Продажная девка Генетика

«Возникает вопрос, — с горечью пишет Леонтьев, — как долго еще исследователи, работающие в таких смежных отраслях, как демография, социология и политология, с одной стороны, и экология, биология, науки о здоровье, инженерные и различные прикладные дисциплины, с другой стороны, будут воздерживаться от выражения озабоченности по поводу состояния устойчивого, стационарного равновесия и блестящей изоляции, в которой оказались экономисты-теоретики в настоящее время?» Перефразируем это высказывание Леонтьева, выразив его суть: до каких пор остальные ученые будут терпеть положение, при котором звание «ученого» дают людям, занимающимся пустопорожним умствованием и паразитирующим на одураченном обществе? Хотя уместен и вопрос — а в других науках что, ученые сильно отличаются от экономистов?

Вот давайте представим, что было бы с Советским Союзом, с нашей экономикой, если бы у нас не было ученых-экономистов, если бы советский народ не кормил на своей шее этих паразитов. У кого бы спрашивали совета Горбачев и его придурки, как проводить перестройку? Да, наверное же, у тех, кто умеет хозяйствовать, — у Шуйского и Чартаева. И тогда, глядишь, и Ритка Тэтчер с Жоркой Бушем не смогли бы оказать на жиденький умишко генсека такого влияния, и тогда, глядишь, действительно бы перестроился СССР, имел бы гибкую и высокоэффективную экономику, поскольку советские хозяйственники развили бы ее в естественном, эффективном направлении. Но это если бы да кабы, а на самом деле мы советских ученых-экономиков вовремя не передушили. Не догадались! И перестройщики слушали титанов мысли из АН СССР, а это такая академия, что ее и Гитлеру не пожелаешь.

Вот и оцените: если наших отечественных ученых, взятых в среднем, назвать «продажными девками», то кто должен больше обидеться — ученые или продажные девки? По сведениям, поступающим от компетентных в этом вопросе лиц, продажные девки в целом являются высококлассными специалистами в своей профессии и сравнение с учеными для них должно быть оскорбительно. Кроме того, они не прутся в Думу и на телеэкраны, не рядятся в тогу элиты нации и ее радетелей. А в этом случае скромность, знаете ли, тоже украшает.

ОДА ВОЛУ

«Хочу» и «надо»

Какой-то политик сказал: «Чем больше я узнаю людей. тем больше начинаю любить собак». Грубо, конечно, но после основного текста о наших ученых и политиках в Приложении в самый раз будет поговорить о каком-нибудь настоящем и приятном животном.

Работа отличается от развлечения тем, что вторым можешь заниматься, а можешь не заниматься, а вот работу не делать нельзя. Обязательность — это тягостная сторона работы. И прекрасно, когда работа — это и есть твое увлечение и развлечение — тогда нет тягости. Вот у меня примерно такая работа: я пишу о том, о чем хочу, меня не заставляют писать ни деньги, ни начальники. Кстати, и всех остальных авторов «Дуэли» тоже никто не заставляет писать, но они могут писать, а могут не писать, мне же не писать нельзя — положение обязывает.

Более того, оно обязывает писать то, о чем надо писать, — о текущем моменте, о важных событиях и даже

об истории применительно к текущему моменту. А ведь появляются темы, о которых хочешь написать потому, что заметил нечто, что до тебя никто не увидел, но эту тему ну никак не привяжешь к текущим событиям. И боишься, что напишешь, а читатели возмутятся — совсем Мухин спятил, тут такое творится, а он вон о чем пишет! Будет как с Паршевым, когда тот для души написал о том, кто такие варяги, а отзывы на статью пришли только отвратные, дескать, делать ему нечего. А мне давно хотелось исследовать вопрос о том, откуда у русской земельной меры «десятина» взялось такое название? Мне это интересно, но что подумают читатели?

Посмотрите на нашу историю — это ведь история царей и войн. Главного в русской истории — русского человека — совершенно нет. Никому не интересно, как он жил, как строил избу, как и чем пахал, как одевался, как делал сталь, как ткал, как торговал и т.д. и т.п. Вот сколько было любовников у Екатерины II — это нам надо, без этого мы обойтись не сможем. А вот попади мы, «цивилизованные», даже с необходимые набором инструментов в XVIII или даже XIX век — мы сможем выжить? Что, пропитание будем добывать тем, что за деньги рассказывать про Екатерининых хахалей? Культура — это степень развития знаний, но ведь мы же со своими знаниями, оставшись один на один с природой, немедленно подохнем. И это культура? Неужели знание о том, как вырастить хлеб, имея только свои руки и голову, менее интересны даже сами по себе, нежели знания о том, какие интриги были при царском дворе? Что нам от тех интриг? Мы что, зная их, сможем повлиять на интриги нынешнего двора? А вот знание о том, как жили наши предки, по меньшей мере не дало бы компостировать нам мозги различными легендами, составляемыми в угоду каждому очередному режиму.

Кто такие волы

Вот Владимир, просто русский, попрекает меня в главе 5 «Дуэли», что я не знаю, при помощи какого животного пахали землю наши предки. Полагает, что сохой они пахали от бедности, а были бы богаты, то пахали бы плугом и тянула бы плуг лошадь. Тем более на черноземе, который, по мнению Владимира, легче, чем нечерноземные почвы. Ведь в Воронежской области, из которой родом родители Владимира и которая является черноземной областью России, пахали на лошадях, а то, что на Украине и Дону иногда впрягали в плуг волов, так это оттого, что казаки очень уважали боевого коня и не грузили его недостойной работой. Давайте не спеша в этом деле разберемся.

Сначала о волах, поскольку лошадей все видели, хотя бы в кино. Вол — это охолощенный (кастрированный) бык, на Украине и в казачьих областях России его чаще всего так и называют -- «бык». А быка-производителя, которого оставляют на племя, называют бугаем. Одного бугая достаточно для 40 коров, поэтому остальных бычков кастрировали, и если они годились в работу, то не забивали на мясо, а приучали ходить в ярме.

Ярмо представляет собой два горизонтальных бруса, соединенных посередине вертикальной стойкой. Расстояние между брусьями позволяет завести в ярмо шею вола до вертикальной стойки, после чего шея фиксируется с края вертикальной занозой через сквозные отверстия на концах брусьев ярма. В мое время заноза была железной: стальной прут с головкой сверху. С другой стороны ярма заводится второй вол, и получается упряжь. К центральной стойке крепится толстая жердь-оглобля, а она — к телеге. Других элементов упряжи нет — ни уздечки, ни вожжей. Быков погоняют голосом или кнутом, поворачивают тоже таким же способом.

' В мое время левый вол (если я что-то не путаю) имел имя Цоб, а правый — Цобэ. Если ездовой хотел повернуть направо, надо было покрикивать левому волу: «Цоб, Цоб» — и поглаживать кнутовищем. Цоб убыстрял шаг и заходил за Цобэ, сворачивая направо. Если хотел свернуть налево, то соответственно давалась команда для Цобэ. Если хотел тронуть их с места или увеличить их усилия, то окрикивались и стегались оба: «Цоб-Цо-бэ». Но вообще-то волы умные: видят дорогу или борозду и сами понимают, чего от них хотят в данном случае. Недаром Малиновский пишет, что пахал на волах 12-летний подросток, примерно такой и у меня был командир, когда мы с ним возили на быках воду (мне был 9-й год). Это, между прочим, тоже достоинство вола, но у него их еще много.

Вол за счет более коротких, нежели у лошади, но более мощных ног развивает несравнимое с лошадью тяговое усилие. Упираясь загривком в верхний брус ярма, а грудью в нижний, пара волов потащит груз, от вида которого пара лошадей упадет в обморок. Правда, утверждают, что с обычными нагрузками лошадь чуть ли не на 40% выносливее вола. Кроме того, не сумели изобрести подковы для раздвоенного воловьего копыта, а посему вол не годится для обледенелых дорог — он на них как его мать корова на льду. Но вол чрезвычайно силен, покорен и работоспособен. (Чтобы в похвалах волу не сильно обижать человека, скажу, что по работоспособности и выносливости живых существ, равных человеку, нет. На первых Олимпийских играх марафонцев сопровождала конная полиция, и она вынуждена была четыре раза менять лошадей, то есть темп бегущего человека лошадь (правда, со всадником) выдерживает едва 10 км).