Страница 12 из 100
— Миля, фи!
— Пардон. Или, на языке системы Казиушшсмюк…
— Миля!!
Но было уже поздно. Потому что свет снова погас, а когда через секунду включился, то рядом с уже имевшейся хренацией…
— Итак, будем думать систематически, — сказал Миля, подперев собственный подбородок кулаком.
Оба лингвиста сидели друг против друга за кухонным столом, на котором возвышались все три предмета неизвестного происхождения и ещё три, не вызывавших никаких вопросов, а именно — бутылка и два бокала, вещи, как известно, стимулирующие творческое мышление.
— Для системы фактов не хватает, — пробормотал Зенон, подливая, на правах хозяина, в бокалы. — Не попробовать ли ещё раз-другой? Чтобы не возводить случайность в ранг закономерности.
— Опасно, — не раздумывая, возразил Какадык. — Количество возьмёт да и перейдёт в качество, а оно может оказаться таким, что от нас и мокрого места не останется. Я считаю, что на основании двух… даже трёх фактов можно уже анализировать и делать выводы, хотя бы предварительные. Давай начнём с инвентаризации: что именно мы можем утверждать без сомнений? Каковы бесспорные факты?
— Ну, пусть будет по твоему. Во-первых, я нашел эту…
— Назовём это ежом — для простоты.
— Я нашёл ежа.
— Притом не случайно.
— Разумеется, нет. Был свет и звук, и я совершенно намеренно пошёл посмотреть — что там такое произошло. И нашёл. В совершенно замороженном состоянии. Да я всё это уже рассказывал.
— От повторения истина не тускнеет. Итак, ты нашёл ежа. И он на тебя отреагировал.
— Прилип ко мне, как банный лист.
— Возникает вопрос: прилип бы он к любому приблизившемуся — или сыграла роль именно твоя личность? Иными словами — была ли посылка адресной или нет.
— Для ответа хорошо бы знать отправителя. Но на еже нет обратного адреса.
— Тонкое замечание. Но, может быть, он сам и есть обратный адрес? То есть, он сам себя отправил?
— Проблема. В таком случае, он должен быть или живым существом, или сложным электронным прибором…
— Грань между одним и другим достаточно расплывчата. Во всяком случае, он должен быть очень хорошо информированным. Наш осмотр убедил нас в том, что еж относится, по нашей терминологии, к неразборным, так что заглянуть в него мы не можем. Разве что вскрыть. Но лично я на такое действие не решусь. Потому что на грубость он может отреагировать ещё более грубо.
— Да уж наверное. Вообще-то чем дальше, тем больше он меня тревожит. Зря я во всё это ввязался. Надо было его там и оставить. Пусть его обнаружил бы кто-нибудь другой.
— Зенон! Я тебя просто не узнаю! Произошло уникальное событие…
— Почему бы ему не произойти с кем-нибудь другим?
— Потому что их — или его — заинтересовал именно ты. Хотя и не знаю — какими твоими качествами. Вроде бы…
— Да с чего ты взял, что именно я?
— Вывод напрашивается. Если бы ему был нужен любой человек, он не стал бы возникать тут, а выбрал бы, скажем, городскую улицу, где народу на порядки больше.
— А мы что: уже окончательно решили, что имеем дело с существом, способным ставить задачи и выполнять их?
— Мы это принимаем как рабочую гипотезу. Куда это он?
— Кто? А, Кузя. Ты же знаешь: он большой аккуратист. Никогда не позволит себе напачкать в доме.
— Молодец. На чём мы остановились? Он прилетел к тебе. Нашёл способ попасть вот сюда, в твой дом. И здесь совершил — это можно считать установленным — два необъяснимых действия. А именно — создал, не могу найти более точного слова — создал вот эти два странных предмета, у которых лишь то общее, что они ни на что не похожи, я имею в виду, ни на что, нам известное, и друг на друга тоже.
Оба собеседника уже не в первый раз внимательно оглядели то, о чём пошла речь. Странным образом возникшие предметы явно не относились к естественным, природным образованиям — во всяком случае, по существующим в нашем мире представлениям. Один напоминал… нет, строго говоря, он не напоминал ничего, хотя при желании его можно было бы отнести к произведениям абстрактного искусства: множество плоскостей, пластин разного цвета и площади, пересекающихся под разными углами и заключённых в прозрачную полусферу. Второй — в цилиндре, тоже прозрачном, — наводил на грустные мысли о вскрытии брюшной полости, поскольку видимое больше всего смахивало на кишечник, куда более сложный, чем хотя бы человеческий, но, разумеется, более миниатюрный. И в цилиндре, и в полушарии не было никаких отверстий, а также ни единой кнопки или чего-то другого, что указывало бы на возможность как-то воздействовать на эти конструкции.
— Это лишь предположение. Почему — «он создал»? А может быть, это всего лишь совпадение по времени и пространству, и оба этих гостя никак не связаны с первым?
— Такая вероятность куда меньше. Разумнее, логичнее рассматривать и то, и другое как этапы одного процесса, а не как два независимых явления, странным образом совпавших. Тем более, что…
Миля внезапно умолк.
— Ну, что ты остановился?
— Постой, постой. Мне пришло в голову… Очень может быть… Даже несомненно…
— Да рожай поскорее!
— Мне просто пришло в голову, что эти два предмета появились не просто так. Каждый раз перед тем гас свет…
— Ну, это у нас не редкость.
— …А на миг раньше что происходило, ты помнишь?
— Да вроде бы ничего такого…
— С памятью у тебя плохо. Дефицит. «Ничего»! А на самом деле я уже начал игру — прямо с порога. Произнёс игровое слово! Какой же ты партнёр, если даже не заметил? Не включился?
Зенон медленно кивнул:
— И в самом деле. Нет, услышать-то я, понятно, услышал, но… Если бы тут же свет не погас, я ответил бы, как по игре полагается. У меня и словечко было заготовлено: «Сиулахтупсссинг» с присвистом на конце. Но этот, как ты назвал его, ёж уж слишком сильно меня озаботил.
— И вот тебе последовательность событий: слово — свет — предмет. На какие мысли она наводит?
— Постой, постой… Ты что думаешь: что тут зависимость?
— Почему бы и нет?
— Потому что это невероятно,
— А всё это, по-твоему, вероятно?
Уже через секунду Зенон нашёл ответ:
— Если бы между ними была какая-то связь, то… Я ведь только что произнёс слово! И что? Свет не гаснет, и ничего нового не возникает. Даже Кузя никак не реагирует — а ведь он таких звуков терпеть не может. Потому, наверное, и вышел. Где же зависимость? Нет её!
Эмигель, однако, сдаваться не собирался.
— Во-первых, не сказано, что тут годится любое слово. Нет таких языков, в которых всякое сочетание звуков имеет какой-то смысл. Это раз. И второе: может быть (он слегка приосанился), секрет не только в том, что произносится, но прежде всего в другом: кто произносит? А?
— Ах, по-твоему, тебе оказывается предпочтение?
— Меня с детства хвалили за чёткость артикуляции!
— Почему же в таком случае этого ежа прислали мне, а не тебе?
— Просто потому, что я тогда находился уже на пути сюда. И его подбросили мне, как говорится, на ход. Я ведь к тебе хожу по той самой просеке!
— Какадык! Да у тебя мания величия! Но я тебя быстро излечу.
— При чём тут мания? Простая неоспоримая логика.
— А вот сейчас увидим. Моё слово не сработало? Скажи теперь ты!
— Ну, пожалуйста!
— Нет, скажи!
— Да сколько угодно. Сейчас.
Эмигель Какадык закрыл глаза, несколько раз выполнил полное дыхание по йоге и лишь после этого произнёс громко, нараспев:
— Юглюмарчидарионус!
Прошла секунда, другая…
— Может, тебе помочь? Кузя, — обратился Зенон Птич к возвратившемуся в этот миг коту. — Давай, поможем гостю!
Кузя в ответ лишь выразительно мяукнул.
— Выключим свет, а? Может, тогда сработает это его «Юглюмарчида…»
Закончить Зенон не успел. Потому что свет погас, а когда через мгновение загорелся снова, на полу, рядом с хозяином дома, оказалось нечто, не более понятное, чем возникшие раньше.
— Ну, так что там насчёт предпочтений? — с ехидством в голосе поинтересовался Птич. — Артикуляция, говоришь?