело получит…».
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — Прочитав, Миних недоуменно уставился на своего адъютанта. — Так, по-моему, говорят русские? А, Манштейн?
— Так, ваше сиятельство, — отвечал тот, пораженный не менее фельдмаршала. — Это что ж, мы должны их Ушакову передать?
— Не бывать этому! Он на казнь их мучительную определит. Знаю я его, душегуба! Вот что, Манштейн, вызывай-ка ты их сюда, в Петербург. Здесь на месте разберемся.
— А везти-то как? Под конвоем? Или тайно? — Отведя взгляд в сторону, спросил адъютант.
— Придется под конвоем, — нехотя констатировал Миних. — Вдруг сбегут.
«И здесь не хочет рисковать, тень на себя боится уронить, — думал, не двигаясь с места, Манштейн. — Надо как-то его убедить попробовать еще раз обратиться к Императрице. Надо сыграть и на его честолюбии, и на страхе за собственную карьеру, ради которой он готов на все».
— Ваше сиятельство!
— Что, Манштейн?
— Ваше сиятельство! Это верные, преданные престолу и Вам лично офицеры.
— Да знаю, Манштейн, знаю, — с силой тряхнул головой Миних.
— Веселовский знаком вам вообще с детства…
— Знаю, Манштейн, — повторил фельдмаршал. — Чего ты добиваешься?
— Экселенц, цесарцы украли у вас решающую победу. Вам не дали закончить войну так, как это должно было. У вас отобрали Молдавию! Украины лишили. Теперь у вас отбирают лучших людей, которые выполнили ваш приказ. Приказ письменный. Помните, я вас предупреждал?
— К чему ты клонишь? Не пойму! — Миних внимательно смотрел на адъютанта.
— Вот к чему, экселенц. Если мы привезем их сюда, да еще под конвоем, с первой же заставы канцелярия Тайная извещена будет, что они здесь. Ушаков «слово и дело» объявит. Он арестует их в вашем доме! Он начнет их допрашивать, и тот приказ письменный всплывет. У вас мало врагов, ваше сиятельство? Тех, которые хотят вашего отстранения? Тех, кто завидует и вашей славе, и вашим успехам? А Ушаков это все использует. И тоже попытается вас очернить в глазах Императрицы. И это сейчас, когда мы стоим на пороге войны со Швецией! И кто, как не вы, должны возглавить нашу армию. А мы потеряем трех отличных офицеров… и дадим все козыри в руки ваших врагов.
— Что ты предлагаешь, Манштейн? — В глазах Миниха загорелся огонь.
— Нельзя передавать их в руки Ушакова!
— Каким образом этого избежать?
— Остерман. За ним всегда стоит Вена. Вена, которая так глубоко оскорбила ваше сиятельство. Герцог Бирон ненавидит Остермана. Вы же помните, ваше сиятельство, он поддержал вас, когда подавал прошение Императрице о титуле герцога Украинского. Что сказал при этом подлый Остерман? Что вызвало гнев Императрицы? «Я думал, он попросит титул Великого Князя Московского!» — прошепелявил лакей цесарский. Объединитесь с Бироном! Оба его брата участвовали в ваших походах. Его сын зачислен в ваш кирасирский полк. Поговорите со всеми тремя братьями. Впереди война со Швецией. Война, которая не будет такой изнурительной и долгой, как предыдущая. Вы же знаете — шведы только бряцают оружием, но к войне не готовы совершенно. Скажите герцогу, скажите Императрице, что все это происки Остермана и подлых цесарцев. Вы достаточно претерпели оскорблений от них. Если кто-то хочет устранения офицеров, ваш приказ исполнивших, то не хочет ли этот некто отстранить и вас? Почему бы не отправить их в Сибирь, в Оренбург, в Тобольск, в гарнизоны и крепости дальние. О них забудут все. А за то, что честно приказ выполнили, можно даже в званиях повысить. Когда сие дело будет завершено, мы тут же вернем их в строй. А сейчас вы предложите Императрице себя. Нужно срочно заняться осмотром наших северных границ и приготовлениями к войне. Лучше вас этого никто не сделает. Вызовите ее ярость и против австрийцев, и против шведов. — Манштейн никогда еще так вдохновенно не говорил с Минихом.