Переворот (сборник)

Трещала голова, во рту стоял подлестничный кошачий запах, а глотку жгла жаркая сухость. Взяв со стола бутылку, которую он на ночь наполнял водой из-под крана, припал к горлышку и стал глотать крупными глотками пахнущую хлоркой жидкость.

Окончательно придя в себя, Квасов оделся и пошел к облюбованному таксофону, который без обмана соединял его с абонентами. Позвонил по номеру, который дал ему Крымов.

— Встреча состоялась, — доложил Квасов по-военному. — Рыбка клюнула.

— Прошло нормально? — спросил Крымов с привычным подозрением. Служба давно приучила его к чрезвычайной осторожности в ведении самых пустяковых дел.

— Нормально. Кстати, тебе мой привет не передали?

— Какой привет? — в голосе генерала прозвучало нескрываемое удивление. — И кто его должен был передать?

— «Хвост», который ты приклеил к заднице газетчика.

— Ты уверен, что он был? — теперь Крымов не сумел скрыть беспокойства.

Квасов понял: генерал досадует, что его агента удалось расколоть так быстро и просто.

— Даю руку на отсечение.

— Верю, старик. У тебя глаз — алмаз. Вторую часть акции на некоторое время задержим. Понял?

— Аванс? — спросил Квасов заинтересованно.

— Он твой.

— Лады, командир.

Не откладывая дела в долгий ящик, Крымов пошел с докладом к Дружкову.

— С газетчиком не все ладно, — сообщил он шефу озабоченно.

Дружков насторожился.

— Что именно?

— Квасов засек, что за мальчиком следят.

Дружков посмотрел на Крымова с пристальным вниманием.

— Ты за ним своих не цеплял?

— Боже упаси, Иван Афанасьевич.

— Тогда кто? ФСК — отпадает. Им Жаров перо в зад не вставлял. А вот Петяше Хрычу он насолил крепко. Может, это его люди?

— Похоже, — согласился Крымов. — Только где он взял исполнителей?

— ГРУ, — высказал соображение Дружков. — У них своя кузница кадров. Вот и сшибают куски для Петяши.

Дружков со злостью махнул рукой, словно хотел что-то срубить саблей.

— Этот дурень Квасов подумал, что «хвост» наш?

— Да, и просил агента передать мне привет.

— Он назвал твою фамилию?

— Само собой.

— Вот дурак! Остается надеяться, что о проколе агент своему шефу не доложит.

— В этом не сомневаюсь, Иван Афанасьевич. Но меры надо принять.

— Что предлагаешь?

— Выяснить, кто пасет мальчонку. Квасова списать после выполнения задания. Он тіік глупо засветился.

— Хорошо. Завтра приклей к Жарову своего водилу. Лучше двух. Кровь из носа, но узнать, кто его пасет. А насчет Квасова — решай сам. Тебе с ним виднее. Главное — не засветись ни в том, ни в другом деле.

Крымов улыбнулся.

— За нами такое не водится.

* * *

Выяснить, кто и почему пасет Жарова, Крымов поручил двум своим лучшим специалистам наружного наблюдения — капитанам Бабкину и Гудимову. Вычислить тех, кто сел на хвост журналисту, не составило большого труда. Его прямо с утра от самого дома повел невысокий серый мужчина малоприметной наружности. Увлекшись слежкой, он совершенно не заботился о своей безопасности. Это был либо дилетант, либо чрезвычайно самоуверенный человек, убедивший себя, что контрслежка за ним невозможна.

Во второй половине дня, когда Жаров был в редакции, произошла смена «хвостов». Бабкин повел утреннего трудягу, чтобы выяснить, кто он и откуда, а Гудимов остался, чтобы вычислить сменщика.

В шесть вечера, когда Жаров был в редакции, Бабкин по рации вышел на Гудимова.

— Довел до дому, — доложил он. — Живет на Дмитровском шоссе. Адрес есть.

— Вызови машину и приезжай ко мне, — приказал Гудимов, бывший старшим группы. — Второго будем отлавливать и потрошить.

— Понял, — доложил Бабкин и отключился.

Стоял тихий, по-летнему чудесный вечер. Пресненскую площадь переполняли автомобильные потоки. Над перекрестком стояло облако синевы бензинового перегара.

Жаров вышел из редакции рука об руку с маленькой черноволосой женщиной. Гудимов сразу обратил внимание на ее несоразмерно широкие бедра. Подумал язвительно: «На такую мужу со шкафа прыгать можно — не промахнется». Улыбнулся озорной мысли и двинулся за «хвостом», который быстро пересек улицу и приклеился к парочке.

Гудимов вел беспечного наблюдателя до тех пор, пока тот не проводил Жарова до дому и, посчитав свою миссию оконченной, дал себе отбой.

Взял Гудимов провожатого Жарова в тихом вечернем Чапаевском переулке. Окончивший работу «хвост» беспечно шел по улице, даже не оглядываясь назад. Гудимов прибавил шагу, быстро нагнал его. Было уже темно.

Точным, многократно отработанным на тренировках движением Гудимов схватил «хвоста» за горло, надавив одновременно на подбородок, чтобы зажать ему рот, и нанес сокрушительный удар — сперва в солнечное сплетение, затем в челюсть. Человек обмяк и стал оседать на землю. Гудимов отволок безвольное тело к железным гаражам в глубине чужого двора и положил на мокрую после дождя землю. Вынув из кармана шнурок, связал пленнику ноги в коленях, прихватил запястья и запихнул в рот туго свернутую тряпку. Затем, слегка поднатужившись, затащил его за мусорный контейнер.

По договоренности заранее вызванный Бабкин должен был ждать с машиной неподалеку — у кинотеатра «Ленинград».

Справившись со своим делом, Гудимов включил рацию и сказал напарнику, куда подогнать машину. Вдвоем они втащили связанного пленника в машину и бросили на заднее сиденье. Захлопнув дверцу, Гудимов сам сел за руль. Напарник устроился для страховки рядом с пленником.

Через несколько минут они подъехали к тихой улочке, носившей имя Академика Ильюшина. Гудимов прижал машину к тротуару, заглушил двигатель, погасил огни. Вдвоем они быстро и тщательно обыскали пленника, прощупав даже швы на костюме и рубашке. В руках Гудимова оказалось удостоверение личности офицера, металлический личный знак, записная книжка. Чтобы прочитать документы, пришлось зажечь свет в салоне. Закончив чтение, Гудимов присвистнул. Пленник оказался слушателем академии военной разведки Министерства обороны России.

— Ну, молоток! — сказал Гудимов с удивлением, когда пленник пришел в себя. — Значит, капитан Тужилкин. Виктор Федорович. Очень приятно. Будем знакомы.

Гудимов подхватил капитана за плечи и посадил на сиденье поудобнее. Вынул кляп изо рта. Погасил свет.

— Теперь давайте поговорим, Виктор Федорович.

— Я ни о чем с вами говорить не буду, — упрямо, по инерции приверженности к офицерскому кодексу чести сказал Тужилкин.

— А вот это уже глупо, — объявил Гудимов. — Тем более что от откровенности зависит ваша судьба. Не к лицу вам изображать из себя Зою Космодемьянскую. Да и вешать я вас публично не собираюсь. Вон на той стороне деревья. Утром вас найдут под забором холодным, с сильным запахом алкоголя. Да, Виктор Федорович, я забыл представиться — мы из службы федеральной контрразведки. Журналист Жаров — вам что-нибудь говорит эта фамилия? — обратился к нам за помощью. Ему показалось, что за ним следит мафия. Оказалось, это военная разведка…

— Нельзя оставлять капитана без альтернативы, — сказал Бабкин задумчиво. — Можно оставить его живым, но тогда придется сообщить министру обороны, что мы застукали офицера армии на деле, которое противоречит Конституции России. Так ведь обстоит дело, капитан?

— Я выполнял приказ.

— Нет, все же его надо убрать. Меньше хлопот. И начальству его будет легче списать — что возьмешь с алкаша?

— Что вы хотите? — спросил Тужилкин. От волнения у него сел голос.

— Это я скажу чуть позже, — ответил Гудимов. — Сейчас важнее рассказать вам о перспективах сотрудничества с нами. Ваши документы у меня. Сегодня я сниму с них ксерокопии. Завтра вы все получите назад. Начальству докладывать о происшедшем не надо. Если вы себе враг — доложите. Уверен, вас катапультируют из академии и из армии в двадцать четыре часа. Вам никто не поверит, что вы говорите правду о том, с кем имели дело. Мы, конечно, откажемся от контакта с вами. Только откровенность, Виктор Федорович, обеспечит безопасность и продолжение службы…