Страница 11 из 93
Анна Иоанновна молча и внимательно слушала, изредка кивая головой.
— Ну, и что за повод дать им денег? — уже соглашаясь с мнением вице-канцлера, спросила Императрица.
— Да хоть те самые сборы рижской таможни, которые так просили шведы в 21 году, поскольку это было их долговое обеспечение перед банкирами голландскими, да царь Петр Алексеевич и слышать об этом не хотел. А сейчас можно. То-то они обрадуются. А мы со своей стороны в новый альянс-трактат пунктики добавим нам выгодные. Шведы их и проглотят под шум золотых монет.
— Сумма-то какая? — прищурилась царица.
— Кругленькая, матушка, — понурил голову Остерман, — семьсот пятьдесят тысяч рейхсталеров.
— Ох ты, Господи, — Императрица даже перекрестилась, — деньжищи-то какие огромные.
— Большие, — согласно закивал Остерман, — только все меньшие, если воевать шведы зачнут с нами.
— Все, — Анна Иоанновна решительно поднялась с кресла и принялась расхаживать по кабинету, — составляй текст трактата, инструкции нужные готовь Бестужеву и немедля отсылай все в Стокгольм. Тянуть более некуда.
— Слушаюсь, матушка. Позволь удалиться.
— Давай-давай, Андрей Иванович, поспешай, — уже не обращая внимания на вице-канцлера, Императрица что-то пристально разглядывала за окном. Может, ворону увидела. Уж больно любила она палить по ним. «Деньжищи-то какие», — подумала Анна Иоанновна, прищуриваясь, как бы целясь в невидимую для нас мишень.
— Эй, кто-нибудь, фузею подайте, — вопрос со Швецией решен был на сегодня.
Остерман потихоньку вышел — выполз из кабинета и к себе домой направился сочинять трактат и пояснения к нему для Бестужева. Завтра надлежало с курьером отправить это все в Стокгольм.
Бестужев имел связи обширные со многими членами риксдага шведского, собирая доношения как от «колпаков», так и от «шляп». И правда, что разница лишь была в цене, которой оплачивались услуги подобные. «Колпаки» делали это почти бесплатно, искренне веря в необходимость сохранения отношений добрых с Россией, и получали вознаграждение мизерное, коим труд писцов оплачивался, переписывавших то, что интересно было министру русскому. Те из «шляп», что имели дело с Бестужевым, являясь противниками России, делали это просто из-за продажности своей, когда принципы и честь дворянская уступали место алчности и безграничному подчинению тельцу золотому. Еще Филипп, отец Александра Великого, говорил, что любую крепостную стену преодолеет осел, нагруженный мешками с золотом. Предатели всегда были, и во все времена эти качества человеческие, которые христиане относят к семи грехам смертным, использовала в своей работе разведка. Но алчность всегда преобладала над всем. Этим и пользовался Бестужев.
Да и секретари его посольства даром хлеб не ели. Владея языком шведским, многие из них переодевались и сливались с толпой на улицах Стокгольма, сидели за кружкой пива, обсуждая оживленно вместе с горожанами последние вести из королевского дворца или из риксдага. Вот и знал Бестужев все, что творилось в столице шведской, на улицах ее, в пивных и дворцах дворянских. С улиц-то, порой, даже интереснее были слухи, нежели с сеймов парламентских. Служащие посольства русского заводили знакомства с лакеями из партии «шляп» — Левенгаупта, Гилленброка, Тессена. Лакей всегда бывает недоволен аль обижен своим хозяином, а русский человек, знакомый с крепостничеством не понаслышке, а на шкуре собственной, не раз поротой, всегда подберет слова нужные, утешительные. И выслушает понимающе, подбодрит и тем расположит совершенно к себе обиженного. Да и кружка лишняя, поднесенная в сей момент, пособит откровенности. А лакеи все знали, что творилось в домах их господ, все слышали, все примечали. Кто был в гостях, когда, что ели, что пили, о чем разговаривали. А за разбитую тарелку иль кубок с вином, опрокинутый да заливший чей-то камзол бархатный, был он по-солдатски нещадно высечен. Теперича, найдя готового выслушать и посочувствовать, он и лил ему душу, позволяя выуживать из себя, выпоротого, все самое интересное. Так и собиралась по крупицам истинная картина.
В июне, в начале самом, Бестужев получил из Петербурга подготовленный Остерманом текст альянс-трактата — нового договора союзного. По сути своей трактат не отличался от заключенного в 1724 году. За исключением двух значительных дополнений.
Первое заключалось в том, что сим трактатом Швеция обязывалась не принимать никакого участия в военных действиях, которые на тот момент вела Россия. Имелась в виду война турецкая. Швеция обязывалась оставаться просто нейтральной. Ее не просили ни помогать России, ни выступать посредником и, тем паче, не вступать в союз с врагами.
А вот второе было гораздо приятнее первого. Россия милостливо соглашалась погасить долги Швеции пред голландскими банкирами, что висели цепями на ней аж с 1702 года. Это было столь радостное известие для шведов, что предыдущее дополнение просто оставалось незамеченным.
Бестужев встретился с премьер-министром Арвидом Горном, изложил ему пункты главные нового трактата, сделав безусловный акцент на то, что Россия берет на себя обязательства долговые перед Голландией.
Ответ последнего был краток:
— Народ Швеции, его парламент, его правительство и, конечно, Его Королевское Величество глубоко ценит дружбу с русской Императрицей и готовы как можно скорей подписать и ратифицировать столь нужный нам трактат. Посему, господин посланник, я берусь сам передать сей документ в королевскую канцелярию и буду лично следить за более быстрым его прохождением и окончательным утверждением самим королем.
Горн (Horn) Хурн Арвид Бернхард (6.4.1664, Халикко, Финляндия — 17.4.1742, Экебюхольм) — шведский военный и государственный деятель. С 1682 г. на военной службе. Во время Северной войны участвовал в Нарвском сражении 1700 г., завершившимся памятным разгромом русской армии; с 1704 г. — генерал-лейтенант, королевский эмиссар в Польше, способствовал избранию на польский престол Станислава Лещинского и заключению Альтранштедтского мира 1706. В 1709–1719 гг. — канцлер королевства, одновременно в 1710–1715 гг. — президент Королевского совета. Оппозиция завоевательной политике Карла XII привела к отстранению Горна от власти. В 1720–1738 гг. Горн вновь канцлер, фактический правитель королевства. Возглавлял дворянскую группировку «патриотов» (называвшуюся партией «колпаков»), проводил политику мира, лавируя между великими державами с ориентацией преимущественно на Великобританию. В 1724 г. заключил оборонительный союз с Россией. Проводил политику меркантилизма. После победы в 1738 г. в риксдаге партии войны с Россией (партии «шляп») отошел от политической жизни.
19 июня 1735 года канцелярская коллегия Его Королевского Величества постановила, что союзный трактат считается возобновленным. Далее оставалось дело только за самим Королем Фредериком.
Здесь и случился некий казус, больно щелкнувший по носу дипломатию французскую. Как мы помним, переговоры посланника Версаля графа Кастея с предводителем шведского дворянства Карлом Левенгауптом завершились заверениями последнего в полном согласии политики Франции и Швеции относительно России и ее злейшего врага Турции. Не доверяя переписке, граф Кастея лично отбыл в Париж, где предстал перед кардиналом Флери. Аскетически высохшая фигура кардинала, укрытая роскошной красной мантией, удивительно контрастировала с горящими глазами, насквозь прожигавшими собеседника, что свидетельствовало о глубокой проницательности и недюжинном уме политика.
— Вы уверены, граф, что партия «шляп» гарантирует нам поворот шведской политики внешней в нужном направлении и для блага Франции?
— Да, ваше высокопреосвященство. Я считаю, что Левенгаупту можно доверять. Он и его партия войны, как их называют — «шляпы», добились значительного ограничения королевского абсолютизма в Швеции, а потому могут быть управляемы из Версаля французским королевским абсолютизмом.