Страница 1 из 8
Гарри Тартлдав
Разуй глаза
Киости глядел на юг. Туда же, куда глядели все прочие волшебники и ученые Муссалмийской империи. Сквозь прогалину между деревьями — на горы, отмечавшие, так сказать, спинной хребет жаркого континента. Даже теперь, когда в здешних низинах царило душное и потное лето, на высочайших пиках этих гор лежал снег. И две белые вершины, расположенные поблизости одна от другой, курились паром. Или это был дым?.. Киости покачал головой. Далекие вершины казались близкими соседками, но в действительности их разделяло множество миль.
В прежние дни муссалмийские карты горной страны содержали предостерегающую пометку: «ЗДЕСЬ МОГУТ ВОДИТЬСЯ ДРАКОНЫ!» Киости, бывший тогда учеником, видел множество таких карт. Некоторые были оригиналами, другие — копиями, воспроизведенными согласно закону подобия, с тем чтобы обеспечить доступ к ним широкой ученой общественности. Но пометка всюду оставалась одной и той же. Сослагательное наклонение никогда не менялось на изъявительное.
Ныне, однако, наступила иная эпоха. Если в здешних тропических горах и впрямь водились драконы, муссалмийцы желали об этом знать. А если не водились — империя желала в том убедиться. Если нынешняя экспедиция не обнаружит вообще ничего или даже выяснится, что там никогда ничего и не было, барды, без сомнения, все равно наплодят сказок. Киости до этого не было особого дела: пусть их, если охота. Барды и легенды о древних временах — это одно. А вот беспокойство военачальников, тревоги высших сановников — совсем другое…
Киости не особенно верил, что исследователи вправду обнаружат драконов. Он полагал, что драконы являлись всего лишь фигурой поэтической речи, заимствованной из богатой мифологии бледных, тощеньких коротышек — коренного населения континента. Тем не менее право на ошибку Киости за собой оставлял. Но даже если он был прав и там отродясь не водилось огнедышащих громадных червей — почем знать, что именно отыщет там экспедиция?
Один из проводников-туземцев указал вперед, на далекие горы.
— Драконы ли ваша это ищете там? — спросил он на ломаном языке, почесывая под набедренной повязкой. Другой одежды у него не имелось. Это обстоятельство, вкупе с неправильным, чуждым грамматике муссалмийским, заставляло Киости полагать, что туземец был не слишком умен.
— Да, Штоджей, мы собираемся искать там драконов, — ответил волшебник примерно так, как ответил бы слабоумному ребенку.
Штоджей не обиделся, по крайней мере, ничем этого не показал. Туземцы давно успели понять — если выдать имперцам свой гнев, может произойти что-нибудь нехорошее. И маленький бледный человек лишь сказал:
— Ваша это иди горы, ваша это находи там драконы.
— Поглядим, — снисходительно отозвался Киости.
Спрашивается, что знал обитатель джунглей о горах? Что вообще он мог о них знать?
Штоджей проговорил что-то еще, но Киости не очень расслышал, что именно. Мимо неторопливо прошла туземная девушка или молодая женщина, ее нагие груди болтались, подпрыгивая на каждом шагу. Здешние женщины не отличались в лучшую сторону от своих мужчин. Оно и понятно, особенно если учесть гадостный климат. Тем не менее Киости не был единственным муссалмийцем, у которого от вида туземцев глаза лезли на лоб. Отнюдь, отнюдь.
По имперским стандартам местные женщины считались весьма доступными. Помнится, кто-то намекал на это Киости еще до плавания на юг. Кто именно, волшебник теперь припомнить не мог, но тот человек явно знал, о чем толкует. Киости улыбнулся, вспомнив об этом.
— Ну что? Мы готовы?
Это говорил барон Тойво, отвечавший за всю экспедицию. Он состоял в Имперской академии в Тампере, недалеко от столицы, и был близок к императорской семье. Но даже без учета этих обстоятельств перечить ему определенно не стоило. Он был рослым, очень сильным и обладал весьма крутым нравом. Киости нисколько не удивлялся тому, что барону очень редко говорили «нет».
Тойво снял широкополую соломенную шляпу и помахал ею из стороны в сторону.
— Тогда вперед!
И они двинулись вперед, готовые или не очень — какая разница?
Муссалмийская власть простиралась до самого подножия гор. Это совсем не означало, что имперцы попадались в джунглях на каждом шагу. Большинство муссалмийцев, которые вообще туда отправлялись, либо пускались в путь с пустыми руками, в надежде что-то приобрести, либо успевали в чем-нибудь напортачить — и весьма успешно сами обращались в ничто.
Экспедицию, двигавшуюся на юг, передавали с рук на руки — от племени к племени, от одного клана к другому. Несколько медяков, горстка стеклянных бус, парочка дешевых заклинаний — вот и вся плата. Была ли она достаточной? Здесь, в тропических лесах, все перечисленное считалось богатством.
Киости успел испытать нужду в целительном заклинании, чтобы избавиться от болезненной и раздражающей хвори, которая привязалась к нему через несколько дней путешествия, после того как он переспал с одной из полуодетых местных красоток. Не все местные болезни легко поддавались заклинаниям, разработанным имперцами, но эта скоро отступила, и Киости вздохнул с облегчением.
Чем дальше путешественники продвигались на юг, тем реже попадались туземцы, понимавшие муссалмийский. Один из волшебников, хитроумный лингвист по имени Сунила, соорудил колдовской словарь, до некоторой степени работоспособный. По крайней мере, с его помощью объясняться было легче, чем жестами. Барон Тойво, конечно, бранился, поскольку словарь действовал не идеально, но бранился вполсилы, а значит, не так уж сильно сердился.
— Сегодня ночью берегитесь цалдариса, — сообщила одна из последних групп туземцев, которую они встретили. Самое главное слово сообщения магический словарь не расшифровал.
— Объясните мне, что такое этот… цалдарис? — терпеливо переспросил Киости, сам чувствуя, как изуродовал незнакомое слово. — На что он похож? Что он делает?
Туземец, с которым он беседовал, охотно пустился объяснять. При этом он не избегал кровавых подробностей. Вскоре Киости усвоил, что цалдарис был какой-то разновидностью вампира. Среди муссалмийцев немедленно начались разговоры, для которых словарь Сунилы вовсе не требовался.
По крайней мере половина считала, что маленький светловолосый человечек в клочке ткани на бедрах всего лишь старался их запугать либо просто делился собственными суевериями. Благо дома, в империи, вампиры были существами столь же легендарными — даже мифическими, как выразились бы скептики, — сколь и драконы.
Те же, кому по душе были тайные знания, выуживали из кладовых памяти средства, способные остановить вампира. Называли чеснок, розы, солнечный свет. Туземец, предупредивший путешественников, охотно согласился с этим последним. О розах ему ничего не было известно. На тропическом континенте росли цветы всех оттенков радуги, но обыкновенных роз здесь не видали. И о чесноке туземец слыхом не слыхивал. Его соплеменники пользовались иными специями. Один из поваров дал ему понюхать пряности, привезенные имперцами. Судя по жуткой гримасе, которую скорчил беловолосый, он предпочел бы вампира.
Муссалмийцы его мнения не разделяли. Кое-кто, прежде чем забраться под одеяло и натянуть сетку от комаров, натерся измельченным чесноком. Киости принадлежал к числу тех, кто от этого воздержался. Он не слишком верил в вампиров. Но даже если они вправду существовали, он полагал, что северная пряность действительно остановит тропического кровососа…
На другое утро его разбудили солнечные лучи. Никто не потревожил его во сне. И туземных носильщиков. И его соотечественников, натершихся чесноком. И тех, кто не натирался… За исключением одного картографа по имени Реландер. У него обнаружились два прокола на горле, а на лице застыло странное выражение спокойного удовлетворения. Из всех трупов, которые когда-либо видел Киости, Реландер выглядел самым довольным…
Возможно, это оттого, что он все еще лежал в тени. Когда наконец до него добралось солнце, его черты исказились, а кожа начала съеживаться. Подобное следовало бы назвать невозможным, но Киости наблюдал это собственными глазами, с трудом сдерживая рвоту. И он понимал: Реландер, может, и был трупом, но умер не до конца.