Переворот (сборник)

— Это всерьез?

— Почему нет?

— Какая же связь между всем этим и Пакистаном?

— В это я и собираюсь тебя посвятить. В Пакистане удалось зацепить кончик длинной ниточки. И попался он в руки не нам, а норвежцам. В аэропорту Форнебю в Осло таможня задержала некоего Резу Куреши, пакистанского подданного. У него изъяли три с половиной килограмма героина. Ты прекрасно знаешь ребят нашей фирмы. Они умеют раскрутить даже мертвеца. Этому Куреши убедительно разъяснили, что прокололся он сильно. Что Норвегия не Пакистан. Ему грозит пятнадцать лет тюряги без права на помилование. Когда Куреши это твердо усвоил, ему предложили сотрудничать. Обещали скостить срок до десяти лет. Из них за решеткой придется провести только пять. Куреши все сосчитал и дал согласие. По его наводке в Пакистан выехал мой коллега Ойвинд Ольсен. Парень башковитый, крепкий. В Исламабаде он вышел на дельцов, которые держали в руках всю сеть. Всплыли три имени — Тахир Батт, Манавар Хоссейн и Хамид Хаснейн. Дальше все пошло по обычным канонам, Генеральный прокурор Норвегии Христиан Николайсен потребовал от пакистанских властей ареста этих лиц.

— Краем уха что-то слыхал об этом. По-моему, был какой-то скандал. Но я тогда занимался иранскими делами и не следил.

— Скандал не то слово, — заметил Картрайт. — Был, если говорить точно, взрыв. Хамид Хаснейн оказался президентом «Хабиб-банка». При аресте у него обнаружили пачку счетов и четыре чековые книжки президента страны Зия уль Хака и его жены Шафики Зия. Хаснейн угрожал полиции всеми карами, вплоть до небесных. Требовал дать ему связь с президентам. Это не прошло.

— И что? Я имею в виду Хаснейна?

— Сидит. В центральной тюрьме в Равалпинди. Зия от него открестился.

— Что ж тебя к нам занесло, если правосудие восторжествовало?

— Вместе с правосудием торжествует и наркомафия. Она своих операций не прекратила, а только еще сильнее их законспирировала. После Хаснейна нам удалось зацепить еще одну ниточку. Пакистанская полиция арестовала майора Ла-хуреддина Африди. Он ехал из Пешавара в Карачи, имея в машине двести двадцать килограммов героина. Ровно через два месяца новый арест. Задержанный оказался лейтенантом авиации Кариуром Рахманом. У него обнаружили то же количество порошка, что и у майора. Если реализовать эту отраву, то навар составил бы восемьсот миллионов долларов.

— И что же дальше?

— Нам стало ясно, что наркотики отправляются в Штаты. Это раз. Что делается это с помощью пакистанских военных. Это — два.

— Арестованные подтвердили такие выводы?

— Они исчезли.

— Как так?! Их плохо охраняли?

Охраняли изо всех сил. Сперва обоих поместилй в лагерь Малир, неподалеку от Карачи. Создали строгий режим. И все же оба бежали «при загадочных обстоятельствах». Во всяком случае, так писала пресса. Журнал «Дифенс джорнел» предположил, что побег обошелся каждому всего по сто тысяч долларов наличными.

— Не слабо. И ты теперь намерен найти каналы, по которым порошок ссыпают в Штаты? С чего начнешь?

— Это достаточно ясно. Путь, по которому идет оружие для моджахедов из Штатов, и есть дорога, по которой обратно плывет героин. От Северо-Западной провинции он доставляется в Карачи на грузовиках Национальной группы материально-технического обеспечения. Машины идут по маршруту с опломбированными прицепами. Полиция не имеет права их останавливать и проверять. Прямой путь от Пешавара до Карачи грузовики проходят без помех. В большом объеме груза спрятать пакеты с героином совсем не трудно.

— Как же ты подойдешь к делу? Насколько я понимаю, власти не очень заинтересованы, чтобы кто-то тряс их простыни перед всем миром.

— Я реалист, Чарли. Сделать это трудно. И вот почему. Разведку Пакистана возглавляет генерал Ахтар Абдул Рахман.

— Хвалюсь: лично знаком.

— Не хвались. Этот деятель в полной мере несет ответственность за разворовывание военного снаряжения, которое мы поставляем для афганских моджахедов, и за наркотики, которые поставляются нам.

— Ты заставил меня задуматься, Эндрю, — сказал Смайлс и отодвинул кофейную чашечку.

— Не Эндрю, а Сэлвин, — поправил его Картрайт. — Придется тебе, старина, звать меня только так. Иначе я сам забуду, где нахожусь и кто я такой.

— О’кей, Сэл! Выходит, вывод такой: наркотики и война здесь едины.

— И центр скверны — ваш проклятый Пешавар, — Картрайт тяжело вздохнул и достал сигарету. — Прости, Чарли, я опять завелся.

— В который раз, мистер Мидлтон?

— Кто знает, в который, но завелся всерьез. Меня бесит — мы Штаты — скажи эти слова пингвину в Антарктике, он поймет. Тем не менее нами крутит разная сволочь…

Смайлс понимал — шурин волнуется искренне и глубоко. У него было свое отношение к наркотикам — яростное, нетерпимое, злое. Младший брат Эндрю — Кен, — которого тот любил и опекал с детства, в университете пристрастился к зелью и погиб на игле, не дожив до двадцати трех лет.

— Трудно вам придется, мистер Мидлтон, — в голосе Смайлса звучала дружеская подначка. — Мы впутались в эту свалку с одной целью — досадить Советам. И своего добились. Мы их порядком обескровили. Это доставляет немалое удовольствие вашингтонской администрации. Поэтому прекратить поставки оружия сюда ты не сможешь. Значит, не иссякнет поток зелья в обратную сторону.

— Ты мыслишь точно как те, кто не слушает твоих советов, Чарли. Впрочем, насколько я понимаю, тебя и держат здесь для того, чтобы делать все наоборот, после того как станет известно твое мнение. Верно?

— Бывает и такое.

Картрайт в отчаянии махнул рукой и сказал с горечью:

— У меня часто возникает желание надраться и не трезветь.

— Что же мешает?

— Понимание, что это не выход. Надерешься, отключишься на какое-то время, потом придешь в себя и увидишь — все на своих местах. При этом сохранится ощущение кошачьего дерьма под языком. Короче, лучше не станет, а хуже может быть. Ладно, хватит об этом. Время уходит, и надо заниматься делом. Главное сейчас найти выходы на тех, кто причастен к оружию и наркотикам одновременно. Ты должен помочь.

— Как ты понимаешь, Сэл, проблемы порошка меня не занимали. И все же я советую начать с Аттока.

— Атток? Что это?

— Такая же дыра, как все вокруг. В Аттоке размещены курсы диверсантов. Там собрана вся сволочь, которую только нашли за Хайбером. И уж наверняка среди них есть те, кто связан с твоим предметом. Ты их быстро найдешь.

— А если нет? — сказал Картрайт. — Тогда что, идти к Рэнделлу и открываться?

— Повторишь заход. Есть еще одна клоака, не менее глубокая. Мирамшах. Правда, это на юго-западе и подальше.

— Тоже отстойник тины?

— Точнее, дерьма. Семь сотен головорезов. Подготовка к акциям саботажа. Паноптикум зла во всех обличиях.

— Спасибо, Чарли. Я, пожалуй, сразу начну с Мирамша-ха. Да, кстати, ты проглядываешь книгу учета посетителей шефа?

— А что?

— Сегодня в приемной я встретил бородача. Типичный моджахед из-за Хайбера.

— Из посторонних в книге учета записан только некий

Мирза Джалад Хан. Кто он, я не интересовался. У босса круговорот посетителей. И чаще всего конспиративных.

— Так вот, Чарли, я разглядел этого Мирзу Джалад Хана. Зеленая чалма, борода, усы — все здешнее, азиатское. Но глаза мне показались знакомыми…

— Давай без загадок.

— Бьюсь об заклад, у твоего шефа был Мэтью Вуд.

— Вуд?! — Смайлс удивленно вскинул брови. — Вот уж не знал, что он здесь.

Тыс ним знаком?

— Знаю его работы. Лет десять назад он опубликовал в «Нэшнл джиографик» две прекрасные статьи по Афганистану. Они вошли в фонд востоковедения. Потом Вуд сразу исчез с горизонта, как провалился.

— Он не исчез, Чарли, — сказал Картрайт с усмешкой. — Он просто поменял методику работы и ушел в ЦРУ.

Картрайт не ошибся. Бородатый моджахед в полувоенном мундире, перепоясанный широким ремнем, на котором висел нож в ножнах, отделанных медными бляхами, был Мэтью Вуд. Он провел в кабинете Рэнделла более часа.