Страница 5 из 9
По поводу второй версии, требующей более детальных пояснений, надо вначале сказать следующее. А.М. Щастный, вероятно, подозревал большевиков в тайных связях с представителями иностранных государств. В ходе обыска у него изъяли записку «Мотивы ухода», которую Алексей Михайлович написал 25 мая для себя и не собирался обнародовать. В ней есть следующий тезис:
«Против кого должна быть направлена сила флота?
а) против финляндцев – на воде они не противники;
б) против немцев – они поддерживают Советскую власть, поэтому мы уже в руках немцев»[13].
Известно, что стратегические цели и взгляды Германии и большевиков на исход Первой мировой войны совпадали. Но по целому ряду конкретных практических вопросов эти интересы коренным образом отличались. Немцы рассматривали противоположную сторону в качестве подрывного элемента, силы, способной подорвать боевой дух российской армии и вывести Россию из войны. Вместе с тем следует согласиться с мнением историков, считающих, что «удержание социалистов у власти после окончания войны не входило в планы германского правительства».
Революционеры же рассматривали предлагаемую им материальную поддержку как средство, необходимое для достижения своих целей, среди которых приоритетное место отводилось организации революции и в самой Германии. В общем, «каждая сторона надеялась переиграть другую»[14].
По сути, Алексей Михайлович оказался в 1918 году в силу своей должности в эпицентре сложнейшей политической игры, касающейся судьбы Балтийского флота. Игру эту вели все заинтересованные стороны.
Англичане предпринимали усилия к уничтожению российских кораблей, предполагая тайный сговор (или зная о нем) большевиков и представителей немецкого Генштаба. Поэтому капитан английских ВМС Кроми (английский разведчик, фамилия которого фигурирует в материалах дела), с одной стороны, вел секретные переговоры с большевиками об уничтожении кораблей за крупное вознаграждение, а с другой – с помощью тех же английских фунтов добыл, вероятно, документы, свидетельствующие о тайных сношениях Совнаркома с кайзером, и, видимо, нашел способ, чтобы они оказались на столе у командующего флотом.
По большому счету вопрос даже не в подлинности или подложности этих документов, изъятых у А.М. Щастного после ареста. Информация стекалась к нему из самых разных источников и сосредотачивалась в его штабе. Он ее сортировал, изучал, анализировал. И установил для себя, о чем свидетельствуют все его шаги, четкий водораздел. Делать только то, что нравственно с точки зрения российского офицера, то, что на пользу Родины и в ее интересах. И наоборот – любые действия и приказы власти, являющиеся в его понимании предательскими, слепо не выполнял, старался корректировать, оттягивать по времени под разными предлогами. Самый наглядный пример тому – его позиция, связанная с уничтожением кораблей флота за деньги.
Вместе с тем Щастный пытался все это делать, говоря современным языком, в правовом поле. Он не был заговорщиком, руководствовался впитанными с детства понятиями о чести и совести. Но эти понятия для большевиков не имели существенного значения, когда речь шла о захвате и удержании власти. Они вели свою игру. Не отказываясь от английских денег, всячески пытались скрыть наличие германских субсидий, которыми в течение нескольких лет подпитывалась ленинская партия.
Не исключено, что Л.Д. Троцкий пошел на изощренную хитрость: с помощью английских денег пытался отработать задолженность перед немецким Генеральным штабом. Щастному же в это время давались путаные, противоречивые указания с целью добиться от него перебазирования кораблей в Кронштадт лишь тогда, когда, по их мнению (и немцев тоже), сделать это, исходя из ледовой обстановки, было бы уже невозможно. Или взорвать – но без боя и крайней на то необходимости. Да так, чтобы корабли остались на плаву, став легкой добычей большевистских финансовых покровителей[15].
А.М. Щастный в такой ситуации был вынужден вести свою игру. С единственной целью – спасти флот. Причем для него, как и для нас сегодня, первостепенное значение имело не установление фактов финансовой поддержки большевиков немцами, о чем в те дни говорило полгорода, а выяснение путей и способов компенсирования выплаченных большевикам денег. Щастный, вероятно, полагал, что тайные договоренности по этим вопросам были достигнуты в Брест-Литовске и расплачиваться решили флотом. Свидетельство тому содержится в воспоминаниях Г.Н. Четверухина, писавшего со ссылкой на адмирала С.В. Зарубаева (Щастный встречался с ним накануне вызова в Москву): «Алексей Михайлович находился в крайне возбужденном состоянии, нервно ходил из угла в угол, в своей каюте на “Кречете”. Затем, остановившись, сказал прерывающимся от волнения голосом: “Сегодня, 21 мая, Беренс сообщил мне секретную резолюцию Троцкого, которую он наложил на моем последнем донесении. Вы понимаете, что он предлагает мне, русскому морскому офицеру? Составить списки лиц, которым должны быть поручены работы по уничтожению судов, для выплаты им денежных наград за удачное выполнение взрывных работ. Значит, я должен вербовать этих Иуд Искариотов и обещать каждому за его грязное дело тридцать сребренников! И еще: усиленно проповедуя необходимость коллегиального обсуждения всех подлежащих решению важных вопросов, он почему-то в данном случае не доводит его до сведения Совкомбалта, понимая, очевидно, что это вызовет бурю негодования. Он замыкает его только на меня, с тем чтобы в случае необходимости сказать: ’’Товарищи, да это подлое дело рук одного Щастного!” Поэтому я прихожу к убеждению, что в Брестском мирном договоре имеется тайный пункт об уничтожении флота, который и объясняет настырность Троцкого в этом вопросе…”»[16]
Обстоятельства исследуемого дела дают основания полагать, что на арест и осуждение Щастного так или иначе действительно повлияли три взаимосвязанных события: Брест-Литовский мирный договор, Ледовый поход и мятеж Минной дивизии.
Рассмотрим их подробнее.
Согласно пятому пункту Брестского договора, суда российского флота должны были сосредоточиться в русских портах, в противном случае они подлежали разоружению. В особо опасном положении оказался Балтийский флот, базировавшийся к тому времени в Гельсингфорсе (ныне – Хельсинки). Тяжелая ледовая обстановка в Финском заливе крайне осложняла переход кораблей в Кронштадт. Приход к власти в Финляндии антисоветских сил (белофиннов) и высадка на финской территории (на полуострове Ганге) в начале апреля германских войск создавали реальную угрозу захвата Балтфлота.
Боевая ценность флота к тому времени упала до нуля, а процесс распада его боевой организации и дисциплины только увеличивал опасность непредсказуемых действий со стороны флота. По существу это означало: флот и в Кронштадте, и в Новороссийске по-прежнему оставался «дамокловым мечом» над Брестским договором. В майские дни 1918 года большевики оказались перед жестким выбором – или надежно подчинить флот, или уничтожить его.
Между тем ряд историков полагают, что хитрость большевиков «оказалась игрушкой в руках грубой немецкой силы… Троцкий не перестал исполнять приказания
Германии, данные ему как генералом Гофманом в Брест-Литовске, так и в Петрограде, непосредственно от Русского отде-ла немецкого Генерального Штаба… Троцкий поэтому справедливо обвиняется в подготовке и постановке последнего театрального акта»[17].
Народный комиссар по морским делам Павел Ефимович Дыбенко
Включал ли этот театральный акт наиболее драматическую сцену об уничтожении флота или о его передаче своим спонсорам? Исключать этого нельзя. Но по причине нехватки доказательной базы однозначного ответа нет и сегодня.
13
Там же. Л. 18.
14
Фельштинский Ю.Г. Крушение мировой революции. Брестский мир. М.: Терра, 1992. С. 34.
15
Ряд историков ссылается на документ, перехваченный русской контрразведкой, из которого следовало, что «Троцкий предложил немцам хитроумный план: взорвать часть кораблей по немецкому, а часть – по английскому способу! Для реализации плана он собирался… посадить на все корабли своих агентов для наблюдения за тем, чтобы взрывы кораблей, предназначенных к сдаче, были произведены в последнюю минуту как бы в состоянии паники, неумелой рукой, так, чтобы к моменту подхода германской эскадры эти корабли не имели бы хода, но в то же время могли быть сравнительно быстро исправлены и введены в строй немецкого флота. Все же остальные корабли должны были быть взорваны так, как требовали англичане, то есть по-настоящему» – см.: Великие тайны великих людей. М.: Современник, 1998. С. 262.
16
Четверухин Г.Н. Сполохи воспоминаний // Морской сборник. 1991. № 11.
17
Тайна Октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор: Документы, статьи, воспоминания / Сост. В.И. Кузнецов. СПб.: Алетейя, 2001. С. 272.